— Фу, у меня ни разу герпеса не было.
— Катюшон, придется тебе съездить извиниться, что я не могу прийти на приём. Конфетки какие-нибудь отвезешь, — умоляюще попросила я Катю.
— Я в психушку не поеду, мне стыдно заходить в такую больницу. Все будут смотреть и думать, что я больная, — Катя категорически отвернулась от меня.
— Ну, ты же идешь в отделение сексопатологии, там нет психов.
— Еще хуже, будут думать, что я извращенка. А что, просто позвонить нельзя? — очень разумно предложила Катя. Но такое простое решение мне тогда показалось ужасным. С таким трудом найти нужное место, записаться вроде как по блату, а теперь звонить отказываться. Потом я пойму, какая это была, действительно, глупость.
— Катюшончик, я тебя прошу. Давай ты съездишь, а я тебя в Максиму-пиццу свожу, — пообещала я взятку в виде обеда.
— Да? — лицо Кати изобразило метаморфозу от гневного категорического упорства к полному со мной согласию. — Ну, ладно, съежу. Только не прикасайся своими болячками, чего ты ко мне придвигаешься?
Катя злая вошла в студию и раздраженно кинула на стул свою сумку.
— Чтобы я еще раз куда-нибудь поехала по твоей просьбе. Вот! — Катина фига уперлась в мой нос. — Видела?
— Ну, чего ты? — я чувствовала себя виноватой.
— Меня все приняли там за транссексуалку. Придурки. И твоя Елена Васильевна — пизда недоебанная.
Я осторожно поставила перед Катей на стол чашку чая.
— Подлизываешься? Поведешь меня в Максиму-пиццу десять раз! Тебе понятно? — Катины глаза переливались гневными алмазами, и в этот момент она была неописуемо хороша.
— Хорошо, поведу, поведу, — я была готова согласиться в этот момент со всем чем угодно. — А что произошло?
Катя сделала глоток и начала успокаиваться.
— Во-первых, это просто обычная регистратура, она не хотела брать конфеты, я ей все равно их оставила. Я выглядела идиоткой, что приехала туда извиняться. Меня с удивлением спросили: «А чего Вы просто не позвонили, мы бы перенесли консультацию на другой день?»
— А во-вторых?
— Во-вторых: Вхожу я в это ебанное отделение, еле его нашла. Вся такая красивая, в шикарной норковой шубе, на меня уже все уставились. Там посетители какие-то были, два трансика сидели на стульчиках — полные уебища, мужики мужиками: черт с ними. И эта выдра — Елена Васильевна. Я ее спрашиваю: «Мне нужна Елена Васильевна». Она мне: «Это я». Я говорю: «У вас записан на прием к сексопатологу Борис Фомин:» Только я это сказала, все вывернули на меня голову, мужик рядом стоял, аж выгибается за стойку меня рассмотреть: Два врача спиной стояли, разговаривали — заткнулись, повернулись и слушают. А Елена Васильевна мне: «Да, Вы на три записаны, раздевайтесь. Вы по поводу смены пола?» У мужика рядом чуть глаза не выскочили, представляешь? И трансики на меня пялятся: Разве я похожа на транссексуала? — Катя встала и повертелась передо мной. — Посмотри, какая у меня жопа, разве такие бывают у трансиков? — Катя расплющила сзади ладошками свои «жопьи уши», и попа приобрела совсем шарообразную форму. Да, попа была хорошая, она действительно не оставляла никаких сомнений в Катиной половой принадлежности. Я, повинуясь её притягательной силе, потянулась к ней, Катя со всего размаха ударила меня по рукам.
— Фигу теперь тебе, — и во второй уже раз я стукнулась носом о вынырнувший большой палец из её руки.
— Не расстраивайся, Кать:, - я потерла униженный фигой нос.
— Я не расстраиваюсь, я в себе уверена. Но все равно неприятно: Ну, и потом я долго объясняла, что это не я записывалась, и, вообще, зачем я приехала. Гнилое место, лучше вообще туда не ходи.
— Так вроде некуда больше идти: — неуверенно начала я.
— Больше не хочу об этом говорить. Давай, веди меня ужинать, я честно заработала это.
* * *
Теперь к НИИ им. Ганнушкина на Потешной уже подъезжала я. Оказалось это черт знает где. Есть в Москве такие места, — живёшь всю жизнь и ни разу даже мимо не проедешь, совершенно незнакомый район. Я с трудом нашла заветный вход. Хотела въехать за деньги в ворота клиники, за 50 рублей во все больницы пускают, здесь строго, психушка обязывала к дисциплине, мобилизовывала на бдительность, неподкупная охрана на психиатрическом КПП внутрь меня на машине не впустила, — вдруг передавлю гуляющих по территории психов или вывезу в багажнике, сбежавшего буйного. Ехала я недели через три после Катиного посещения, ехала уже без болячек на своём лице.
С трудом нахожу нужный корпус, поднимаюсь по лестнице справа на второй этаж, вхожу в отделение: Пусто, никого нет. Ни врачей, ни очереди, ни трансиков на стульчиках. Точнее один есть — это я. Я походила перед стойкой регистратуры и села на стул у входа для ожидания. Жду. Через какое-то время из одной из дверей выходит симпатичная молодая блондинка. Интересно, к какому врачу она пришла? Выходит и проходит мимо. Модно одетая, вся такая в черном, длинные прямые волосы в хвосте с красивой заколкой, приятное очень славянское лицо. Не единого следа и признака какой-либо сексуальной проблемы её лицо не выдавало, наоборот, было видно, что у этой девушки с этим всё в полном порядке, — зачем тогда она тут ходит по отделению сексопатологии?
— Девушка, извините, пожалуйста, Вы не подскажете, в каком кабинете принимает Рузгис? — как можно интеллигентней обращаюсь я к ней.
— Пойдемте, я Вам покажу, — и она любезно ведет меня по ободранному коридору.
— Неужели Вы здесь работаете? — наконец, доходит до меня.
— А что в этом удивительного?
— Ну: Вы без халата:
— Мне он не нужен, — отвечает блондинка.
Я иду сзади нее, смотрю, не отрываясь, на ее попу, — у работницы мрачной психушки хорошая фигура, не истощенная диетами, такая как надо. Её ягодицы при каждом шаге завораживающе вздрагивают и пухлыми симпатичными двойняшками весело подпрыгивают, как будто качаясь на детских качелях…
Обшарпанная дверь. «Проходите», — девушка пропустила меня вперед и вошла за мной.
— Садитесь вот на этот стул, — неожиданно по-хозяйски распорядилась блондинка.
— Неужели вы врач? — искренне удивилась я.
Девушка привычно села за стол, я поняла, что Рузгис Мария Владимировна передо мной.
— Похожи Вы на молоденькую медсестру, — только смогла в некотором смущении сказать я, Мария Владимировна в ответ хихикнула и начала задавать вопросы.
Будут мне их задавать потом еще столько много раз, набили они мне оскомину, поэтому не буду подробно описывать весь разговор. Цели смены пола у меня тогда не было, я, действительно, хотела просто раз в жизни проконсультироваться у сексопатолога — это первое, и получить направление к нужному эндокринологу — это моё скромное второе.
— Так. Пол, я поняла, Вы менять не собираетесь, — сделала вывод из долгого нашего разговора Мария Владимировна.
— Нет, пока, — согласилась я с этим противным для меня выводом.
— Очень хорошо, — похвалила она меня за мою устойчивость в мужском теле. — Сейчас я Вам всё объясню, что у Вас: У Вас не ядерная форма транссексуализма: — торжественно и с паузами Мария Владимировна вынесла свой вердикт тоном судьи, дарующего жизнь осужденному к повешению. Но я не стояла у петли или ещё её не замечала, и вердикт этот мне очень не понравился.
— Ну, прямо обрадовали, — перебила я ее. — Ядерная форма — это когда сами себя кастрируют? Чтобы избавиться от члена? Или надо иметь за плечами с десяток суицидальных попыток? Может быть, это не ядерная форма, а идиотизм или шизофрения? Может быть, жизнь у этих людей больше ничем не наполнена:, может быть, им терять нечего — нет работы, нет любимого человека, нет детей. Может быть, они наполнены страхом перед жизнью: и мечтами, — что вот сменю пол, прискачет принц на белом коне, и решит все мои проблемы, не надо будет работать и биться в этой жизни за выживание. Может быть, я не меньше их хочу стать женщиной, но моя жизнь наполнена не только мыслями о своей половой принадлежности. Иногда: даже не иногда, а чаще всего у меня нет времени даже вспомнить об этом. Да, мне некомфортно жить как мужчина, я с острой неприязнью отношусь ко всем мужским чертам и признакам в себе, но мне, к примеру, также было неприятно чистить унитазы кирпичом в армии, говно засохшее соскребать своими голыми руками, но я чистила, потому что так было надо: по заведенному порядку. У меня есть мама, она вправе рассчитывать, что я останусь для нее сыном: и папа тоже вправе рассчитывать на это: Ох! Не знаю: Это я сейчас так говорю. Может быть, когда-нибудь и я лягу на операционный стол, но сделаю это тогда, когда в моей жизни будут благоприятные для этого обстоятельства. И все эти слова — «я бы все отдала, всем бы пожертвовала:» Не хочу ничем жертвовать, хочу потерять минимум, а лучше ничего не потерять, только приобрести. Я хочу комфорта и всяческого для себя благополучия и моя половая принадлежность — только часть жизни, влияющая на это:, может быть, значительная и очень для меня важная, но всё-таки есть и другие вещи, которую наполняют мою жизнь смыслом: и удовольствиями… Вот:.
