Несколько сумок набралось, довольно объемистых.
Приняла цветы, чмокнула в щеку, потащила к выходу.
За нами, как привязанный, тащился «оплаченный» носильщик с совершенно гнусной жирной рожей. Подвез тележку к машине, перегружать вещи в багажник напрочь отказался, зато затянул песню о чаевых, типа, «у нас так принято, перед девушкой не позорься».
Я посмотрел на него как на конявого перед дерби, он заткнулся и растворился в воздухе.
Мы поехали.
Лида первое время, правда, только дулась и смотрела в окно, но потом ничего, оттаяла. А день рождения у ее папы, как оказалось, на наше общее счастье приходится на двадцать второе, а не на двадцать третье.
А потом я перетащил вещи в ее квартиру, пообщался, пока она принимала душ, с ее мамой, попил с ними с обеими чаю, проводил маму до дверей и, как-то неожиданно и очень естественно, остался у нее ночевать.
Просто позвонил родителям, сказал, что останусь у ребят, а потом мы уедем к приятелю за город на дачу.
И все.
Я вообще-то, конечно, как-то не совсем так представлял себе свою первую ночь с любимой девушкой.
Ну там, типа, – шампанское, вопли, сопли, безумие.
А вот ни фига подобного!
Все было очень тихо, радостно, светло, но – почему-то очень и очень спокойно и естественно.
А потом она, замученная перелетом и всем остальным, уснула, а я завернулся в полотенце и долго курил на балконе, и мне почему-то совсем не было холодно…
…С утра меня разбудил звонок дребезжащего на прикроватной тумбочке телефона. Я, сдуру и спросонья, схватился за трубку, совершенно почему-то забыв, где я нахожусь и кто может мне вообще звонить по этому номеру.
– Да, – говорю, – слушаю.
– Доброе утро, Данила, – отзывается трубка голосом Лидиного папы, – а Лида еще спит?
– Угу, спит, – мямлю, – и вам доброго утра, Андрей Евгеньевич.
– Ну тогда не буди ее, – вздыхает, – пусть отдохнет ребенок. А как проснется, пусть мне позвонит, нужно с ней кое-что уточнить по сегодняшнему вечеру, хорошо?
– Хорошо, – бледнею, соображая, наконец, в какую подставу вляпался.
– Вот и отлично, – говорит, – всего доброго.
– До свиданья, – выдавливаю и опасливо поглядываю на сопящую на соседней подушке Лиду.
Не проснулась, интересно?
А какая, блин, думаю, разница.
Все равно рассказывать придется…
Ой, только бы не убила.
И – ведь будет права, такое палево…
…Однако, когда я за завтраком рассказал Лиде о случившемся, она только плечиками пожала и засмеялась.
– Вот и хорошо, – говорит, – зато не надо ничего придумывать, как им преподнести, что мы какое-то время собрались вместе пожить. И если подойдем друг-другу, то это время может стать неопределенно долгим…
– Умеете вы, – вздыхаю завистливо, – финансисты из хороших семей, эдак заковыристо выражаться. И при этом – очень точно формулируете…
Она хохочет.
– Да уж, не то, что вы, журналисты-словоблуды. Мне, может, вчера хотелось от тебя услышать, как ты меня сильно любишь, а ты вместо этого только пыхтел и краской заливался…
– Это я сдерживался, – хмыкаю, – на сегодня речи берег.
– Ну так расскажи, – заигрывает.
– И расскажу! – смеюсь.
…И, кстати, – рассказал.
Но об этом уже вам знать – совсем не обязательно…
…День рождения ее отца я, между прочим, выдержал просто как солдат, обязанный стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Компания ее родаков оказалась точной копией компании моих.
Ну может, чуть постарше и потоньше, а так – все то же самое.
Надо ее, думаю, с Али познакомить, с Гарри, с Депешем.
С Ингой, в конце концов.
Чтобы она могла понять, что все может быть совсем по-другому и что к сорока годам вовсе не обязательно становится тем, что почему-то принято называть «взрослым человеком».
Потому что я для себя уже все решил.
А значит, ей придется принять это мое решение.
Или уйти.
Как бы это не было больно для нас обоих…
…На следующее утро после дня рождения я уселся за ее компьютер, написал материал в газету, загрузил на си-ди элистинские фотографии, а потом отвез все это в редакцию и поехал к парням «разминаться» перед футболом.
Лида все поняла и не возражала.
Она, по ее словам, слишком долго прожила в Англии, чтобы понимать, что девушка против футбола возражать не должна ни в ком случае.
– Себе, – говорит, – дороже. У меня подружка, Сандра, из-за этого дела с бой-френдом рассталась, а у них уже к свадьбе все шло. Оба из хороших семей, красивые. Но когда она вопрос ребром поставила, что ему дороже, он долго мучился, но выбрал все-таки «Челси»…
Ну и правильно, думаю.
Я бы, наверное, – тоже «Спартак» выбрал.
При такой-то дурной постановке вопроса особенно.
Но говорить об этом Лиде, естественно, не стал…
А вот на футбол идти вместе со мной она наотрез отказалась.
– У каждого, – качает головой, – должна быть только его, исключительно его и никого больше, территория. И переться на эту территорию только потому, что ты любишь человека, который этой территорией владеет – праздное занятие. Так что, – иди, болей, пей пиво, дерись. Только береги себя, ты теперь не только себе самому нужен…
В общем, – поцеловал ее и поехал.
Правда, одним поцелуем, конечно, не обошлось. Но это, опять-таки, – наше с ней исключительно личное дело.
Наше.
Личное.
Отвалите…
…Другая фигня, что это «личное дело» у меня, похоже, просто на лбу было написано, когда я к парням в паб приехал.
И почему у счастливого человека всегда такие глупые и сложные щщи?
Надо бы как-нибудь потом разобраться…
…А играли мы безобразно и сгоняли очередную тусклую ничейку, 1:1. Судья, конечно, тот еще маргинал оказался, но и самим свои моменты надо тоже реализовывать.
Просто беда какая-то со «Спартаком» в этом году. Хотя какие-то проблески того, Романцевского, стиля, все-таки вроде как начали проявляться.
Может, еще все и наладится?
А с Питером нам уже следующую игру через неделю играть.
На выезде.
Правда, молодежным составом на Кубок Федерации, но – какая разница.
Выезд в Питер – это всегда праздник.
При любых обстоятельствах…
Глава 10
Санкт-Петербург. Зенит. Кубок Лиги. Четвертьфинал
Лиду в Лондон я проводил утром двадцать пятого апреля, после чего полдня прослонялся по столице, совершенно не зная, куда себя деть и как стереть глупое и недоумевающее выражение со своего собственного лица.
То в жар, то в холод колбасило, причем по полной.
И вроде – вон оно, счастье, ехидное и взаимное, с постоянной легкой улыбкой на чуть полноватых губах и с нестерпимо зелеными, мерцающими таинственной глубиной глазами.
И – нет его, в Лондон улетело, а я тут остался.
Но вроде, – а какая разница, где она сейчас, здесь или в съемной квартире недалеко от Гайд-парка, если у нас все хорошо, если она меня любит, и мы по-любому очень и очень скоро встретимся?
Либо она ко мне прилетит, либо я сам не выдержу.
Забью болт на все дела, включая «золотой выезд», и улечу к ней, в столицу Соединенного Королевства.
Так, сходу, без стакана и не разберешься…
Даже Никитос, о страданиях ближнего своего по жизни не слишком-то сильно заморачивающийся, поинтересовался при случайной встрече, с чего бы это я на таких сложных щщах рассекаю.
А то и погода вроде нормальная, и пиво, которым мы угостились в палатке рядом с Патриаршими прудами, вкусное, а у меня на репе «то говно, то карамелька».
Я промолчал.
Все равно не поймет, а бить его, дурака, вроде как бы и не за что.
Перевел разговор на предстоящий выезд в Питер, он туда с моей прежней фирмой собрался.
С Мажоровыми бойцами.
Ну не со всеми, разумеется.
С молодежным составом.
По-любому, думаю, какой-нибудь околофутбол мутить будут, обмороки.
Пусть и игра полутоварищеская, и основа выезжать в этот раз туда совершенно не собирается. И так «бомжей» по всей первопрестольной погоняли перед прошлой игрой по полной маме, им, уродам этим питерским, – надолго запомнится.
Рассказывали потом, сволочи.
Хвастались.
Да так, что я чуть на слюну не изошел.
Как они, – бомжары эти поганые, – только, говорят, не шифровались, – все одно вычислили и отдуплили по полной программе.
И правильно, ибо – не фиг…
Мы – «Спартак», а вы – говно.
По-любому…
…Но эти-то волки – все одно найдут, где в Питере беспорядки устроить.
Поплясать, так сказать, слегонца на бомжатских косточках.
Жалко, что меня и близко не подпустят, потому как – так лидер решил.
Хотя, – что я жалуюсь-то?
Гарри же мне предоставлял возможность выбора, так?
Так.
И выбрал – я сам.
Значит, все вопросы – сюда, ко мне самому, к моей личной воле, к моему личному решению, к моей личной репутации.
И не фиг поскуливать…
…На Ленинградский вокзал отправлялись из культового «Подвала» Толика Герцына.
Степаша уговорил, они с Толяном – друзья, да и мы сильно не возражали.
