И вот там-то как раз Гарри с Али и стали всех уговаривать остаться в Питере на майские.
А типа, что тут такого?
Завтра-то уже – тридцатое апреля…
И к тому же у Али Инга – в Германии, Мажор свою жену с дочками на праздники в Турцию отправил.
А Депешу – так просто все по фигу.
Как, впрочем, всегда и было…
– Ну и у тебя, – говорят, – Дэн, Лида в Лондон улетела, в университете занятий нет, так и фигли не зажечь-то?
Причем обращаются конкретно ко мне, как будто Никитоса со Степой просто в природе не существует.
Ну, правда, Степа сразу сказал, что – нет, не может.
Что-то там такое, с дочкой связанное.
А Никитосу еще рановато будет со взрослыми мальчиками тусовать, так что вроде – все правильно.
Но – все равно обидно.
– Нет, – отвечаю, – не могу.
Хотя на самом деле – и могу, и, наверное, – хотелось бы.
– А что так? – интересуется Мажор.
– Да так, – жму плечами, закуривая очередную сигарету, – дела.
– Ну тогда мы пошли такси ловить, – поднимается Степа, – пора нам. Ты, Дэн, докуришь да давай, тоже подходи…
И они с Никитосом упилили на улицу, а следом за ними и Депеш с Гарри подорвались, номера в «Паласе» продлевать еще на несколько суток, до третьего мая, как они вроде решили.
Мы остались вдвоем.
– Ну, – говорит Али, – так что? Может, все-таки останешься, Дэн? Я же вижу, что хочется, так с какого, спрашивается, перепуга по таким делам уезжать-то? Я еще понимаю, по теме выезда гордость включать, но сейчас-то выезд закончился…
– Выезд, – кривлюсь, – если ты не понимаешь, Глеб, лично для меня заканчивается не после игры. А по возвращению. Но тут дело совсем не в выезде. Так что вы уж давайте жгите. Но как-нибудь без меня.
– Вот, значит, как, – кривится Али. – Ну и дурак, значит. Хотя – тебе решать, разумеется…
– Вот, – ухмыляюсь, – тут ты, Глеб, – прав, безусловно. Решать именно мне. И – никому более…
Встаю, подхватываю стоящую в ногах сумку, давлю окурок в пепельнице.
– Да, – говорю, – кстати. Если тебе это еще интересно, – то с твоей женой я не спал. Никогда. Хоть и не могу сказать, что не хотелось…
Он тоже гасит окурок в хрустальной отельной пепельнице, медленно поднимает на меня белые от бешенства глаза.
– А вот с этого места, – аккуратно подбирает слова, – пожалуйста, поподробнее…
– А какие тут, – жму плечами, – могут еще быть подробности? Я тебя тогда еще не знал, обязательств, так что, – никаких не было, по определению. И быть не могло. Это сейчас все по-другому стало…
– Ну, – рассматривает внимательно побелевшие костяшки пальцев, потом пристально смотрит мне в глаза, – и в чем же тогда причина?
– Ни в чем, – не отвожу взгляда, стараясь быть холодным, как лед, хотя, если честно, это очень и очень непросто, – а в ком. В ней, в Инге. Она тебя пока еще любит, хотя я и не уверен, что это надолго…
– Объяснись, – медленно цедит. – Замах, парень, – это уже удар…
– Да что я тебе нового-то скажу? – жму плечами, типа, равнодушно, хотя у самого уже вся спина мокрая. – Ты же умный. Ты же всех нас умнее, и в этом не стыдно признаваться. Абсолютно не стыдно. Даже мне, а я себя не слабым парнем считаю. А совсем даже наоборот. Ты же все лучше всех просчитать можешь, подтолкнуть, просто по приколу, кого надо и куда нужно. Причем – незаметненько так, как ладошкой по попе. Человек и почувствовать ничего не успевает. И ведь многие думают, что это они сами все решили! И – сопят себе, довольные. А кто поумнее – все же все понимают! Просто кого-то, типа Гарри, это устраивает. Он ведь рационален полностью, наш финансист, и когда однажды понял, что ты в этом деле лучше сечешь, чем он, так сразу и успокоился. Потому как если на это дело с его рациональной башни смотреть, то если кто-то что-то лучше него делает – так только в путь! И неважно что: деньги считает, книги пишет, кино снимает, щщи рихтует, миром, типа тебя, рулить пытается. Какая разница! Лучше – значит прав, и все дела. А кого-то – типа меня или твоей жены – вся эта история бесит нереально, неужели ты в такую простую вещь врубиться не можешь? Потому как – да, ты лучше знаешь, лучше умеешь, может, ты даже все это не для себя, а для нас самих делаешь, но человек иногда сам жить должен и сам ошибаться в том числе. Так что если ты рычаги не отпустишь слегонца, то ее уход от тебя – только вопрос времени. Просто даже чтобы тебе назло, в конце-то концов. Ты же все-таки не бог, чтобы так людьми-то рулить, тебе не кажется?
Он – молчит, глаза – бешеные.
Я закидываю сумку на плечо.
– Ну ладно, – говорю, – мне пора, извини. Если будет настроение в Москве – можем вернуться к этому разговору.
Поворачиваюсь к нему спиной и не спеша направляюсь к выходу.
С этого момента я уже могу ощущать себя в относительной безопасности.
Али в спину не бьет.
Проверено.
Делаю несколько глубоких вздохов и лезу в карман за сигаретами.
Сейчас выйду на улицу и сразу же закурю.
И вы даже представить себе не можете – с каким удовольствием…
…О том, что я не остался с парнями в Питере, закатив вместо нормального зажига тупую истерику Глебу, я пожалел уже приблизительно часа через полтора после отхода поезда.
Просто сначала мы выпили «по чуть-чуть», потом сломался и завалился спать Никитос, а потом начал напиваться Степаша.
Но не как всегда – весело, с шутками и прибаутками.
А – целенаправленно, молча и страшно.
Что-то у него в голове перемкнуло, по-видимому.
Схемку какую-то закоротило.
Мне-то от этого – не легче.
Где-то еще через час мне стало понятно, что в этом процессе я ему совершенно не нужен, и я тоже, вслед за Никитой, полез на верхнюю полку.
А Толик еще долго пил, ругался и плакал, странно, по-детски, всхлипывая.
Потом подрался с кем-то из наших в тамбуре и только после этого упал спать.
Зрелище, надо сказать, было какое-то странное: жуткое и жалкое одновременно. Я даже представить себе не мог, что взрослого и очень сильного мужика с абсолютно здоровой психикой может так по-дурацки корежить.
Уж кого-кого, а Степашу-то, думаю, – не должно бы…
…Когда утром поезд пришел на Ленинградский вокзал, Степа представлял из себя растекающийся по всей поверхности кусок говна весом, на секундочку, прилично более центнера.
Что с ним делать-то будем, думаем?
Я полил его несколько раз водой, долго бил ладонями по щекам.
Ноль, блин.
И только когда мы с Никитосом кое-как выволокли его на перрон, Толик с неимоверным трудом разлепил совершенно не фокусирующиеся глаза.
– Эта, – говорит, – пацаны. Вы со мной не возитесь, как с девочкой. Донесите меня до пригородных платформ, мне все одно в Зеленоград надо. Да там и бросьте на фиг. Дальше сам как-нибудь разберусь…
Ну – сказано-сделано.
Подхватили Степу под белы рученьки, да поволокли через подземный переход в сторону электричек.
…Вот там-то они нас и накрыли.
Кони.
Причем какие-то незнакомые, я все-таки в движе не последний кусок дерьма, разобрались бы.
Да и Степа – личность в этом мире известная, уважаемая.
А эти – стоят, глумятся.
Рыл пятнадцать, наверное.
Нормальный составчик, особенно если учитывать, что нас трое, один из которых – сопляк, только недавно в мобе оказавшийся, а еще один – даже ноги передвигать не может.
А они еще – все на дерьме, как на подбор.
Пустые бутылки, куски арматуры, прочие аргументы.
На ногах у большинства вместо «положняковых» белых кроссачей банальные убитые «гриндерсы».
Ну, думаю, Данька, – ты приплыл.
Это – не кэшлс, это – самое страшное, что может быть.
Гопники.
Тупые карланы с нищих окраин, злобные гоблины, с ними даже пытаться разговаривать бесполезно.
Только убивать.
– Никитос, – шепчу побелевшими губами, – быстро ломись обратно, на перрон, там еще кто-то из наших наверняка должен остаться.
– Я не побегу! – расправляет плечи дурак малолетний.
– Лети, идиот! – шиплю. – Если успеешь привести парней – это шанс. Если б не Степа, я б сейчас сам ноги делал. А так – постараюсь хотя бы с минутку продержаться, до прихода. Вместе останемся – затопчут по-любому.
– Понял, – кивает.
И подрывается с такой скоростью – спринтеры позавидуют.
Ну хоть здесь слава Богу.
…Гоблины сначала заржали, потом, судя по всему, все-таки сообразили, что пацан неспроста с такой скоростью подорвался.
Что-что, а в этом у них всегда с соображалкой нормально было.
На уровне инстинктов…
…Пару раз я все-таки успел отмахнуться.
Оттолкнул Толяна, встал в стойку, кому-то даже вроде попал разок некисло.
А потом кто-то сумел просочиться мне за спину, и меня перетянули обрезком арматуры, сначала по спине, потом по голове, потом я еще успел крикнуть:
– Мрази!
И – отключился…
В тот момент почему-то была уверенность, что навсегда.
Просто приходилось раньше сталкиваться с такими шакальими стаями.
Для них добить лежащего и не способного ответить – куда большее удовольствие, чем для меня просто честно подраться.
