только раздражать тех, кто копошился на земле.
Уцелевший автор, который и спровоцировал эту катастрофу, спокойно отсиживался в своём бункере.
Ещё несколько часов, и можно будет выходить — сейчас же опасно, любая бесформенная мысль, будь даже о случайном числе, способна нанести вред.
Ожидание и распад 2.
— Сегодня у меня, — гудит машина предложением, а затем глаза случайного прохожего издают звук чихающих псов. Перемешивание продолжается — с каждой секундой усложняясь и становясь абсурднее.
Установка-наблюдатель, перемещается на гусеницах по городу и сканирует окна домов.
Жители, занятые тем, что привыкают к новым звукам, не замечают этой странной, в общем-то, бесполезной, фигуры.
Она же, движимая единственной целью — поймать момент, когда погаснет последнее окно, не останавливалась. Выхлопная поэзия оставляла позади неё след графомании, что, впрочем, также никем не замечалось.
Но тысячи попыток, ни к чему не привели — хотя бы одно окно, да продолжало гореть. Что же делают все эти люди?
Здания рушатся, распадаясь облаком антиквариата и ломких, беззащитных людей — а значительно изношенных механизм, по-прежнему ведёт поиски.
Астрономы не поверили своим глазам, когда увидели его.
Великий слепец пролетал совсем недалеко от Земли. Громадный, жуткий на вид, он мог бы одним движением уничтожить нашу планету, если бы только проявил к ней интерес.
Мир затаил дыхание, ожидая всеобщей катастрофы или чудесного спасения.
Всё обошлось, он улетел прочь.
Однако учёные отправили вслед за ним несколько искусственных спутников, продолжая наблюдение через все доступные телескопы. Это существо, имевшее гуманоидные черты, было величайшей загадкой, над которой можно было работать.
Несколько лет эта история была на слуху, строились различные догадки — но ввиду небольшой скорости объекта, долгое время ничего интересного не происходило. Десятилетия сменяли одно другое, люди продолжали заниматься своими делами, эры разума переходили во всеобщее помешательство войной, и о слепом гиганте вспоминали скорее как о каком-то сказочном герое. Только несколько научных центров получали сигналы с данными от изрядно устаревших искусственных спутников.
Это были фотографии и короткие видео, на которых фиксировалась незначительная активность гиганта, которая, однако, могла подтвердить, что это живое существо, а не какое-то странное образование.
Но всё изменилось, когда практически сто лет спустя после первого появления недалеко от земли, гигант достиг небольшой солнечной системы, где вокруг солнца вращалось всего три планеты.
Он активизировался, направившись к ближайшей из них — дав возможность скептикам убедиться, что землянам действительно повезло, что он тогда пролетел мимо и не проявил себя.
Приблизившись к планете вплотную, он обхватил её своими гигантскими руками и стал водить ими по поверхности. Можно только представить себе, как его разрушительные пальцы ломали горные гряды на неизвестной планете, оставляя навечно на ней следы.
С этой же целью он направился к дальше.
Каких только теорий не выдвигалось — но многим показалось, что тот читал на ощупь целые планеты, проникая в тайны, доступные только ему.
Он бежал по улице, ощущая каждой клеточкой, как за ним гонится чудище из городской пыли, плитки и волос тех, кто живёт тут. Даже частичка его самого преследовала его, и от этого становилось только хуже.
— Прочь скорее отсюда, — подгоняла его мысль.
И в его голове сложился образ места, где его ждёт спасение — с самого детства он восхищался открытым пространством, зелёными полями, где никого нет.
Осталось только покинуть черту города, и он спасён. Под открытым небом, в поле, продуваемом всеми мыслимыми ветрами, ему ничего не грозит.
Привычки крюками впившиеся в тело рвали кусочки плоти, а он сплёвывал кровь, смешанную со страхом и стыдом в канавы, но продолжал бежать. С каждым шагом его ноги стачивались, становясь на несколько миллиметров короче, но он не смел, посмотреть вниз и убедиться в правдивости своих ощущений.
Жестокие голоса окликали его, предлагая всё, что ему вздумается, но прочь, прочь…
Разорвав финишную ленточку страхов, он оказался в поле, заросшем ничем не примечательными растениями, в которых сейчас не было ничего от той зелени, о которой он так мечтал.
Огромный, рифлёный кусок неба навис над ним и стал снижаться.
Ещё секунда и свободный человек почувствует его солёный вкус у себя на языке.
— Не нужно, тут слишком высоко, — говорит мне единственный друг.
Внизу акварельные волны перемешиваются палитрой, от которой у меня захватывает дух.
Жёлтые рыбки видны даже отсюда, и они кругами плавают внизу — словно создавая туннель, мишень или что-то подобное, готовое впустить меня.
Я совсем не слушаю своего уже бывшего друга, которого я отпускаю и расстаюсь с ним навсегда.
Самое примечательное в нём в это мгновение, это то, что у него появились муравьиные челюсти, которыми он бормочет свои шаблонные фразы, пытаясь меня отговорить. От этого у него такой забавный вид, что я искренне смеюсь.
Старательно проговаривая на муравьином языке, я говорю ему, что всё будет хорошо, и я вернусь прекрасным рисунком.
Он смотрит на меня как на идиота, и не понимает ни слова.
Всю свою хрупкую жизнь она провела в ожидании хруста.
— Операция прошла успешно, но ваша дочь родилась особенной, — сказал врач, падающему по спирали в обморок отцу.
У девочки были листья-ноги, зелёные и плотные, но на которых было невозможно нормально стоять.
Всё своё детство она провела в клиниках, которые исследовали её случай, писали научные работы и защищали статьи. Что-то из этого помогло ей, и к начальным классам школы она научилась ходить, или «мягко шелестеть», как говорили её любящие родители.
Казалось, что всё будет хорошо.
Но счастье продлилось недолго — девочке стало хуже.
— Лиля, мы тебя очень любим, не бойся ничего, — утешали они, в то время как в глазах отца кружились воспоминания.
Листья-ноги стали желтеть, как осенью и усыхать. Появилась опасность того, что они сломаются, если она сделает любое неосторожное движение.
Девочка больше не вставала.
В открытое окно было видно кусочек неба, и по нескольку раз в день там пролетали чайки. Она смотрела на них и мечтала о свободе.
Ветерок подхватил её и понёс жёлтым комочком по улицам, прочь от слёз родителей и грустных мыслей, мягко опустив её на кучку таких же красивых листьев в парке.
Если кто-то наступит на неё, услышит тихий хруст.
Проблемы навалились отрывками фраз, что связали самые разные сферы его жизни нитью неудач.
— Прощай,
