– За что ты меня так?
Вслед за этим его глаза закатились, а сам он с жутким стоном приложился о выступ из черного камня на лестничной площадке. Вот что я услышал сегодня, когда позвонил узнать, получил ли он отправленные мной в качестве извинения розы… ага, все именно так. Впервые в жизни я послал мужчине дюжину роз. Парни в «Хагго» озверели, услышав об этом. Они ржали, как дураки, похлопывали меня по спине и даже восстановили мои привилегии в баре. Мардиан – тот, кому я дал по яйцам – им не по душе, потому что первым, что он сделал после покупки таверны «Кона» был поход к рыбакам в «Хагго», где он заявил, что разорит заведение за полгода, и любой, кому это не понравится, может смело пососать его черный пояс.
Он очень хорошо владеет каратэ и, видимо, открутит мне голову в следующий раз, как я соберусь у него выпить… Но мне нравятся маргариты на закате, Ральф, а таверна «Кона» – единственное место в городе, где мои чеки идут не хуже налички.
Хватит уже, да? Кажется, пора уезжать.
Но прежде чем я соберусь, хочу поведать тебе рыбацкую историю. Рабочее название – "Как поймать большого марлина в глубоких водах", но я еще могу передумать до того, как она пойдет в печать.
Это шизанутая история, Ральф. Она была шизанутой с самого начала и неумолимо шизеет день ото дня. Им не понять, почему я до сих здесь. Я с ними солидарен, по правде сказать – разве что это работа, но расходы чудовищны.
Они и ВПРЯМЬ чудовищны. Если эта книга не станет бестселлером, мне придется идти работать или чартерным капитаном, или риэлтором, а, может, и по совместительству. Такой шаг обеспечит мне своего рода точку опоры – вернее, ее иллюзию, да и то ненадолго.
На рыбной ловле я бы концы с концами свел, а вот за рынок недвижимости не ручаюсь – сегодня он настолько никудышен, что дай мне дом на Алии-Драйв, и к рождеству я все равно обанкрочусь. Все побережье уходит с молотка: достается тому, кто предложит наивысшую цену, а, в сущности, вообще любому покупателю. Никто ничего не приобретает, если цена не занижена в десять раз.
Шестьсот риэлторов Коны, и все, что сейчас они между собой поделили – это 50 сорванных контрактов с условными платежами. Такова обстановка спустя полгода после того, как ты уехал в начале января.
Язык не повернется назвать это рынком спекулянтов.
* * *
Затем один туземец вышел из толпы, следовавшей за ним, с палицей, занес ее и ударил его со страшной силой. Кук шатаясь, прошагал несколько метров и сел на колено, уперев в землю руку. Его мушкет с грохотом упал на камни рядом.
Удар явно не убил капитана, хотя и сильно контузил. Другой туземец добил его. Кука узнали несколько свидетелей. Мускулистый вождь Куа подскочил к нему, наклонился, занес дротик и воткнул Куку в шею.
Он был все еще жив, даже этот удар его не убил, но отбросил капитана в каменную расщелину, полную воды, принесенной приливом. Куа вновь налетел на него, пронзив несколько раз, пока остальные пытались утопить капитана. В качестве последнего жеста неповиновения Кук поднял голову. Те, кто был в шлюпке, видели его грубоватое лицо отчетливо, но недолго. Его губы сложились в немом крике, он слабо махал им рукой. Он попытался встать, но получил еще один удар палицей. Теперь уже не было ничего – за исключением кошмарного зрелища нанесенного увечья.
Генри Роджерс из Шорхема в графстве Сассекс, первый помощник капитана, был одним из невольных очевидцев в шлюпке; и эта картина будет преследовать каждого из них всю оставшуюся жизнь. Аборигены сгустились над трупом, как волки над убитым лосем, вонзаясь в него дротиками и колошматя камнями и палицами. В какой-то момент они подняли тело из расщелины и несколько раз ударили головой о скалу.
Ричард Хью «Последнее путешествие капитана Джеймса Кука»* * *
Зато это наш рынок, Ральф. Здешние педрилы уже легли кверху жопой, многие сваливают. Если к Дню Труда у нас на руках будут деньги, мы здесь все скупим и замутим свои законы.
Именно так. Да. И довольно об этом. Пора вернуться к истокам. Мы можем приобрести недвижимость, Ральф. И наказать виновных… Но сейчас я расскажу тебе, что случилось, когда я поймал рыбу.
Как тебе известно, эта у меня первая. И поймал я ее весьма некстати. Я уже собирался уезжать. У нас был билет на 8-часовой рейс до Гонолулу, а оттуда – ночной в Лос-Анджелес и Колорадо. Ебал я их всех. Их вранье стоит немалых денег, и я уже всерьез терял чувство юмора.
Все случилось, когда я решил в последний раз коротко переговорить с остатками Команды 200: деловая встреча или типа того; ровно в 10 утра в яхт-клубе – просто чтобы задать пару каверзных вопросов, записать ответы на пленку и убраться из города на следующий же день.
Но благодаря выпитому все пошло вкривь и вкось, и к полуночи мое настроение испортилось настолько, что я решил – движимый поистине извращенным желанием – пойти на марлина еще разок. Этот день должен был стать моим последним днем в Коне, а самолет не собирался взлетать раньше восьми, так почему бы и нет?
Я все еще печатал, в припадке тихой ярости, когда взошло солнце, и я понял, что пора еще разок сгонять в "Британский Флаг" за парой ящиков «Хайнекена», потом запрыгнуть в мустанг и совершить последнюю скоростную поездку по шоссе до Хонокахуа и скоротать остаток дня на море.
Это все, что тебе нужно знать о моем состоянии на тот момент. Я не убрал чертову полинезийскую булаву в сумку, нутром чуя, что к концу дня мне найдется кого ею поохаживать… может, рыбу, может, кресло для ее ловли.
Натикало почти десять, когда я галопом въехал на стоянку на 90 с гаком километрах на первой передаче и еле справися с управлением, когда занесло все четыре колеса. Я миновал груду металлолома, которая некогда принадлежала Ли Марвину буквально в паре метров, потом выпрямил машину и направил передние колеса на тунцовую башню «Ципочки». Я заметил голубой шевроле Стива на краю скалы рядом с лодкой…
Как они скажут позже, они слышали, как я подъехал, но бежать было некуда, кроме как на нос судна или в воду. Вот они и побежали. Но недостаточно резво. Следующим, что они услышали, стал визг тормозов и ужасный рев шин по гравию… а вслед за ним – острый металлический "БАМ!" от удара моего бампера в зад шевроле, сильный ровно настолько, чтобы та проскакала почти метр вперед, как лягушка.
Все произошло в доли секунды, настолько быстро, что казалось сном. Никакого урона, никаких проблем… но когда я подошел к краю скалы с первым ящиком пива и взглянул на них, все молчали. Все равно что болтать с соляными столбами.
– Не волнуйтесь, – сказал я, – у меня еще ящик в машине.
Молчание затягивалось.
Господи, подумал я, да эти козлы надрались.
Тут я понял, что смотрят они не на меня, а на передний бампер шевроле, стоящей в непосредственной близости от края. Оттуда, где они стояли, создавалось впечатление, что машина вот-вот рухнет на лодку, что повлечет смерть всех троих – либо их прибьет упавшая тачка, либо прижмет к лодке, идущей на дно, либо они сгорят заживо в пламени вспыхнувшего бензина или взорвавшихся баков с дизельным топливом, которые разнесут весь порт, чем остановят всяческое движение суден дня на три.
Такое бывает… Ага, но промотаем вперед к сути моего повествования.
Рыба была в лодке к полудню. Я поймал ее за 16 минут 55 секунд. Еще 5 секунд ушло на то, чтобы уконтропупить ее булавой. Она сражалась неистово. Половину времени она болталась в воздухе.
Первый рывок случился через 10 секунд после того, как я закрепился в кресле. Дикий всплеск белых брызг и светло-зеленая туша метрах в 300 от лодки. Второй чуть не выдернул мне руки. Эти суки сильные, Ральф, и они умеют выбрать момент таким образом, чтобы надломить человеческий дух. Когда руки уже немеют, они улучают две-три секунды отдыха, а потом, в мгновение ока, когда твои мускулы начинают расслабляться, тварь срывается в другом направлении со скоростью снаряда, выпущенного из ракетной установки.
Это не то же самое, что удить форель! Речь идет о зверюге размером с осла, бьющейся за жизнь на родном поле. Даже пятикилограммовая форель может дать изящный бой, а уж 150-килограммовый марлин с крючком в глотке способен вырвать кости рук из суставов, после чего запрыгнуть в лодку и сломать тебе хребет. Марлин – очень подлая рыба, и если она когда-нибудь разовьет у себя вкус к человеческой плоти, мы попали. Правда, рыбаки, которые ходят на голубого марлина, не воспринимают крупных акул вроде серо-голубой или рыбы-молота как нечто, того стоящее.
Большинство акул даже не сопротивляются. Ты можешь поймать рыбу-молот прямо рядом с лодкой в течение 10–15 минут. Не вопрос. До шестнадцатой минуты. Вот когда начинается веселье. Прикончить рыбу-молот сложнее, чем большинство Бьюиков, и затащить хоть одну на борт с риском, что она почикает пол-команды – это фокус, на который отважится редкий марлиновый рыбак. Но это уже совсем другая история, Ральф, и сейчас я не в настроении ее рассказывать. Те, кто ловит акул, предпочитает делать это ночью по сугубо личным причинам. Кто-то намерен поймать рыбу, кто-то – ее убить.
