Звездочка говорит:
— Я тебя обнимаю. — Она уже долго меня обнимает, — Чувствуешь, как я тебя обнимаю?
— Нет, — говорю. — Я вообще ничего не чувствую.
— А ты попробуй. Попробуй почувствовать. Потрогай мою грудь.
— Нет, — говорю. — Не буду я ее трогать на улице, а то тебе снова захочется всяких глупостей.
— Ну, просто потрогай меня.
— Я тебя трогаю.
— А теперь попробуй почувствовать.
— Нет, — говорю я. — Не чувствую. Я вообще ничего не чувствую. Звездочка. Как-то мне непонятно. Я люблю тебя, сильно-сильно люблю, но я совершенно тебя не чувствую. Я вообще ничего не чувствую.
— Тогда тебе надо есть ешки, а стразы — не надо.
— Э... слушай, может, пойдем?
Звездочка говорит:
— Мы никуда не пойдем, пока ты меня не почувствуешь. Ты меня очень давно не чувствовал. И не трогал. Это я не о глупостях. Это я о тебе забочусь.
— А ты попробуй сдавить мне ребра. Обычно я что-то чувствую, если мне сдавить ребра.
Она вздыхает, и отпускает меня, и больше уже не обнимает.
— Как-то оно все неправильно. — Звездочка говорит: — Когда я пихаю тебя под ребра, ты должен чувствовать, что тебя пихают под ребра. А когда я тебя обнимаю, ты должен чувствовать, что тебя обнимают. А ты чувствуешь, как будто тебя обнимают, когда я пихаю тебя под ребра, а когда я тебя обнимаю, ты не чувствуешь вообще ничего. У тебя все неправильно. Так не должно быть.
— И все же попробуй сдавить мне ребра, — говорю я. — Наверняка я почувствую все правильно. То, что есть, то и почувствую. Но даже если я вдруг почувствую что-то другое, все равно это лучше, чем не чувствовать вообще ничего. Я не люблю, когда я вообще ничего не чувствую.
Она кивает. Обнимает меня крепко-крепко и пытается сдавить.
— Теперь нормально, Ствол?
— Да, — говорю. — Нет, не нормально. Я все равно ничего не чувствую.
— Знаешь, Ствол, по-моему, это все-таки лучше, чем если бы ты чувствовал, что я давлю слишком сильно или пихаю тебя под ребра.
— Да мне все равно, что почувствовать, — говорю. — Мне просто хочется что-то почувствовать. Не важно что. Главное, чтобы вообще почувствовать, — Звездочка давит сильнее. Кажется, я что-то чувствую, — Ой, я, кажется, чувствую, Звездочка, я что-то чувствую. Дави сильнее.
— Сильнее не могу. Я тебе ребра сломаю. Слушай, Ствол, сделаешь для меня одну вещь?
— Нет, Звездочка, я...
Я вдруг ору благим матом:
— Звездочка. Смотри, Там какой-то мужик. Зашел в подъезд к Коробку.
Она смеется.
— Нет, Ствол, Это не его подъезд, не Коробка. Это чей-то чужой подъезд.
— Нет, это его подъезд. Точно его. Туда кто-то вошел, я видел. Зачем он идет к Коробку? Его надо перехватить. — Это чужой подъезд, не Коробка.
— А по-моему, это его подъезд. Да.
Звездочка говорит:
— Это даже не его улица.
— Но она точно такая же, как у него.
— Нет, Ствол, это другая улица. У Коробка одна улица, а это — другая. Это разные улицы.
— Ладно, пусть разные, — говорю. — А куда мы идем? Звездочка улыбается:
— Ко мне. Ко мне в комнату.
— А где твоя комната?
— У меня дома. Тут идти пять минут.
— Пять минут от дома Коробка.
— Нет, Ствол. Не от Коробка, а отсюда Дом Коробка — он не здесь.
— Как не здесь? Это ведь его улица?
Звездочка говорит:
— Нет, не его. Мы уже далеко. От его улицы.
— Тогда как мы...
Ага.
— Звездочка, — говорю. — Тогда как мы здесь оказались? Мы же были у Коробка.
— Мы у него были, да. А потом мы ушли. Дошли ют досюда. А отсюда уже — пять минут до меня.
Я говорю:
— Так мы только что вышли от Коробка?
— Нет, не только что. Мы уже долго идем по улице.
— По его улице? Коробка?
— Нет. — Звездочка качает головой. — По ней мы уже прошли раньше. А сейчас идем по другой. Не по той, а по этой.
— Тогда где она, это улица?
— Она здесь, вокруг. Посмотри. Она у тебя под ногами. Попробуй почувствовать ее под ногами.
Но я же...
Э...
— Я же в ботинках. И ты в ботинках. Разве можно почувствовать улицу под ногами, когда ты в ботинках?
Звездочка берет меня под руку.
— Ну, давай снимем ботинки. Тогда мы почувствуем. — Она держит меня, чтобы я не упал, и помогает мне снять правый ботинок. С правой ноги. Я уже собираюсь поставить ногу на землю, ну, не на землю, а на асфальт, но тут Звездочка говорит: — И носки тоже. Чтобы почувствовать улицу по-настоящему. Босиком. Как будто это песок. Ну, на пляже.
— Ты тоже снимай ботинки.
Она меня вроде как и не слышит. Помогает мне снять второй ботинок. Левый. И носки тоже. Оба носка.
— Теперь вставай.
Я стою босиком на асфальте и чувствую улицу под ногами. Я ее чувствую, как... улицу. Да, как улицу. Под ногами шершаво, тепло и приятно.
— Как классно, Звездочка.
— Это все из-за стразов, Ствол. Ты же знаешь. С ними все классно.
— Да, я забыл.
— Ты уж запомни.
— Что мне надо запомнить? Я даже не помню, о чем мы сейчас вспоминали. И что пытались запомнить.
— Мы пытались запомнить улицу.
— Не помню. Какую улицу?
— Вот эту улицу, — говорит Звездочка и показывает. — Вот посмотри. Это просто. Просто посмотри вокруг.
И мы смотрим вокруг. Стоим со Звездочкой на улице и смотрим вокруг. Смотрим на улицу, на которой стоим. Я вижу улицу, как в первый раз. Как будто я никогда раньше не видел улиц. А теперь вижу. Я ее вижу, как... улицу. Она такая, какая есть. Синяя. Все синее.
— Звездочка, — говорю. — Оно синее.
— Что, Ствол? Небо?
— Нет, — говорю. — Улица. Вообще все. Почему все синее, Звездочка? Из-за стразов?
— Нет, стразы не делают что-то таким, какое оно уже есть. Улица синяя, потому что сейчас ночь.
— Ух ты, классно. Правда красиво?
— Да. Очень красиво. Она еще и оранжевая, посмотри. Посмотри на фонарь. Под фонарем ночь оранжевая. Везде синяя, а под фонарями оранжевая.
— Звездочка, ты посмотри, как красиво. Нам не нужны никакие стразы. Зачем нам какие-то стразы, когда все такое красивое само по себе.
Звездочка качает головой.
— Нет, Ствол. Все не так. Все по-другому. Все очень красивое, да. Только мы этого не замечаем. Потому что мы люди, а люди — они все придурки. Так вот. А потом мы закидываемся колесиками. Стразами, ешками. Кислотой. Они что-то там переключают у нас в мозгах, и мы вдруг видим, какое оно все красивое. Раньше не видели, а теперь — раз — и видим. И поэтому люди, которые вообще ничего не потребляют, они даже понятия не имеют, какое все на самом деле красивое.
— А эта улица? Она красивая?
— Да. Она очень красивая. Посмотри. Посмотри, какая она красивая.
— Да, — говорю я. — Красивая. Ой, смотри. Это дом Коробка.
— Нет, Ствол. Это не его дом. Я же тебе говорила раньше. Это совсем другой дом.
— Ну как же? Видишь. Вон Коробок.
Звездочка смеется.
— Нет, это не Коробок. Это какой-то другой черный парень. Если он черный, это еще не значит, что он Коробок. Их тут много, ну, черных. Ты же знаешь.
— Да, знаю. Только забыл. Это как раз из тех сложных вещей, которые очень легко забываются. И потом, если тут много черных, это еще не значит, что вон тот черный парень — это не наш Коробок. Коробок — он один черный парень. Его не два и не три. Он один.
Звездочка снова смеется.
— Ствол, какой ты смешной. У тебя все в мозгах перепуталось. Я вообще не о том говорю. Я просто сказала, что это не Коробок. Потому что это не Коробок.
— Как же не Коробок, если он вышел из дома Коробка. Значит, это Коробок. А если это Коробок, значит, это его дом. Видишь, все очень просто. Проще простого.
Звездочка говорит:
— Может, и просто, но только неправильно. Понимаешь, Ствол, это не важно, просто оно или сложно. Главное чтобы было правильно. А у тебя все неправильно. А то, что неправильно, оно неправильно. Потому что такое правило.
— Нет, у меня как раз правильно. А неправильно — у тебя. Если это не Коробок, тогда почему он заходит в дом Коробка? — Я ведь все правильно рассуждаю. — И что получается? Или он входит в неправильный дом, или ты говоришь все неправильно. Правильно?
Звездочка снова смеется.
— Нет, правда, Ствол. Ты смешной. Мы с тобой когда вышли от Коробка? Уже час назад. Идем по улице. Видишь улицу? Уже час, как идем. Целый час.
— Ну хорошо, — говорю. — Мы с тобой вышли от Коробка. Идем по улице. Все как ты говоришь. Но ведь это его улица, Коробка. Мы идем от него. И если сейчас мы оглянемся, дом Коробка будет видно.
Звездочка говорит:
— Нет, нет, нет. Опять все неправильно. Вот если заняться чем-нибудь нехорошим, у тебя замечательно все получается, зато смотреть ты не умеешь. Вот совсем не умеешь. Отсюда дом Коробка не видно. Это вообще не его улица. Это другая улица, совсем не та.
— Тогда надо вернуться и не пустить этого парня в дом Коробка. — Я останавливаюсь и стою. На оранжевом кусочке синей ночной улицы. Стою и показываю за спину. — Звездочка, надо вернуться. Если мы не вернемся, тогда я вообще ничего уже не понимаю. Какой-то парень идет к Коробку посреди ночи. А мы его даже не остановим. И кто мы тогда после этого?
