— Это мой дом. А это дверь в мою квартиру. Я пошел открыть дверь гостям, а тут — вы. В коридоре. На лестничной клетке. Под моим одеялом. А это гости. Наверное, пришли посмотреть, что здесь такое, — говорит Коробок.
Э... Сейчас бы таблеточку...
— Коробок, слушай, а можно нам по таблеточке?
— Да, Коробок. — Звездочка говорит: — Можно нам по таблеточке? Раз у тебя вечеринка, значит, надо как следует загрузиться, чтобы вообще унесло.
Коробок говорит:
— Вы и так уже оба загружены по самое не хочу.
— Да, Звездочка, — говорю. — Мы загружены по самое не хочу.
— Да, и нас унесло в коридор. — Звездочка говорит: — Из квартиры.
— Ага, — говорю, — под пакет с таблетками. А давай заберемся в пакет и съедим все таблетки.
— Нет, Ствол, все не надо. — Звездочка качает головой. — Их там миллион и еще миллион. Если съесть столько таблеток, мозги точно завянут, а ты же не хочешь, чтобы мы остались совсем без мозгов.
Коробок говорит:
— Так, еще раз. Вы потеряли таблетки или вы их не теряли? Если вы их потеряли, я вам дам пару колесиков. Я остался вам должен еще с того раза, когда посылал вас в Дуркчестер, на прошлые выходные.
Я вообще без понятия, о чем это он говорит.
— Я не знаю, какой там Дуркчестер, — говорю я. — Но зато знаю, чего мне хочется прямо сейчас. Прямо сейчас мне хочется таблеток.
Коробок лезет в передний карман своей юбки и достает прозрачный пакетик с таблетками. Такой небольшой, но с таблетками. Коробок говорит:
— Вот. Тут две ешки и сорок стразов. Теперь, надеюсь, все счастливы и довольны. И это... большая к вам просьба... верните мое одеяло обратно на кровать, пока оно совсем не испачкалось.
Я говорю:
— Спасибо, большой и черный.
— Ствол. Я тебе не большой и черный. Я большой страшный и злой. А это мое одеяло, — говорит Коробок. — Ладно, вставайте уже. Загружайтесь своими колесами хоть до полного помрачения мозгов. Все равно хуже не будет. Вам, дебилам. Вы итак уже не различаете, что есть что.
Да, наверное, не различаем. Но мы знаем, что на что похоже, а если что-то на что-то похоже, значит, это оно и есть. А если оно не похоже, значит, это не то. Если есть что-то белое, как таблетки, и большое, как большой пакет, значит, это пакет с таблетками, как ни крути. А Коробок — он не такой. Он сразу знает, что это — это, а вот то вовсе даже не это, а то. Поэтому он и хорош в своем деле. Ну, в том, чем он занимается.
Прости, Коробок. Ну, что я назвал тебя черным.
Просто пакет с таблетками такой белый, и на его фоне ты смотришься особенно черным. Черный на белом. Ты говоришь нам со Звездочкой, что у тебя вечеринка. И что мы — два дебила с зелеными слониками, хотя слоники не бывают зелеными. Говоришь, что это одеяло, отбираешь у нас наш пакет, под которым мы были под, и теперь нам уже нечем укрыться, нет, я совсем на тебя не злюсь, я люблю тебя, Коробок, и тебя, Звездочка, вы мои самые близкие люди, ближе уже не бывает.
— Я люблю тебя, Коробок. И тебя, Звездочка. Дайте я вас обниму.
Звездочка говорит:
— Да, и займемся чем-нибудь нехорошим.
— Нет, — говорю. — Мы просто обнимемся. Я поэтому и говорю, что и с Коробком тоже.
Мы выходим на улицу из подъезда, прямо в ночь, потому что на улице уже ночь, такая вся тихая и синяя с оранжевым. Звездочка выходит первой. Я — сразу за ней. Мы спускаемся по ступенькам. Их ровно восемь. Они металлические, из металла. Ступеньки от двери подъезда в доме Коробка — прямо на дорогу. То есть не на дорогу, а на тротуар. Где ходят люди, которые пешеходы, а не где ездят машины, которые на дороге. Мы не пойдем по дороге, потому что это опасно, мы пойдем по тротуару, где нет машин...
— Звездочка, Звездочка, Звездочка.
Звездочка говорит:
— Что?
— Присмотри за мной, Звездочка.
— Присмотрю, да.
— Потому что здесь небезопасно, — говорю. — Очень небезопасно.
Звездочка говорит:
— Нет, Ствол. Здесь вполне безопасно. Этих, которые с ананасами на головах... их тут нет.
— Да, я вижу. Только тут все равно опасно, потому что здесь место такое — опасное.
Звездочка говорит:
— Никакое оно не опасное.
— Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Я все понял, еще даже раньше, чем ты сказала, ну, то, что сказала, и я знаю, что ты хотела сказать, я всегда знаю, что ты хочешь сказать, а вот ты вообще ни во что не въезжаешь и даже не знаешь, о чем я тебе говорю и что я пытаюсь сказать. — Она вообще ни во что не въезжает и даже не знает, о чем я ей говорю и что пытаюсь сказать. Мы сначала шли по тротуару, где безопасно, и я понял все только потом, когда мы сошли с тротуара прямо на дорогу. — Слушай, Звездочка, — говорю. — А почему мы идем по дороге? Нельзя ходить по дороге. Нас тут задавят. Давай скорее уйдем с дороги, мы же все-таки не дебилы, хотя Коробок говорил, что дебилы. Ну, помнишь, когда он сказал, чтобы мы вылезали из-под его зеленого слоника, то есть из-под пакета с таблетками.
Мы со Звездочкой уходим с дороги, хотя там нет ни одной машины, потому что на улице ночь. А я все думаю про зеленых слонов. Хотя откуда тут взяться слонам, это же не зоопарк, так что им неоткуда тут взяться, и особенно — зеленым, потому что зеленых слонов не бывает, зеленые бывают только у Коробка, ну, он про них говорил, про зеленых. В общем, я думаю про зеленых слонов. И мне больше не страшно. Ни капельки.
— Слушай, Звездочка, — говорю. — А почему Коробок говорил про зеленых слонов?
— Без понятия.
— Он что-то такое сказал про зеленых слонов. Но ведь зеленых слонов не бывает. У него что, есть зеленые?
— Не знаю. — Звездочка пожимает плечами. — У Коробка есть столько много всего. Может быть, у него есть и слоны. Даже зеленые. Или люди, одетые в зеленых слонов. У Коробка есть все. Все, что хочешь.
— А почему тут на улице нет слонов?
— Потому что слоны по улицам не ходят, — отвечает мне Звездочка. — И вообще они в городе не живут. Я бы, если бы была слоном, точно не стала бы здесь жить. Я бы жила где-нибудь в другом месте. Подальше отсюда.
— А где в другом месте подальше отсюда? Слоны вообще где живут?
— Где-нибудь на природе. За городом.
— А почему на природе за городом?
— Потому что в городе страшно. Они боятся, слоны.
— Чего боятся?
Звездочка отвечает, немного подумав:
— Автобусов. И чернокожих людей.
— Ага, — говорю. — А почему они боятся чернокожих людей?
Звездочка говорит:
— Не знаю. Наверное, потому что считают, что все чернокожие — негры.
— У Коробка тоже были чернокожие, у него дома. Они что, все негры?
Звездочка говорит:
— Коробок сам чернокожий, и поэтому к нему всегда ходят такие же чернокожие. К нему домой. Все чернокожие так делают. Ну, в смысле, ходят друг к другу в гости. У них так принято. А вот негры они или нет, я не знаю.
Она замечательно все объяснила. Она вообще хорошо объясняет. Мне всегда все понятно. И мне больше не страшно. Ни капельки.
Хотя нет. Опять страшно.
— Звездочка, — говорю. — Мне опять страшно.
— А теперь-то с чего? — Звездочка хмурится и говорит; — Знаешь, Ствол, меня это уже достает. Ну, что тебе вечно страшно. Вот как тебя достает, что меня вечно тянет заняться глупостями.
— Но мне страшно.
— Я знаю, что страшно, потому что ты только об этом и говоришь.
— Ты ведь присмотришь за мной, правда, Звездочка?
— Присмотрю, Ствол, не бойся. Все хорошо.
— Правда все хорошо? Но если все хорошо, тогда зачем ты за мной присматриваешь?
Звездочка говорит:
— Потому что ты просишь, чтобы я за тобой присмотрела. Вот я и присматриваю. Потому что тебе страшно. А вовсе не потому, что с тобой все хорошо.
— Ага.
Она хорошая, Звездочка. Она всегда обо мне заботится. И присматривает за мной, когда нужно за мной присмотреть. Она идет рядом и держит меня за руку, вот как сейчас, как будто мы с ней — две бабочки, которые идут, держась за руки, и машут крылышками, вот так; вверх-вниз, вверх-вниз. Вот так они машут. Бабочки. А Коробок — он не бабочка, он мотылек, или да, тоже бабочка, но ночная, потому что он черный, и не присматривает за мной, потому что делать ему больше нечего, что ли, у него столько дел, ну, которые ему надо делать, вот он их и делает, свои дела. А не свои — нет, не делает. Потому что он очень занятой человек.
— Звездочка, слушай. Ведь ты меня держишь за руку?
— Держу, видишь. Вот так. Прямо за руку. Как будто мы двое влюбленных, гуляем по городу ночью. Только мы не «как будто», а прямо всамделишные влюбленные.
— Но я...
— Что?
— Я не чувствую, как ты меня держишь.
Звездочка говорит:
— Это все из-за стразов, Ствол. Ты же знаешь.
— Да, я забыл.
— А вот я не забыла. Я все помню. Всегда.
— Тогда почему...
Она пожимает плечами.
— Да, почему, — говорю я. — Обними меня, Звездочка.
— Да.
Она обнимает меня. Крепко-крепко. Двумя руками. Тут, на улице, ночью. Мы стоим, прижимаясь друг к другу, почти касаясь друг друга носами. Я вижу ее, мою девушку. Близко-близко. Вижу, что она меня обнимает. Но вообще ничего не чувствую.
