Уже темнело, когда меня разбудил далекий звук. Ко мне полукругом приближались темные фигуры. Решив, что это по мою душу, я испугался и замер. Наверное, это паслись какие-то животные, потому что, когда я снова поднял голову, их уже не было. Страх заставил меня осознать, что спасение в бегстве. Я подполз к самой воде и опустил голову в воду, промыв рану на голове и глубокую ссадину на скуле, частично смыв грязь и кровь.
Холодный поток оживил меня. Я кое-как добрался до ворот парка и даже сделал несколько шагов по улице, но довольно скоро рухнул. Меня увидели из машины, в которой шумная молодежь ехала с вечеринки, они остановились, решив, что я тоже возвращаюсь с попойки. Я убедил их отвезти меня в больницу, где меня осмотрел доктор. Объясняя свои увечья, я на ходу выдумал какую-то историю, в результате чего мне выделили койку в отделении травматологии. Я поспал два или три Часа. Меня разбудил колокольчик «скорой помощи». Санитары с топотом внесли носилки. Страшно было даже пошевелиться, хотелось только лежать без движения и спать. Но я знал, как это опасно и не осмелился остаться.
Пока ночная смена занималась вновь прибывшим пациентом, я пробрался через боковую дверь в темный коридор и покинул больницу.
Голова болела, мысли путались. Единственное, что я знал наверняка — мне надо убраться из города до рассвета. Думать я был не в состоянии. Галлюцинации никак не состыковывались с реальностью. По узкому проулку прямо на меня неслась машина, заполняя собой все пространство между высоченными домами. Со сбитыми в кровь костяшками я метался от одной запертой двери к другой, и в последний момент бросился в один из проемов, вжался в него. В большой черной машине промчался правитель — огромный, статный. С ним девушка, ее волосы поблескивали фиолетовым, как тени деревьев на снегу. Они неслись по снегу, сидя рядом под белым меховым покрывалом, отделанным по краям полированными рубинами, широким, как комната, пушистым и мягким, как сугроб.
Освещенные ослепляющим холодным огнем северного сеяния, они шли меж блистающих айсбергов; мела белая арктическая буря, его белый костистый лоб, глаза — сосульки; ее покрытые серебряным инеем волосы, расцветающие под полярной звездой ледяными цветами. Удар грома прокатился по льду. Он сразился с белым медведем, задушил его голыми руками и, чтобы научить ее твердости, дал ей свой страшный нож и показал, как освежевать тушу. Когда дело было сделано, она подползла обогреться. С длинной белой шерсти огромной, покрывшей их шкуры капала кровь. Их тела накрыла снежная толща; кровь окропила снег.
Я видел ее мечтательный взгляд в свете факела. Я смотрел на нее, я хотел ее, я должен был забрать ее с собой. Но на нее претендовал тот, другой; ее белое девичье тело упало к нему на колени сквозь дымный чад тлеющих факелов. Я отправился искать ее, в городе орудовали мародеры. Искал повсюду, никак не мог найти и наткнулся на нее в развалинах. Голова была неестественно повернута. Сквозь дым и висящую в воздухе пыль я увидел среди строительного мусора и грязи ее белую кожу, на белом чернела когда-то бывшая красной кровь, вокруг головы разметались ее невероятные волосы, тонкая шея была сломана. Издевательства, перенесенные в детстве, заставили ее смириться с ролью жертвы, и, вне зависимости от моих действий или моего бездействия, судьба ее была предрешена. Оставить ее на произвол судьбы — одно, но предоставить ее другому мужчине — совсем другое. Этого я сделать не мог.
Я должен был добраться до нее раньше, чем он. Но на моем пути стояли непреодолимые преграды. Полное отсутствие транспорта предполагало необходимость подкупа, всякого рода жульничества, а то и хуже. Перед глазами стояла картина ледяного гребня пересекающего океан по направлению к островам, именно к тому острову, который я тогда не узнал на карте. Я представил, что она находится в центре этого острова и не знает, что окружена, а мы приближаемся к ней с разных сторон: с одной я, с другой он, с третьей — лед… Мои шансы поспеть первым почти равнялись нулю. Каждая миля будет даваться мне с трудом. Он же может прилететь к ней на самолете всего за пару часов, в любой момент, когда пожелает. Оставалось надеяться, что важная конференция, в которой он принимал участие, и другие военные заботы задержат его как можно дольше. Однако надежда была слабая.
Рана на голове и рассеченная скула стали заживать, но лучше я себя не чувствовал. Голова постоянно болела, меня преследовали жуткие видения всяческих бедствий, кровавых боен, вселенских катастроф. Не отпускало ощущение, что иду на казнь. Смерть не слишком меня волновала. Я пожил свое, успел кое-что сделать, повидал мир. Мне не хотелось стареть, разлагаться, терять рассудок и физическую форму. Но меня преследовало навязчивое желание в последний раз увидеть девушку; добраться до нее первым.
Я должен был преодолеть огромное расстояние. Так как открыто пересекать границу было крайне опасно, я два дня шел пешком по дикой местности, лишенный крова, пищи и питья. Затем мне повезло, меня подобрал вертолет, на борту которого была изображена обнаженная женщина в натуральную величину — поп-арт посреди войны. Во время бедствий приходится пользоваться, чем придется, и я не собирался упускать подвернувшуюся возможность. Но удача быстро отвернулась от меня. На месте крушения нашего вертолета в отчаянии искал я тело застреленного пилота. Но лишь жеманное личико нарисованной куклы с розовыми щеками и безмятежными черными глазами улыбалось мне с обломков.
Подойдя к линии фронта, я постарался держаться подальше от военных действий и оказался в неожиданно тихом городке, чье спокойствие нарушали лишь грохот проезжавших по нему грузовиков, забитых солдатами или рабочими. Скучный серый городок, скучный серый день. Болезненного вида женщины вяло возили грязным бельем по плоским речным камням. Я совершенно выдохся и терял мужество. Без транспорта мне никогда не добраться до цели. Ничто здесь не вселяло надежды. Прохожие отводили глаза, когда я смотрел на них; они с подозрением относились к чужакам, и мое израненное лицо и старая, рваная, грязная партизанская форма уж тем более не внушали им доверия. Я напрасно искал человека, готового меня выслушать. Я попробовал было поговорить с хозяином заправки, предложил ему денег и новую заграничную винтовку с оптическим прицелом, но он пригрозил вызвать полицию и наотрез отказался мне помочь.
На закате начался дождь, а ближе к ночи — усилился. В городе действовал комендантский час: света не было, прохожие исчезли. Оставаться на улице стало опасно, но мне уже было все равно. Завыла сирена, вдали послышались автоматные очереди и какой-то еще шум, который постепенно приближался. Дождь лил как из ведра, мостовая превратилась в реку. Я укрылся в арке, дрожал и не понимал, что мне делать; мозг отказывался что-либо воспринимать. Я окончательно пал духом.
Большая военная машина, просвистев мимо, остановилась на противоположной стороне улицы. Водитель в стальной каске, шинели и высоких ботинках выскочил из машины и направился к дому. Бессистемный обстрел продолжался, поэтому соблюдать тишину нужды не было. От безысходности я схватил булыжник и запустил им в окно первого этажа, просунул руку, поднял раму и перевалился через подоконник. Не успел я встать, как дверь отворилась, и в комнату вошел водитель. Неожиданный взрыв, куда мощнее прежних, наполнил комнату всполохами, отразившимися на его скулах и в глазах. Водитель упал. Кровь хлынула из раны и потекла темными реками, которые я пытался избегать, сдирая с него форму и натягивая на него свои лохмотья. У нас, по счастью, был примерно один размер. Я быстро прошелся по комнате, опрокинул мебель, разбил зеркала, вывернул ящики, порезал ножом фотографии — в общем, сымитировал, будто бы в дом ворвался грабитель, и хозяин, застав, пристрелил его. Металлическая каска непереносимо давила на голову. Держа ее в руках, одетый в чужую форму, я вышел, сел в бронированную машину и поехал. Мне не удалось очистить форму от его крови, но подбитая мехом куртка закрывала пятна.
Меня остановили на блокпосту в предместьях города. Мне повезло — рядом упала бомба. Началась паника, караульным стало не до меня. Я блефовал и выиграл, меня пропустили. Видно было, что мои ответы их не совсем удовлетворили, что они что-то заподозрили; но я решил, что у них и без меня хлопот хватает. Я ошибся. Не проехал я и нескольких миль, как машину засекли прожектора, и я услышал надрывный рев мотоциклов. Один пошел на обгон, приказывая мне остановиться. Проехав чуть вперед, он встал посереди дороги, широко раздвинув ноги и целясь в меня из пистолета, самоубийца окатил меня градом пуль, которые как горошины отскакивали от брони. Я прибавил газу, поехал прямо на него и, взглянув назад, увидел темный силуэт, перелетающий через крышу машины и падающий прямо под колеса двум другим мотоциклам. Какое-то время они еще стреляли, но погоню прекратили. Я надеялся, что те, кто выжил, останутся устранять последствия аварии и дадут мне возможность оторваться.
