Ознакомительная версия.
УВЕДОМЛЕНИЕ Абнеру X. Доджу.
ГЛАВНОМУ ЮРИСКОНСУЛЬТУ
Извещение: Непредвиденные расходы по делу Р. Дьюка составляют 44066,12$… и подлежат немедленной оплате. Мы преследовали обвиняемого Р. Дьюка через все Западное полушарие и, наконец, загнали его в деревушку на северном побережье острова, известного как Кулебра, на Карибах. Однако адвокаты Р. Дьюка добились там судебного постановления, что все дальнейшее разбирательство должно вестись на языке племени Карибов. С этой целью мы послали трех наших людей в Берлитц, но за девятнадцать часов до назначенной даты судебных прений обвиняемый сбежал в Колумбию, обосновавшись в рыбацкой деревне Гуахира, неподалеку от границы с Венесуэлой, где официальным языком юриспруденции является невразумительный диалект «Гуахиро». Спустя много месяцев мы сумели наладить судопроизводство в Гуахире, но к тому времени обвиняемый перебрался в фактически недоступный порт в истоках Амазонки, наладив там деловые и дружеские отношения с племенем охотников за головами под названием «Хибарос». Наш судебный исполнитель в Манаусе был отправлен вверх по реке, с целью найти и нанять местного адвоката, способного изъясняться на Хибарос, однако поиски были затруднены серьезнейшими коммуникационными проблемами, а вскоре трагически оборвались… Представители нашего офиса в Рио проявляют в настоящий момент сильное беспокойство по поводу того, что вдова вышеупомянутого исполнителя из Манауса может добиться разорительного для нас решения суда, — учитывая предвзятость местных судебных органов, — и итоговая сумма может оказаться гораздо большей, нежели та, которую любой присяжный в нашей собственной стране сочтет разумной или даже нормальной.
Разумеется. Но что есть нормальность? Особенно здесь, «в нашей собственной стране», во времена обреченной на заклание эры Никсона. Мы все втянуты сейчас в путешествие по выживанию. Нет больше той скорости, которая была топливом шестидесятых. Стимуляторы вышли из моды. Это фатальный просчет кислотного полета Тима Лири. Он сотрясал Америку, продавая «расширение сознания», даже не задумываясь о беспощадных лапах реальности, поджидавшей в засаде всех тех людей, которые восприняли его чересчур серьезно. После Вест Пойнта и Священства, ЛСД должно быть, показалось ему совершенно логичным… но, даже осознавая, что он сам подрубил под собой сук, потянув за собой слишком многих, не получаешь большого удовлетворения.
И не то чтобы они этого не заслуживали: несомненно, они все Получили То, Что Пришло К Ним. Bсe эти патетически нетерпеливые кислотные фрики, полагавшие, что они смогут купить Мир и Понимание по три бакса за дозу. Но все их потери и поражения — одновременно и наши потери и поражения… То, что Лири унес с собой, было главной иллюзией общего образа жизни, который он попытался создать… поколения вечных калек, падших искателей, никогда не понимавших основного, старого мистического заблуждения «кислотной культуры»: безнадежного предположения, исходной посылки, что кто-то — или, по крайней мере, какие-то силы — приведет к тому свету в конце туннеля.
Это такая же жестокая и парадоксально доброжелательная хуйня, которая столетиями держала на плаву католическую церковь. И моральный кодекс военных… слепую веру в какую-то высшую и мудрую «власть» Папы, генерала, премьер-министра… и, по восходящей, к «Господу».
Один из решающих моментов шестидесятых наступил в тот день, когда «Битлз» связали свою судьбу с Махариши. Это то же самое, как если бы Дилан отправился в Ватикан облобызать кольцо Папы.
Сначала «гуру». Затем, когда это не сработало, назад к Иисусу. И сейчас, следуя примитивной дорогой, инстинктивно проторенной Мэнсоном, хлынула целая новая волна комунн-кланов божков, таких как Мэл Лайман, глава «Аватары», или «Каково его Имя», владеющий «Духом и Плотью».
Сонни Баргер (лидер «Ангелов Ада» в шестидесятые) никогда четко не улавливал смысл всего этого, но он так и не поймет, насколько близко подошел к колоссальному прорыву. Ангелы Ада похерили его в 1965-м, на границе Оклэнда-Беркли, когда, следуя руководящим указаниям каски Баргера и его инстинктам авторитета, атаковали передние ряды антивоенной демонстрации. Что, в свою очередь, привело к историческому расколу в тогдашнем нарастающем приливе молодежного движения шестидесятых. Это была первая открытая стычка Гризеров с Волосатыми, и о ее важности можно прочитать в истории СДО (Студенты за Демократическое Общество), в итоге уничтожившего себя в заранее обреченной на провал попытке согласовать интересы байкеров-маргиналов (выходцев из низов общества и рабочего класса) и студентов-активистов Беркли (представителей высшего и среднего классов).
Никто из вовлеченных в это столкновение тогда не имел возможности постичь скрытый смысл провала тандема Гинзберга-Кизи убедить Ангелов Ада объединить свои силы с левыми радикалами из Беркли. Конечный разрыв произошел в Алтамонте, четыре года спустя, но к тому времени он уже был очевиден для всех, за исключением оравы торчков из рок-индустрии и национальной прессы. Оргия насилия в Алтамонте лишь усилила драматическую окраску проблемы. Реалии были уже определены; болезнь вступила в завершающую стадию, и Энергии Движения были с тех пор надолго сметены и подавлены агрессивной тягой к самосохранению.
Ох этот ужасный бред. Жестокие воспоминания и дурные флэшбэки, смутно всплывающие сквозь время и туман на Стэниан Стрит… для беженцев нет утешения, нет смысла оглядываться назад. Главный вопрос, как всегда, а что — сейчас? Я завалился на кровать в своем номере во «Фламинго», чувствуя себя полностью вне контекста с тем, что меня окружало. Здесь произошло нечто отвратительное. Я был в этом уверен. Комната напоминала место проведения зловещего зоологического эксперимента, связанного с виски и гориллами. Десятифутовое зеркало было расколото, но все еще чудом висело — скверное свидетельство о том дне, когда мой адвокат прикинулся амоком и начал молотить по нему молотком для кокосов, а разбив его, перебил вдобавок все лампочки..
Мы заменили их набором красных и голубых гирлянд для Рождественской елки из «Сейфвэя», но не было никакой надежды обзавестись новым зеркалом. Постель моего адвоката выглядела так, как будто огнеметом прошлись по крысиной норе. Огонь уничтожил изголовье, а остальное было массой пружин и обуглившегося постельного белья. К счастью, горничные даже близко не подходили к нашему номеру после мерзкой конфронтации во вторник.
Я спал, когда в то утро зашла горничная. Мы забыли вывесить снаружи табличку «Не беспокоить»… и она вломилась в комнату, вспугнув моего адвоката, стоявшего голым на коленях в сортире и блевавшего себе на ботинки… полагая, что на самом деле он находится в ванной, и вдруг неожиданно узрел рядом с собой женщину с лицом Мики Руни, уставившуюся на него, онемевшую от неожиданности, содрогавшуюся от страха и смущения.
«Она держала в руках швабру, похожую на секиру, — скажет он позднее. — Так что я выскочил из клозета на полусогнутых, все еще блюя, и вломил ей прямо по коленям… это было чисто инстинктивно. Я думал, что она собирается меня убить… и затем она завизжала, когда я заткнул ей пасть пузырем для льда».
Да, я помню этот визг… один из самых ужасающих звуков, которые я слышал в своей жизни. Я проснулся и увидел своего адвоката, сцепившегося в отчаянной схватке на полу, прямо возле моей кровати, с каким-то телом, оказавшимся пожилой женщиной. В комнате стоял дикий шум от телевизора, работающего на пустом канале и включенном на полную громкость. Я едва мог расслышать сдавленные женские крики. Она изо всех сил пыталась выплюнуть изо рта пузырь для льда… но не могла оказать достойного сопротивления голой туше моего адвоката, которому удалось наконец зажать ее в углу рядом с телевизором, сдавив руками ее горло, пока она жалостливо лепетала: «Пожалуйста, пожалуйста… Я только горничная, я не имела в виду ничего…».
Я опрометью вскочил с постели, схватил свой бумажник и начал размахивать у нее перед физиономией золотым значком Полицейской Благотворительной Ассоциации, выписанным в свое время для прессы.
— Вы арестованы! — закричал я.
— Нет! — завыла она. — Я просто хотела убраться!
Мой адвокат поднялся на ноги, тяжело дыша.
— Должно быть, она использовала отмычку, — сказал он. — Я чистил ботинки в сортире, и вдруг заметил, что она крадется, — и я взял ее.
Адвокат дрожал, размазывая блевотину по подбородку, и было видно, что он понимает серьезность этой ситуации. Наше поведение вышло уже далеко за пределы частных извращений. И вот мы стояли, оба голые, уставившись на до смерти перепуганную старуху, — служащую отеля, — распластанную на полу нашего номера в пароксизме страха и истерики. Ее надо было обработать.
Ознакомительная версия.
