Ну, по крайней мере твой убогий дневник сгодился, чтобы чем-то занять мои мозги, пока я развешиваю праздничные плакаты к Хэллоуину. (Кстати: какие идиоты покупают черные и оранжевые конфетки, чтобы «отметить» Хэллоуин?! Люди думают, что если я мажу губы черной помадой, то весь год только и жду 31 октября. На самом деле это очень грустный праздник. Надо назвать его Днем Альтер-Эго – каждый может вырядиться в того, кем он всегда мечтал быть. Похоже на твои размышления о побеге из собственной жизни. Я бы надела костюм редкого белоклювого дятла. Только представь: все гадают, не вымер ли ты, и мечтают хоть одним глазком на тебя посмотреть.)
Видел татуировку у Шон на лодыжке? Раньше я думала: наколка = потаскуха, но теперь у меня иное мнение. Татуировка дает твоему парню понять, что ты хочешь запомнить его навсегда, что отныне ты с ним связана – а это скорее моногамия, чем распутство. Впрочем, пусть я и крашу губы черной помадой, наколки не для меня. Люблю чисто белую кожу. Как у Майкла Джексона. Мне нравится, что она выглядит такой уязвимой. Мне нравится, что она похожа на миндальное тесто.
Поверить не могу – я пишу извращенцу. Ха, а ведь это отличный способ убивать время в «Шкряпках».
Вот мои соображения. Когда мы будем встречаться на работе, надо делать вид, будто мы не читали и не писали того, что на самом деле читали и писали. Притворимся врагами, как обычно. Жить сразу станет веселей. Для «Шкряпок» это настоящее испытание. Ох, вот было бы здорово однажды открыть складскую дверь и увидеть, как люди делают там нечто шокирующее.
Что например, Бетани?..
Ну, например, Крис держит в руках огромную мельницу для пряностей и мелет кокаин на анус Шон – ее ноздри так пропитались наркотой, что надо найти новую всасывающую мембрану. Вот это бы меня шокировало. Вот это было бы весело. Или, к примеру, Кайл стал бы использовать в речи сложные слова. Но жеребцам вроде Кайла не нужно красноречие, чтобы преуспеть в жизни – только джинсы в облипку и гель для волос.
Что у нас сегодня в списке дел? Как закончу с плакатами, буду переоформлять идиотскую выставку «Пусть в вашем офисе станет уютно» в отделе офисной мебели, которую наваяла Джеми. Ей всего-то нужно было поставить чашку кофе на стол да прикрепить возле монитора какое-нибудь мерзкое чучело. Так нет же! Она смастерила пугало с головой из чулка, набитого упаковочной пленкой, а морду нарисовала маркером. Оно… оно на меня жуть наводит.
Между прочим, ты мой должник. Я сегодня прошлась по твоему отделу и навела порядок в ручках «Шарпи»: кто-то их перемешал. Должно быть, юный анархист постарался. Еще я спасла тебя от зверской нахлобучки – стерла пыль и отпечатки пальцев со стенда цветных карандашей «Зебра».
Помни: ты ничего такого не читал.
«Шелковый пруд». Начало
– Ты снова пьян.
– Я всегда пьян, старая карга. Заткнись.
– Не затыкай меня, мерзавец! Недоносок!
– По крайней мере я не сплю со слесарем, чтобы тебе отомстить.
– Он хотя бы мужчина.
– В каком смысле, Глория?
– А ты подумай. Я пока налью себе скотча.
Глория со Стивом напились и острили. Запасы дневного света уже иссякли, и город стремительно погружался во тьму. Муж и жена выбрались из своих отдельных мирков в гостиную, чтобы раздобыть алкоголя. Комнату украшали персидские ковры, тонкие, как рисовая бумага, и уютная дубовая мебель, которую в конце девятнадцатого века собирали голодные безграмотные дети Мичигана, страдающие цингой. Отдельные куски домашней пыли покоились там, где Глория в приступе Золушки не удосужилась махнуть тряпкой.
Был год 2007-й. Стиву казалось, что его голова – мятый листок бумаги после шестичасового собрания кафедры. Кровяные тельца Глории рвались во всех направлениях: Леонард, режиссер местного театра-ресторана, внезапно отменил назначенную встречу. Глория должна была играть главную роль в его постановке «Веер леди Виндермир» и теперь очень переживала по этому поводу.
Стив рявкнул:
– Еще скотча! Никак не напьюсь. – Он плеснул себе виски и бросил в него кубик льда.
– Зачем тебе лед? Так дольше не захмелеешь.
– Почему мы постоянно ссоримся? – Стив вздохнул, позвенел кубиком льда в стакане и закашлял.
После тридцати все сильные чувства стали покидать Глорию – они по очереди уходили за сигаретами и не возвращались. Осталась только злость.
– Мы не ссоримся. Мы пьем. У нас все по-другому.
Стив поглядел на время.
– Через полчаса придут гости. Что на ужин?
– Не знаю. Соображу что-нибудь.
– У нас скоро гости, а ты еще ничего не приготовила?
– Нет.
Роджер
Удивительно: даже если ты полный придурок, твоя душа все равно хочет жить только с тобой. По идее, у душ должно быть право уйти, когда их хозяин нарушит определенные рамки поведения. Например, если он станет жульничать в гольфе, украдет больше ста тысяч долларов или вконец озвереет. Представьте: все души мира вышли на дорогу и ищут себе новых хозяев. Они держат в руках плакаты и таблички:
…Я хорошо пою!
…Я классно рассказываю анекдоты.
…Я умею делать шиатсу.
…Я знакома с Кэтрин Хепберн.
Вот я, к примеру, не заслуживаю души, и тем не менее она у меня есть. Да, есть – иногда она болит.
Сегодня утром я был на автомойке и случайно встретил давнего приятеля, Тедди. Он теперь психиатр. Пока бывшие заключенные полировали наши зеркала, крали солнечные очки и мелочь с приборной доски, я задал ему вопрос: пришел ли он к каким-нибудь глобальным выводам относительно человечества?
Тедди не понял.
– В каком смысле?
– Ну, например, что все люди на свете – не только твои пациенты, а вообще все – полные неудачники.
Он оживился.
– Да брось ты! Мы не просто неудачники. Мы – катастрофа.
Его «крайслер 300» выскочил из мойки, и мы распрощались. Впервые за несколько месяцев я почувствовал себя отлично, прямо-таки на все сто. Болеть тем же, чем болеет все человечество – вот что такое здоровье.
Но почему, спросите вы, я трачу заработанные в «Скрепках» гроши на автомойку? Отвечу: потому что мне это в кайф. Потому что сегодня день зарплаты. Потому что машина – единственная вещь в моей жизни, которая работает как надо. «Хундай-соната» никогда не ломается. Да, это ужасно скучно, но она работает! Я тоже так хочу.
Только что выглянул за дверь и увидел Шон в костюме Чудо-женщины. Она страшно гордится своим нарядом. Если бы люди были храбрее, они бы носили маскарадные костюмы каждый день, а не только на Хэллоуин. Жить стало бы куда занятней. И раз уж на то пошло, почему мы этого не делаем? Кто велел нам одеваться в скучные тряпки триста шестьдесят четыре дня в году? Только представьте, как легко станет заводить знакомства. С людьми будет куда проще заговаривать – совсем как с собаками: «О, отличный костюм! Я тоже обожаю вампиров. По пивку?» Маскарад – еще один способ растормошить человека. Как гадание или разговор с чужим псом на улице.
Я? Я бы вырядился в матадора. А что, у меня еще неплохое тело, если есть поменьше сладкого и мучного. Было бы классно всегда носить с собой меч. Я бы постоянно думал о том, каково это – вонзить клинок в грудь большого животного, увидеть кровь на стали. Я бы… Черт, перечитал последние два предложения. Ну не псих?
Нет, мне просто хочется иметь при себе видимое оружие.
Точно, я бы оделся в самые обычные тряпки, только на поясе носил бы кобуру с пистолетом. Я бы стал Парнем, Который В Любую Секунду Может Спятить и Всех Перестрелять.
Все-таки я псих. Нет, я вполне нормален. Сейчас увидел себя в зеркале и немного расстроился: пухлый сорокатрехлетний мужик с желтой кожей; перхоть; красные пятна на голове, где я расчесал себорею. Неудивительно, что люди моложе тридцати меня в упор не видят. Засуньте меня в «хундай», и я превращусь в Невидимку. Могу совершить любое злодеяние, а когда полицейские спросят у свидетелей, кто преступник, те ответят: «Да какой-то тип в машине».
