Аэниэ заворожено следила за появляющимися кольцами — одно, второе, третье… Расплылись. От дыма щипало в носу.
— Помогает? Ну давай…
* * *
— Он говорил никому не говорить, но… Ты никому не скажешь? — Золотинка пытливо вглядывалась в опущенное лицо Аэниэ. Та встрепенулась:
— Конечно, не скажу. А что там у вас?
— Ну… — Золотинка смущенно потупилась, потом снова вскинула голову. — Понимаешь, Лав нас нашел! Причем знаешь где? В Арде!
— В Арде или в Арте? — не удержалась Аэниэ.
Помня наставление Лави, она действительно подружилась с новенькой девочкой — это оказалось на удивление легким делом. Золотинка, все еще чувствовавшая себя чужой в этой стае, с такой доверчивой готовностью откликнулась на попытку Аэниэ наладить отношения, что той даже стало не по себе. Ей-то эта девочка была совсем не нужна… Только потому, что об этом просила Лави… Да и не то, чтобы это имело такое уж огромное значение — просто если делать то, что хочет Лави, то можно получить кусочек самой эльфки — ее время, ее внимание, ее саму.
Золотинка оказалась страшной болтушкой, можно было просто задать ей вопрос — а дальше спокойно слушать и иногда даже отключаться, потому что трудно было вынести непрерывный поток речи. Правда, слушать Золотинка тоже умела — другое дело, что сама Аэниэ не была расположена что-либо ей рассказывать. Тем не менее, иногда приходилось, и Аэниэ по мере сил просвещала ее, объясняя и про тусовку, и про глюколовство, и про игры… Золотинка поглядывала на нее с опасливым восхищением, видимо, считая ее древним и многоопытным монстром.
— Наверное, в Арте все-таки…
— Вот и не путай, — наставительно сказала Аэниэ, щелкнула зажигалкой, закурила — слегка закашлялась, — и?
— Понимаешь… Там мы были муж и жена… — девочка смущенно засмеялась, покрутила головой, — эльф и майя.
— Да-а? — Аэниэ выгнула бровь, изобразила удивление.
— Да! Только там так забавно получилось! Я — эльф! Из Эллери! Представляешь? Я всегда это чувствовала… Чувствовал!
Аэниэ сморщила нос, притворяясь, что вот-вот чихнет — так смешно девочка старалась втиснуть себя в образ эльфа-Эллеро.
— И звали меня там — Ахто!
Аэниэ вскинула голову:
— Что?!
— Ну, Ахто! А майю — Тхурингветиль! Представляешь? Та самая Тхурингветиль! И потом меня казнили на скале, а ее хотели развоплотить, но ничего не вышло, только изранили ее, а потом мы…
Аэниэ уже не слушала. На забытой сигарете нарастал столбик пепла, но она не замечала этого. Она ничего не слышала и даже почти не видела — все утратило очертания, расплылось в мутном тумане, затянувшем глаза. В голове билась только одна мысль: "Не может быть."
— Что с тобой, пушистая?
— Ничего…
— Ну я же вижу… Что случилось?
Лави рядом, Лави обнимает за плечи, Лави легонько касается ползущей по щеке слезы. Совсем близко — сквозь тонкую рубашку чувствуется тепло ее тела. Дыхание — у самого уха.
— Да так… Дома всякое-разное… Родители… — язык с трудом поворачивается на вранье, но не говорить же, что на самом деле! По крайней мере — сейчас.
А Лави обнимает крепче, прижимается — и горячая волна поднимается изнутри, кружит голову.
— Бедная пушистая… — шепот, и нежно-щекотное движение губ эльфки — от уха, по шее вниз…
Глаза закрываются сами, в голове все мутится, хочется — таять в руках, все забыть, все отбросить. Какое значение имеет вся эта ерунда? Главное — Лави тут. Ее можно взять за руку, можно обернуться к ней — всем телом, прильнуть — вот она я, я твоя…
Звонок. В дверь. Аэниэ почувствовала, как мгновенно напряглась Лави, вся превратилась в слух — Нэр пошла открывать — кого там принесло?
— Мяу! Золотинки пришли!
Словно ушатом холодной воды окатили. Аэниэ вздрогнула.
— Мур! — крикнула Лави в коридор, а на ухо девочке прошептала: — Ну, держись там, пушистая! — тут же извернулась, вскочила — выбежала в прихожую, и оттуда донесся ее веселый голос. Что именно она говорила — Аэниэ не стала вслушиваться. Машинально пригладила успевшие растрепаться волосы, стараясь не встречаться глазами с Дарки и другим застольным народом. Взяла со стола бокал — чей? Свой? Чужой? Неважно… Поставила обратно, так и не сделав ни глотка, поднялась.
— Народ, пойду я.
— Чего ты? Рано же еще! — это Йолли. ("Ну, спасибо, лапушка…")
— Рано-то рано, но у меня на завтра еще одна фигня не доделана. ("Ага, сделаем хорошую мину при плохой игре… Вдруг да и поверят…")
— Нууу… — протянула длиннокосая девочка, — а жаль.
— Удачи. — Аэниэ взмахнула рукой и вышла, не дожидаясь ответных прощаний.
В прихожей уже никого не было, значит, лишних вопросов тоже не будет. Как же жжет глаза… "Что, нравится литовский праздник Обломайтис?" — язвительно спросила себя. — "Будем праздновать… До утра… Дура…" Она и сама не знала, кого так ласково поименовала.
Звон чашек из кухни, голоса, смех. Нэр явно занята чаем. "Ма-астер," — передразнивает про себя Айрэнэ.
— Ну, Тху-ури! — игриво звенит радостный голосок, и тут же, другим голосом — успокаивающее бормотание.
"Уговаривают деточку поумерить децибелы…"
Так, шнурки готовы, плащ есть, застегнуть можно и потом, перчатки вроде не потерялись… Теперь тихонько открыть дверь ("Треклятый замок!"), теперь — на лестницу, дверь — прикрыть. Все.
Пассажиры троллейбуса с неприкрытым изумлением и страхом косились на девочку, застывшую на заднем сидении у окна. Лицо девочки было неподвижно, но ногтями правой руки она медленно, размеренно полосовала кисть левой — сначала следы оставались белые, потом розовые, затем розовое набухло красным. Люди отводили взгляды. Девочка сложилась пополам, ткнулась лицом в ладони. Плечи дрогнули и застыли. Больше она не шевелилась до самого метро.
— Ой, а ты сердиться не будешь?
— Ну как же я могу сердиться на таких пушистых… А что такое?
— А… — золотоволосая девочка потупилась, стрельнула лукавым взглядом из-под ресниц, — я нечаянно Аэниэ сказала…
— Что?
— Ну, про нас… Я правда нечаянно… А он хороший… Правда, это не страшно?
— Сказала… — Лави усмехнулась, хрустнула пальцами, — Сказала — так сказала, что уж теперь… — вполголоса, — поживем — увидим.
— Чего?
— Да ничего, муррр, — эльфка нежно улыбнулась Золотинке, легонько стукнула ее по кончику носа, — все нормально, пушистая… Ты лучше расскажи, что там еще насмотрела…
Звонок.
— Ма-ам, возьми трубку, я занята! — Аэниэ со злостью швырнула на стол карандаш, схватила другой. Карандаш, конечно, ни в чем не виноват, но надо же хоть на чем-то сорвать злость?
— Алло? Да, конечно… Спасибо, хорошо… Светочка, давно вы к нам не заглядывали…
Карандаш хрустнул в пальцах и сломался.
Мать заглянула в комнату:
— Держи, доча. Тебя Света.
— Слышала… — процедила Аэниэ, забрала трубку, вернулась к столу. — Алло?
— Привет, пушистая! — "Какая веселая… С чего бы это?" — Ты чего — уже который день не показываешься? Дорогу забыла? Ты же знаешь — у нас наработки к игре, все такое… А ты взял и делся. И ни слова, а? Ну что я должен думать?
— Да ничего страшного… Просто дел полно, по учебе… — набрав в грудь побольше воздуха, — Знаешь, мне бы поговорить с тобой…
— Ну так в чем дело? Приходи, выберем время.
"Неужели еще не знает? Не верю…"
— Да у тебя вечно шум такой… Давай лучше в городе.
— Ладно тебе! Посидим на кухне — первый раз, что ли?
— Ну… Посмотрим…
— Так когда будешь?
— На днях постараюсь. Вот подразгребусь с делами…
* * *
Кругом сновал народ: кто-то садился за столик, кто-то уходил, кто-то пытался куда-то подсесть, а его не пускали, кто-то выкликал знакомого, и изредка из общего шума плескали выкрики молодых ребят на раздаче, но Аэниэ любила эту забегаловку. Здесь никто ни на кого не обращал внимания, и можно было быть в толпе — но одной. Вздохнув, девочка обернулась — как раз вовремя, чтобы заметить нацелившуюся на место рядом с ней раскрашенную девицу:
— Занято здесь!
— А…
— За-ня-то! — как всегда в таких случаях, Аэниэ яростно подумала что-то вроде "Только попробуй — убью!!!", и это, как всегда, сработало. Видимо, кровожадная мысль достаточно ясно отразилась в ее глазах, так что девица, посмотрев на нее получше, спорить не стала и убралась восвояси. — Дхойна… — презрительно пробормотала Аэниэ и тут же забыла о ней. Аэниэ ждала Лави.
Ей стоило огромных усилий выцепить эльфку и вытащить ее в город — та упорно не соглашалась, предлагала поговорить у нее дома или пересечься в Эльфятнике, но Аэниэ, проявив неожиданное для себя самой упрямство, все же настояла на своем. Она прекрасно знала, что дома никакого разговора не получится: рядом будет крутиться кто-нибудь из свиты ("А если Золотинка, так вообще кранты…"), да и сама Лави — просто посмотрит, улыбнется, скажет что-нибудь, и решимость растает, как снег, а вся старательно заготовленная речь вылетит из головы, и останется только глупо улыбаться и таращиться как завороженной…
