Ознакомительная версия.
Ты когда-нибудь разбивал кирпичом большое окно из листового стекла, Ральф? Чертовски красивый звук, а люди внутри помещения начинают бегать, как крысы во время пожара. Это весело, Ральф, за это не жалко любых денег.
Как ты думаешь, чем мы занимались все эти годы? Ты думаешь, тебе платили за твое дебильное искусство?
Нет, Ральф. Тебе платили за разбитые окна. Это занятие — само по себе уже искусство. Фокус в том, чтобы получать за него деньги.
Что? Алло? Ральф, ты меня слышишь?
Ты, сопливый, лицемерный ублюдок! Если бы у твоего сына были твои инстинкты, он бы застрелил премьер-министра вместо того, чтобы всего-навсего бить окна.
Ты к этому готов? Как ты себя будешь чувствовать, когда проснешься однажды утром у себя в Олд-Луз-корт и включишь свой телевизор как раз во время передачи новостей, в которой сообщат, что премьер-министр убита выстрелом в горло на Пикадилли… а через некоторое время какой-нибудь раздолбай из Би-би-си покажет эксклюзивные снимки грязного урода, который в нее стрелял, и ты увидишь, что это — твой собственный сын?
Подумай об этом, Ральф. И не беспокой меня больше своими пустяковыми проблемами. Просто пришли парня ко мне. Я сломаю его дух на земляных работах, а потом, когда истечет срок его разрешения на пребывание в США, мы отправим его в Австралию. А через пять лет ты получишь приглашение на свадьбу с овечьего ранчо в Перте…
Довольно об этом, Ральф. У нас есть свои проблемы. Обращайся с детьми как с телевизором. Если с ними что-то не в порядке, тресни их между глаз большим ботинком с резиновой подметкой.
Как насчет здравого смысла?
Что-то неправильно?
Нет. Не думаю. Сегодня — окна, завтра — сюжет Би-би-си. Держи это в голове, и ты не ошибешься. Просто присылай мальчиков и чеки…
Надеюсь, ты понимаешь мою мысль. Что будет, если все увидят по телевизору, как сын известного английского художника с дымящимся пистолетом в руках стоит рядом с дергающимся в конвульсиях телом премьер-министра?
Потом от этого не убежишь и не спрячешься, Ральф. Так что если ты допускаешь возможность такого поворота, все, что я могу тебе посоветовать, — запастись виски и кодеином. Это поможет тебе перенести потрясение, когда твой спятивший от клея малолетний наркоман, в конце концов, сделает свое дело…
Реакция общества на убийство премьера станет кошмаром. Но не волнуйся — за тобой будут стоять твои друзья. Я сяду на один из рейсов, следующих из Денвера через Северный полюс, и через восемь часов буду у тебя. Нам придется собрать гигантскую пресс-конференцию в… холле отеля «Брауне».
Ничего не говори, пока я туда не доберусь. Даже не признавай родственную связь с мальчиком. Молчи! С прессой буду говорить я — ведь это, в конце концов, моя профессия.
Твой старый друг, ХСТ.
P.S.: Боже мой, Ральф, я вспомнил, что оговорился, когда сказал, что десяти тысяч хватит, чтобы покрыть расходы на маленького кровожадного ублюдка. Нет. Давай договоримся о тридцати, Ральф. У тебя на руках — настоящий монстр. Я даже не дотронусь до него меньше, чем за тридцать тысяч.
21 апреля 1986 года
Просто еще один террорист
… применили то испытанное средство, которое, конечно, легче всего побеждает разум: использовать террор насилия.
Адольф Гитлер. Майн Кампф, ч. 1, гл. 2
На прошлой неделе во всем мире наблюдалась повышенная активность. Эд Миз отправился в Голландию, Аляске угрожали извержения вулканов, и почти везде, за исключением Гавайских островов, международные террористы преследовали американских туристов и расстреливали их, как диких зверей.
Президент Рейган прилетел на Гавайи, чтобы восстановить силы после посещения Бали и поболтать со своим старым приятелем Фердинандом Маркосом, прибывшим с Филиппин. Маркое по-прежнему сидел в своем доме на побережье недалеко от Даймонд-Хед, проклиная перебои в финансовом потоке и расходуя большую часть своих карманных денег на приобретение новых туфель для жены.
Эта женщина ненасытна. Она должна получать новые туфли во что бы то ни стало. Даже сейчас — после того как она оставила три тысячи пар в Маниле, — она требует доставки новых туфель каждый день. Пристрастие похуже чистого героина. Она готова покупать все подряд: черные туфли на шпильках, и ботинки для стэпа, и даже шлепанцы на микропоре, только бы обувь подходила по размеру и была новой.
Над этим смеялся весь мир, но Маркое был серьезен. В конце концов, он был президентом, и если для его жены туфли были фетишем, что с того? Туфли дешевы, а те, кто недоволен, — коммунисты. Не так давно они превращались на восходе солнца в соляные столбы. А он тем временем крушил их и сжигал все их избирательные бюллетени. Ясное дело, только так и надо было с ними поступать.
Или кому-то так тогда казалось. Но реальные действия правительства на Филиппинах были разновидностью тупого, кулачного терроризма, и выглядели они почти так же отвратительно, как и преступления, в которых обычно обвиняют Каддафи, Арафата и Абу Нидаля из Сирии.
Простых людей избивали и расстреливали прямо в избирательных участках. Головорезы, купленные президентом, терроризировали целые города. Их услуги оплачивались из государственной казны.
Беззаконие достигло такого уровня, что недовольны были даже филлипинские генералы. Когда у Имельды в шкафу нашли три тысячи пар обуви, весь англоговорящий мир говорил об этом с отвращением.
Даже Тед Коппел не смог проявить терпимость. Когда он беседовал с Маркосом в «Вечерней строкой», на закуску он приберег «обувной вопрос». Но Фердинанд только пожал плечами и сказал, что дело выеденного яйца не стоит. «Почему все говорят об обуви? — проворчал он. — Мы все носим обувь».
В некотором смысле он прав. Сколько стоят новые туфли? Может быть, сто долларов за пару? Пусть даже пятьсот долларов.
Ну и что?
Но мы говорим о человеке, который целых 26 лет так управлял Филиппинами, как будто это был его личный собачий питомник. Он использовал шелковые носовые платки как одноразовую дешевку и крал по 10 тысяч стволов красного дерева, всего лишь позвонив для этого по телефону.
В те дни в Маниле дилетантам нечего было делать. Даже Боб Арум[51] не смог вести там бизнес. Однажды, много лет назад, после разговора с Имельдой он решил, что государственная концессия на проведение собачьих бегов находится у него в руках. Но когда на следующий день он отправился во дворец для заключения окончательного договора. Имельда встретила его весьма холодно и потребовала такой задаток, что даже Дон Кинг[52] не назвал бы его разумным.
Арум впал в депрессию, уехал домой и с тех пор на Филиппины не возвращался. Лицензию на собачьи бега отдали картелю из Сингапура, который некоторое время процветал, но превратился в дым, когда режим Маркоса рухнул.
Тогда многие вложения пошли прахом. Даже умные люди впадали в панику и шли за советом к уличным предсказателям. Биржа металла в Гонконге впала в ступор, а клуб землевладельцев в Лусоне закрылся после того, как разбежалась вся прислуга. Радостно улыбающийся Боб Арум заказал бутылку «Дом Периньон» в свой офис на Парк-авеню.
Такое случается. Сегодня вы правите как бог, завтра — бегаете как собака. Когда Фердинанда забирали из его дворца, он думал, что отправляется в короткую прогулку на самолете на побережье, чтобы посетить свою родную провинцию Илокос-Норте.
Но проснулся он на Гуаме, как заключенный, в окружении конвоя из агентов секретной службы США. Потом его переправили в Гонолулу, где его багаж официально конфисковали.
Там были чемоданы, полные драгоценностей, и пачки швейцарских ценных бумаг, и два ящика, в которых лежали только что напечатанные филиппинские песо — такие новые, что даже краска не успела высохнуть, — на сумму в 26 миллионов долларов США.
Все это конфисковали — вместе с двумя ящиками денег, принадлежавших генералу Фабиану Веру, попутчику президента и бывшему главнокомандующему филиппинской армии. И вскоре имя генерала исчезло из сводок новостей, приходящих с Гавайских островов.
Генерал Вер испарился вместе с двадцатью миллиардами долларов, в незаконном присвоении которых первоначально обвинили Маркоса. Никто не знает, куда делись деньги. Записи пропали, а банковские книги не внушают доверия. Только Имельда знает наверняка, но каждый раз, когда она поднимает телефонную трубку, она слышит щелчок, который говорит ей, что секретная служба прослушивает линию.
Почему бы и нет? Они оплачивают счета за телефон, а приз в этой игре очень велик. Двадцать миллиардов долларов — это половина внутреннего валового продукта Филлипин в 1984 году.
Этого хватит, чтобы купить половину Каулуна или оснастить совершенно новыми советскими МиГ-23 военно-воздушные силы Муамара Каддафи — по официальным данным «Солджер ов форчун» за 1986 год, у него сейчас всего 584 боевых самолета.
Ознакомительная версия.
