Уильям-Девон родился 3 июня 1969 года в Такоме, Вашингтон. Его отец был странствующим плотником, и семья часто переезжала с места на место, жила в Ныо-Мек-сико, Аризоне, Техасе, Арканзасе, Флориде до того, как Уильям пошел в среднюю школу. В школе Форт-Келли он занимался тремя видами спорта — футболом, легкой атлетикой и бейсболом, — и добился самых больших успехов в футболе. Два последних года учебы в школе он входил в команду штата в роли полузащитника. Он установил рекорд школы по проходу с мячом — 1 283 ярда в сезоне 1983 года. В том сезоне он заработал 130 очков и прошел с мячом 307 ярдов только в одной игре против „Страйда“. В этой игре Девон лишился четырех зубов в первом периоде. Он потерял шлем в потасовке, когда игроки сгрудились вокруг мяча, но смог пробежать с ним почти пятнадцать ярдов перед тем, как его остановили. По зубам его ударил шлемом один из игроков „Страйда“. Несмотря на травму, Девон продолжал играть.
Закончив школу дизайна в Род-Айленде в 1992 году, он провел следующие два года в Европе, где путешествовал и учился. После этого он вернулся в США и начал преподавать в 1996 году.
Мистер Девон был вынужден уйти с должности преподавателя после нескольких скандалов на занятиях. Спортивная команда также приносила много проблем школьному совету. Он путешествовал несколько месяцев перед тем, как вернуться в город и стал жить вместе с мисс Чепмен в доме на Эддоус-стрит».
— Немного злобно, не правда ли?
— Не все, — заявила Анна и забрала у меня тетрадь. — Я не собираюсь ничего менять. Все некрологи закончены.
Я не знал, что сказать. Я смотрел на стопку тетрадей.
— И сколько их набралось? — спросил я.
— 1 516, — ответила она. — Это все жители городка, плюс все связанные со школой люди, включая водителей автобусов, и все, кто здесь работает, но не живет.
— И что теперь?
— Не знаю. Я закончила работу быстрее, чем думала. В последний раз мне потребовалось много времени, но и людей было больше, и не было никого вроде тебя, чтобы мне помогать.
— И что произошло в последний раз, когда ты этим занималась?
— Все стали умирать — точно так, как я о том сказала. Ее глаза казались темными и неподвижными. Я не мог определить, шутит она или нет. Я не знал, хочет ли она, чтобы я засмеялся, или нет, поэтому просто сидел там с тетрадями на коленях. Я вручил их ей, и тут она стала хохотать.
— Я их не убивала, — заявила Анна. — Люди умирают, без этого никак. А когда они умирают, требуется некролог.
* * *
Я ушел через дверь в подвале незадолго до полуночи. Анна поцеловала меня на прощание.
— С этим поцелуем я передаю тебе ключ, — сказала она.
— Что это значит?
— Так некоторые фокусники, может, даже Гудини, получали ключ или какую-нибудь пилку для открывания замков в своих трюках. Помощники передавали ключ с последним поцелуем.
— Я ничего не получил, — заметил я.
— Может, в следующий раз, — ответила Анна.
Снова пошел снег. Мелкий, сухой порошок летел по улицам и тротуарам, как песок, образовывая небольшие дюны у колес автомобилей, стоявших у края тротуара и у домов. Я воспользовался своей обычной дорогой, срезав путь дворами. Мне также хотелось сократить время пребывания на пронизывающем холоде. После меня остался след. Если снег будет идти всю ночь, мои следы заметет. Я бросил салфетку с завернутым в нее кондомом в мусорный бак у дома миссис Оуэне, что стало в некотором роде ритуалом.
* * *
Я внезапно проснулся ночью. Я подумал, что звонит мой телефон, но когда проверил звонки, новых не обнаружилось. Никто не звонил. Я спустился вниз в кухню и выпил стакан воды. Было начало пятого, и мне совсем не хотелось спать. Я вернулся к себе в комнату, несколько минут читал, пока не устал. Потом снова заснул.
* * *
Зашел мой отец и сказал, чтобы я просыпался. Я оторвал голову от подушки и посмотрел на часы.
— Еще рано, — ответил я. — Я могу спать еще час.
— У нас мистер и миссис Кайн, — сообщил отец. — Они беспокоятся об Анне.
Я протер глаза и увидел, что в моей комнате стоят трое, отец впереди, а мистер и миссис Кайн сзади.
— Что происходит? — спросил я.
— Анны не оказалось дома сегодня утром, — сообщил мистер Кайн. — Мы хотели бы знать, чем вы занимались вчера вечером.
Миссис Кайн взяла стул, стоявший у моего письменного стола, и придвинула его к кровати. Мой отец снял вещи с другого стула и поставил его рядом со стулом, выбранным миссис Кайн. Ее муж сел на него, и они оба посмотрели на меня. Я знаю, что в такие моменты нельзя думать о том, о чем думал я. Ситуация вполне могла оказаться серьезной. Вероятно, мне не стоило бы вам такого рассказывать, — эта история представляет меня не в лучшем свете. Но когда они уселись передо мной — миссис Кайн с растрепанными волосами, разлетающимися во все стороны, и абсолютно лишенный волос на голове мистер Кайн, — я ничего не мог с собой поделать. Я попытался представить, как мистер Кайн выглядел бы с волосами своей жены. Мне пришлось отвернуться, чтобы не расхохотаться вслух. Я уверен, что они подумали, будто я что-то скрываю и усмехаюсь, зная кое-что про их дочь. Но я вообще не понимал, о чем они говорят.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я. — Вчера вечером мы были у вас дома. Когда я ушел, она оставалась там.
— В какое время ты ушел? — спросил мистер Кайн.
— Наверное, где-то около десяти.
— Она не ушла с тобой? Не проводила тебя на улицу, не прошлась с тобой часть пути?
— Нет, — покачал головой я. — Я уходил через подвал, а она осталась внутри.
— Она не говорила тебе, что куда-то собирается? — спросила миссис Кайн.
— Ничего не говорила.
— Ты знаешь, почему ее не оказалась в ее комнате сегодня утром?
— Нет.
— Чем вы вчера занимались?
— Ничем, — сказал я. — Мы просто болтались в подвале. Слушали коротковолновый радиоприемник, поиграли в пул, выпили немного содовой.
— Вы не поссорились? Ее ничто не расстроило?
— Нет, — заявил я. — Мы никогда не ссоримся.
— Случилось что-то еще, — сказала миссис Кайн. — Что?
— Ничего, — ответил я.
Я почувствовал, как краснота поднимается по моему телу вверх, от живота. Я попытался незаметно сделать глубокий вдох, чтобы на лице не отразился стыд из-за вранья.
— Вы занимались сексом с Анной? — продолжала миссис Кайн.
— Нет, — сказал я.
Я думал, что лишусь сознания, рухну с кровати на пол и буду там лежать без чувств. Я почти желал этого. Так было бы лучше.
Я видел, что миссис Кайн разозлилась. Она была спокойна, учитывая все обстоятельства. Она, конечно, беспокоилась и нервничала из-за исчезновения дочери, но не орала, не несла чушь, не делала ничего подобного. Однако теперь она пришла в ярость.
— Тогда вот это что такое? — спросила она, и мистер Кайн извлек из кармана порванную пустую упаковку от презерватива.
— Мы нашли это рядом с кушеткой в подвале. Сегодня утром, — сообщил он.
Мой мозг словно заморозило. Он завис, как компьютер от перегрузки. С моим мозгом произошло то же, что происходит на экране во время зависания компьютера. Вероятно, мое лицо представляло собой красный, замерший экран. Я понимал, что отец и Каины видят, как я краснею, а мое сознание металось кругами и не поддавалось контролю. Как они могли найти упаковку из-под кондома? Я забрал ее и выбросил. Я проверил. Я видел, как она летела в мусорный бак. Часть меня хотела выбежать из комнаты, из дома и нестись прямо к дому миссис Оуэне, открывать мусорный бак и подтверждать то, в чем я был уверен. Но что это значит? Они следили за мной? У Анны кто-то был после меня? Она специально оставила упаковку, чтобы ее наши родители? Они блефуют? Ничего не имело смысла.
Миссис Кайн сидела на стуле и смотрела прямо на меня. Мистер Кайн и мой отец стояли рядом и смотрели на меня сверху вниз. Они не были счастливы. И я не радовался.
— Ну, сын? — спросил мой отец голосом, который означал: «Мы все знаем, что произошло, поэтому будь мужчиной, и признай это».
— Мы были осторожны, — глядя на миссис Кайн, сказал я.
Она ударила меня по губам правой рукой, затем начала орать.
Я знал, что сказал не то, но никак не ожидал, что меня за это ударят. Я не могу припомнить ни одного другого случая, когда бы меня били. Я уверен, что мои родители меня шлепали в детстве, но я даже этого не помню. Я никогда не дрался в школе, и я никогда не делал ничего, что спровоцировало бы кого-то меня ударить, в особенности — взрослую женщину. А тут миссис Кайн со всей силы ударила меня по лицу, и никто ничего не предпринимал по этому поводу. Я просто сидел на кровати, и поднес холодную, покрытую потом руку к горящему лицу. Болели и рука, и лицо. Мой отец ничего не сказал. Мистер Кайн ничего не сказал. Они все просто смотрели на меня, сидящего на кровати, красного и пристыженного.
