– Теперь все будет иначе, – сказала она.
И вот за четыре дня она сделала генеральную уборку в коридоре, гостиной и на кухне. Квартира теперь выглядела просторнее, светлее. В выходные мать планировала добраться до второго этажа. Майки знал, что будет дальше. Она начнет набивать мусорные пакеты старыми игрушками и одеждой; утратит чувство меры, выбрасывая вещи, которые еще нужны. Майки помнил, как таким образом в прошлом году пропала его джинсовая куртка, помнил, как Холли рыдала из-за коллекции футбольных карточек. Еще через неделю, если мамина энергия к тому времени не иссякнет, она возьмет местную газету и примется искать работу. Будет обводить кружочками вакансии и складывать газеты в кучу. Потом начнется нытье, что они ею не особенно интересуются, что в жизни с ней никогда ничего хорошего не случается. И тогда она решит немножко подбодрить себя, хотя бы дешевой бутылочкой красного вина из лавки Аджая через дорогу. «Всего один разок», – скажет она.
И снова-здорово. Сто раз уже это проходили.
– Ладно, мам, – сказал он, – давай перед уходом проведу небольшой тест. Утро понедельника. В дверь звонит соцработник, вся такая улыбается: мол, пришла помочь. Ты несколько дней убиралась, она заходит, довольно осматривает все вокруг. Первый вопрос: почему Холли так долго не ходила в школу?
– Не станет она меня об этом спрашивать.
– Может и спросить. Что ответишь?
– Скажу, что она болела.
– Чем?
– У нее была мигрень.
– У детей не бывает мигреней!
Мать сдвинула пепельницу на сантиметр влево и примостила зажигалку на край столика, словно выкладывая какой-то орнамент.
– Не бойся, я справлюсь. Говорю тебе: теперь все будет иначе.
– Скажи, что у нее была температура и кашель или неудержимая рвота. Но не мигрень. И не кури, когда они придут.
Он знал, как важны для матери ее перекуры, как они помогают ей успокоиться. И понимал, что слишком жесток.
– Да не волнуйся ты так, – сказала она. – Они же придут, чтобы помочь. Сяду у окна. Скажу, что никогда не курю, когда Холли дома.
– Покажи ей противопожарную сигнализацию, – посоветовала Холли, ткнув в потолок фломастером.
Майки проследил за ее взглядом. То, что мать уже несколько дней не пила и в квартире навела порядок, – это одно, но установить пожарную сигнализацию, которая к тому же работает, – вот это уже что-то новенькое.
– Удивлен? – улыбнулась мать.
Он не удержался и улыбнулся в ответ.
Она взглянула на часы:
– Иди отдыхай, Майки. Иди, ты и так уже достаточно помог.
Он проверил мобильник. Новых сообщений нет, но это ничего. Они же уже договорились. В полтретьего у Элли дома. Значит, выходить через несколько минут.
– Нравится рисунок? – спросила Холли и показала его всем. Она нарисовала Карин – на лугу, волосы развеваются на ветру. В руках у нее был воздушный змей в виде дракона и пылающий меч.
– Красиво, – сказала Карин.
Холли улыбнулась, аккуратно вырвала рисунок из альбома и положила на стол:
– Теперь нарисую, как ты идешь в школу.
– Только дракона не забудь, – усмехнулась Карин. – Он мне понадобится, если придется туда вернуться.
Майки отнес тарелки на кухню и заглянул в холодильник. Он был битком набит – соки, йогурты, сыр, молоко, чего там только не было. Мать купила даже бекон и сосиски.
Вернувшись в гостиную, он увидел их втроем на диване. Они сидели и смотрели передачу про альпиниста, который отморозил ногу и потом, после операции, принял горячую ванну, и у него отвалился палец. Он положил его на раковину, а жена нашла. Они хохотали, как ведьмы. Майки улыбнулся, и ему захотелось им что-нибудь оставить. Он положил на стол десять фунтов.
– Вот, – сказал он, – купите себе какое-нибудь кино и конфет.
Они взяли деньги с таким видом, будто он им миллион долларов вручил.
Ему почти не хотелось уезжать. Ведь это идеальный субботний вечер, как он его себе представляет; еще недавно сел бы рядом с ними на диван и остался.
– Ну, я пошел.
Мать отсалютовала ему чашкой чая:
– Повеселись на славу.
Открыв дверь, Элли залилась краской – ну прямо до ушей. Майки при виде этого захотелось закружить ее в объятиях и поцеловать, но он решил потерпеть, пока они не отъедут подальше от дома.
– Готова? – спросил он. Она извиняюще улыбнулась:
– Нет еще. Не собрала еду с собой.
– Купим рыбу с картошкой. Она погрозила ему пальчиком:
– Какое же приключение без пикника? Заходи, я быстро.
– Давай лучше в машине подожду. Она покачала головой:
– Дома никого, не волнуйся. Она не оставила ему выбора.
Когда Элли закрыла дверь, он увидел тусклый синий свет, проникающий сквозь цветное стекло и растекающийся по полу. На стенах были картины, а еще скульптура на постаменте – мужчина и женщина стоят обнявшись. Майки коснулся ее пальцем, удивившись гладкости камня.
– Это не оригинал, – сказала Элли.
Он смущенно убрал руку.
– Копия. Естественно, копия! Ни у кого нет настоящего Родена.
Он кивнул, точно это само собой разумеется, мысленно проклиная себя за то, что не разбирается в искусстве.
Она провела его через гостиную – диван, стулья, стеклянный шкаф с семейными фотографиями (Элли в купальнике с кубками за плавание выглядела очень сексуально) – на кухню. Та была в глубине дома и оказалась намного меньше, чем он думал. На столе были разделочная доска, хлеб и самая разная еда для пикника. Задняя дверь была открыта, а за ней виднелся сад – тенистые зеленые просторы, снова поразившие его огромной лужайкой и деревьями.
На одеяле лежала собака и сонно помахивала хвостом. Она была старая, шерсть вокруг носа поседела. Хоть что-то знакомое. Как вести себя с собаками, он знал.
– Как его зовут?
– Стэн, только это девочка.
– Кусается?
– Только если ты печенье. Хочешь – погладь. На нее никто не обращает внимания.
Он знал, что девчонки любят парней, которые любят животных, а на этот раз ему даже притворяться не нужно. Он очень ласково, не спеша, погладил собаку. Та перевернулась пузом вверх и позволила ему себя потискать. Майки улыбнулся и на минуту даже забыл, где находится.
– Хорошая девочка.
– Бабушкина. А еще у нас ее рыбки.
Он взглянул на нее:
– А твоя бабушка дома?
– Нет, что ты, она в доме престарелых. Хочешь чаю или чего еще, пока ждешь?
У него сердце забилось.
– А что у тебя есть?
– Подожди.
Вернулась она быстро. Он слышал, как она бежит по коридору, как открывается и закрывается дверь. Она принесла бутылку вина и отдала ему. Хочет произвести впечатление.
Он свернул пробку, сделал пару глотков и передал ей бутылку. Она приложила горлышко ко рту и отпила совсем чуть-чуть. Потом вытерла рот ребром ладони.
– Ну так что ты собралась готовить? – спросил он.
– Просто бутерброды.
– Так давай сделаем.
Им лучше бы поторопиться. Пока они здесь, он не сможет расслабиться.
Он перебрал разложенные на столе продукты – дорогой листовой салат, сыр в деревянной коробочке, помидоры, оливки. Навороченные они тут едят бутерброды, хотя ему было бы интересно поработать со свежими продуктами. Она достала еще кое-что из холодильника – красный перец, пучок салата рокет.
– Масло нужно? – спросила она.
– Только не из морозилки. Майонез есть?
Она достала майонез и нож из деревянной подставки в шкафу. Он нарезал хлеб, намазал его майонезом, положил салат и ломтики помидоров. Она наблюдала за ним, и ему это нравилось, ведь он знал, что выглядит круто. Достав сыр из коробочки, он разложил тонкие ломтики поверх салата.
– Черный перец и соль есть?
Она взяла мельнички и сама помолола перец. Она крутила мельницу, и ее бедра при этом раскачивались, а юбка колыхалась. Это было очень красиво, как будто юбка была частью ее тела.
Он порезал бутерброды на треугольнички по диагонали, завернул их в фольгу, сделал шаг назад и отвесил поклон.
– Ну вот, – сказал он.
– Ты прирожденный шеф-повар, – ответила она. – Так ловко все сделал.
Они улыбнулись, глядя друг на друга.
– Ну что, пойдем?
Она проверила мобильник, села за стол и достала из ящика пачку табака, папиросную бумагу, зажигалку и немного марихуаны.
– А это еще зачем? – спросил он.
– А как ты думаешь?
Она понятия не имела, как сворачивать косяк, это было видно. Забыла сперва нагреть, потом, когда вспомнила, положила слишком много травки, а уж свернула вовсе с трудом. Ему хотелось сказать, что ей необязательно все это делать, чтобы заинтересовать его, но он не знал как.
– Думал, ты не куришь, – наконец выпалил он, глядя, как она облизывает бумагу и заклеивает сигарету.
– Не курю.
– А это как называется?
Она взглянула на косяк в руке, точно тот не имел к ней никакого отношения, и пожала плечами:
– Особый случай.
Она сделала мундштук, оторвав кусочек папиросной бумаги и свернув ее плотно.
