— Не знаю. Думаю, меня мучил стыд.
— Джон и Пенни сделали вам подарки.
— Да, в некотором роде.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, не знаю, подарки мы получили или…
— Награды?
— А может, что-то еще.
— Например?
— Например… Даже не знаю. В принципе нам сказали, что мы это выиграли. Но получили как подарки, так? А может, это была взятка, призванная убедить нас забыть про Джинджелла. Честное слово, не знаю. Я находился на том этапе жизни, когда отчаянно стремился к определенности, надеюсь, вы меня понимаете. А подарки Джона и Пенни скорее усилили сумбур в моей голове.
— О мистере Джинджелле разговор заходил?
— Нет.
Нетти сорвала обертку с коробки.
— Круто! — воскликнула она, доставая из коробки камеру «Никон супер-8».
— Они новенькие, Нетти, — вставил Джон. — Изготовлены в прошлом месяце.
Пенни повернулась ко мне, улыбнулась:
— Ты не собираешься открыть свою?
Я кисло улыбнулся и начал снимать обертку. Помнится, при этом думал: «Эти камеры дорогие. Чем мы заслужили такие подарки?»
Последующее помню смутно. Все как-то удалилось, я с трудом поддерживал разговор. И далеко не сразу врубился, что Джон говорит о какой-то университетской конференции. Уловил только последний кусок.
— Все эти люди из департаментов образования со всего мира приехали в город на прошлой неделе, мы показали им фильмы, отснятые вашим классом, и мы решили, что ваши — лучшие.
На лице Нетти отразилось недоумение.
— Но ведь только мы с Нетти довели работу над фильмом до конца, — раздраженно бросил я.
— Да, и потом, кто это «мы»? — спросила Нетти.
Пенни пожала плечами:
— Джон, я… несколько сотрудников его департамента. — По тону чувствовалось, что она удивлена нашей реакцией.
Нетти уже начала что-то говорить, но я ее остановил:
— Одну минуту. Вы хотите сказать, что показывали остальные фильмы, хотя их еще не смонтировали?
Джон проглотил кусок торта.
— Да. — Он явно считал, что мы раздуваем из мухи слона.
— Я думаю, это неправильно, — продолжил я. — Несправедливо сравнивать наши фильмы с незаконченными работами. Я думаю, мы не можем принять эти награды. — Я посмотрел на Нети и увидел, что она на моей стороне.
Джон нервно рассмеялся:
— Ладно. Не воспринимайте их как награды. Считайте, что это подарки по случаю окончания школы. — Он поднял стакан и предложил тост за 2/31 класса Пенни выпуска 1975 года. Я посмотрел на Пенни. Она очень хорошо нас знала и выглядела совсем как в тот момент, когда вернулась после схватки со Стинсоном. Я встал и ушел.
— Эти камеры…
— Да.
— Как вы объяснили их появление родителям?
— Мне ничего не пришлось объяснять. Я ее не взял.
— А Нетти?
— Она сказала матери правду. Сказала, что ее фильм признали лучшим в школьном конкурсе и в награду вручили камеру.
В предпоследний день обучения в начальной школе я встретился с миссис Легги, психологом районного департамента образования. По какой-то причине нас вызывали не по алфавиту — я попал к ней последним. После стандартного напутствия с пожеланием удачи миссис Легги взяла со стола результаты моего теста.
— Тебя, видно, больше всех расстроил уход мистера Джинджелла, не так ли? — спросила она, раскрывая папку.
— Да, — ответил я.
— Что ж, я рада, что ты это пережил. А теперь ты хотел бы, чтобы я сказала, какие профессии компьютер считает для тебя оптимальными?
Я кивнул.
— Тогда слушай. В порядке убывания: цветочник, гробовщик, военный.
Наше последнее возвращение домой из начальной школы. Мы с Нетти едва ли перекинулись хоть одним словом. Нетти, конечно, могла бы сказать, что гордится мной за то, как я вел себя у Джона и Пенни, и полностью согласна с моими словами, произнесенными там. Но она уже повторила мне это дважды, а я практически не отреагировал. Что вспоминать прошлое! Тем более говорить о нем. Полагаю, настроение у нас было одинаковое: нам обоим хотелось вобрать в себя все то, что мы видели: дома, деревья, автомобили, домашние животные — все то, мимо чего мы ходили долгие годы учебы в начальной школы. Помнится, мне пришла в голову мысль, как мало я о них думал, что они превратились для меня в ориентиры, по которым я определял свое положение во времени и пространстве. И помнится, я сам же себе и возразил, потому что мы, дети, всегда думали обо всем. Только ничего особенного с ними не происходило. Все застыло, знакомое и привычное. Или по крайней мере такой мне запомнилась моя жизнь в то время.
Восьмой класс. Ты на дне, как в каком-нибудь фильме. На самом дне. Ты — зеленый, ты — маленький, ты — безволосый от ресниц и ниже. Обмен веществ у тебя как у ребенка. Я, разумеется, говорю о мальчиках, к которым себя причислял. У нас с девочками контраст самый разительный. Большинство из них к этому времени уже молодые женщины. А если они еще не молодые женщины, то их защищает безразличие молодых женщин. Большинство мальчиков — бесполые, по существу, дети. Есть молодые мужчины и есть молодые женщины… но в восьмом классе очень много мальчиков.
Это был тест на выживание. Неожиданные происшествия. Унижения. Ты подчинялся неудачникам. Ты проигрывал неудачникам. Под неудачниками я подразумеваю тех озлобленных козлов, которых так сильно били, пока они не достигли нашего возраста, что теперь они могли только бить тех, в ком видели свою подрастающую смену. Но таких, как я и Голтс, это не смущало. Школа знала, что мы идем. Спортсмены были в привилегированном положении, мы могли помочь школе одержать новые победы, поднимаясь при этом на новые ступени школьной иерархии, становясь героями. Те, кто участвовал в этой игре, приглядывали за нами, брали под свое крыло. И неудачники это знали. От нас держались подальше, видя, что мы под защитой, что любой выпад против нас будет жестоко отомщен. А кроме того, жажда насилия заставляла их искать новые жертвы. Алистеров Ченей и Джеффри Смит-Гарни, которым приходилось расплачиваться. Им предстояло испытать удары полотенцем, познакомиться с теснотой запертых шкафчиков в раздевалке, прочувствовать, каково это — получить по морде на глазах у тех, с кем ты вырос, кого считал своими друзьями.
Но с негласной защитой не все было так просто. Существовал неписаный свод правил. Скажем, в выборе одежды. Ничего яркого, кричащего. Не следовало привлекать к себе внимание. Своим поведением ты как бы доказывал, что согласен на защиту. От тебя требовались определенные жертвы. Ты не мог сближаться с теми, кого неудачники выбрали своими жертвами. Иначе могла возникнуть путаница. То же относилось и к представительницам противоположного пола. Ты мог смотреть только на самых красивых, чтобы показать своим защитникам, что ты такой же, как они.
Вот почему мне пришлось расстаться с Нетти Смарт.
— Это далось нелегко?
— Нет. Но каждый все понимал — такова необходимость. В школе все точно так же, как в религии, рок-музыке, моде, капитализме… куда ни посмотри.
— По вашей классификации, Нетти была «собакой»?
— Не собакой, конечно же, нет. Просто человеком, с которым тебя не должны видеть.
— В отличие от Синди Карратерс?
— Да.
Синди Карратерс. Легендарная Синди Карратерс. Что я могу сказать о Синди Карратерс?
Мы все знали о ней с пятого класса. Уже тогда до нас доходили слухи, что в начальной школе Черчилля, соседней с нашей, учится ослепительно красивая девочка, которую зовут Синди Карратерс, красавица, каких свет не видывал. Описания разнились, что только возвышало ее в наших глазах. Еще больше интриговали нас разговоры о том, что Синди будет учиться в той же средней школе, что и мы, в Пойнт-Грей, которая традиционно славилась сильной баскетбольной командой и, что более важно, ее группа поддержки считалась лучшей в столице БК[10]. Вот почему все: и мальчики, и девочки — хотели как можно больше узнать об этой Синди Карратерс.
Школа Черчилля располагалась в юго-восточной части Шогнесси. По существу, в Окридже. Жили там в основном евреи, и именно еврейские дети, учившиеся в нашей школе, первыми рассказали нам о Синди. Не то чтобы они видели ее собственными глазами: Синди не была еврейкой, а они знали лишь еврейских детей. Мы получали информацию о Синди через вторые или третьи руки. Тогда так было. Вы должны понимать: мы жили в очень маленьком мире.
Вот что мы знали к тому моменту: Синди — это нечто. Нордическая красавица. Длинные белокурые волосы, синие глаза, высокая и стройная. Ее сравнивали со всеми, от Фарры до Сюзи Куэтро. Ее старшая сестра, еще более красивая, работала моделью в агентстве Марти Росса. Это служило доказательством того, что со временем Синди станет еще красивее, как минимум такой же, как старшая сестра. Что же касается других членов семьи, то отец Синди, Чак Карратерс, был старшим партнером брокерского дома «Энтон, Карратерс и Мид». Бобби не сомневался, что речь идет о том самом Карратерсе, которому когда-то принадлежал рекорд средних школ БК в тройном прыжке. Мать Синди, Конни, как мы тоже узнали от Бобби, состояла в родстве с изобретателем «Клоретс»[11] и, кроме того, завоевала титул «Мисс Ванкувер». Как и Биллингтоны, жили они в голландской колонии.
