А потом за другую.
Я закричал. Я знаю, что кричат только бабы, но я ж был не в Манджеле. Я был в стране покойников или как там ее, а там обычные правила не котируются.
— Ааааа, — сказал я, думая, когда они отрежут мне ноги. Я точно знал, что их отрежут. Эти монстры собирались отомстить мне за все плохое, что я сделал в жизни. И сопротивляться было без мазы. Я ведь не могу уделать монстров. И бежать некуда.
Я замер и попытался отключиться.
Я этому трюку научился еще когда был мелким. Уходишь целиком в себя и говоришь себе, что твои руки и ноги — это не ты, и живот не твой, и жопа — просто подушка или что-то типа. Срабатывает, если сделать все правильно, и уже неважно, насколько сильно твой старик тебя пиздит. Так можно часами существовать и даже забить на все, что тебе говорят, если уйти очень глубоко в себя. Именно это я и сделал, забил на весь этот рев и на то, как эти монстры со мной обходились. И только когда один из них вставил мне в рот сигарету, я решился взглянуть.
Это был Большой Боб.
И еще двое.
— Вы че тут делаете? — спросил я. А потом сам все понял.
Я больше не был в покойничьей стране. Так вот.
Большой Боб посмотрел на меня так, будто я только что нассал в кухонную раковину его мамаши. Плим и Джона уставились в потолок. Я тоже посмотрел. В потолке была большая дыра, а за ней — большое темное пространство.
— Еб твою мать, — сказал я себе, когда понял, что произошло. Это ж было ебаное чудо. — Ну, пацаны, — сказал я, выдыхая дым и растирая ноющую шею, за которую я себя подвесил. — Спасибо, типа.
Джона поставил передо мной чашку чая и взял у двери швабру. Плим уже собирал большие куски штукатурки.
— Ладно, — сказал Большой Боб, огромной рукой стряхивая со стола пыль и мусор и водружая туда еще одну папку. Эта была черной. На обложке большими и ни хера не выцветшими буквами было написано КАЙФ. — Помнишь ту кошку, о которой мы говорили?
— Нет, — сказал я.
Ему это не понравилось. Рот сморщился как куриная гузка. Но я ведь не хотел его оскорблять, типа. Я просто не мог вспомнить, о какой кошке мы говорили.
— Специально для тебя повторяю по буквам. Ты выжил. Тебя спасли. Воскресили из мертвых.
Я посмотрел на дыру в потолке, кивнул головой и сказал:
— Знаю.
— Ничего ты не знаешь, — сказал он, потирая лицо. — Ты и половины всего не знаешь. Кажется, у тебя есть там друзья…
— Нет знаю, — повторил я кашлянув, потому что Джона поднял шваброй вокруг меня пыль. — Я знаю, что меня вернули из мертвых. Я был в покойничьей стране, так, а вы, ребята типа дотянулись дотуда и вытащили меня через эту дырку, спасли меня от монстров и…
— Заткнись и хотя бы раз послушай, — сказал он, грохнув по столу своими оромными кулачищами.
— Еще ниче не кончилось, знаешь ли. Я похлопал его по плечу и сказал:
— Сигарету.
Он дернулся, тачку занесло.
— Эй, смотри, куда рулишь, — сказал ему Плим.
— Я сказал “сигарету”, — сказал я, еще раз хлопнув его по плечу.
Джона повернул голову.
— Отъебись от меня.
— Эй, — повторил Плим. — Слышь, прекрати в меня плеваться.
— Я в тебя не плевался, — Джона свернул на Уолл-роуд и вдавил педаль в пол.
Плим вытер с лица слюну.
— Плевался, блин.
— Да ни хуя, — Джона посмотрел на меня в зеркало заднего вида. — Он меня толкнул.
— Ни хуя подобного, — сказал я.
— Толкнул, бля.
— Дай, блядь, сигарету, — я положил руку ему на плечо. Все немного помолчали, потом Плим сказал:
— Дай ему, блин, сигарету, блин.
— Сам дай, — сказал он, стряхивая мою руку.
— Ты ж, блин, знаешь, что я не курю, — сказал Плим. — Дай, блин…
— Ладно. Блядь, — он повернулся и протянул мне сигарету. Я посмотрел на нее в свете уличных фонарей. На улице было тихо. На моих часах — половина первого. Сигарета оказалась беником. Сейчас каждый уебок курит беники.
— Ебаные беники, — сказал я.
— Чем-то недоволен? Можешь вернуть обратно. Ну?
— Я не жалуюсь, просто говорю. Дай прикурить, бля.
— Че ты сказал? — он швырнул зажигалку назад, промахнувшись мимо меня. Зажигалка ударилась в заднее стекло.
Я нашел ее сзади, на старом шерстяном свитере.
— Я просто сказал “Ебаные беники”. Это че, преступление говорить “Ты наглый, ебаный…”
— Да заткнитесь вы оба, блин, — Плим явно начал выходить из себя, он сжимал кулаки и тер свои толстые ляжки. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь срался. — Блэйк, — он вытянул шею, чтобы посмотреть на меня, отгоняя дым от своей толстой башки. — Ты ведь помнишь, что делать, так? Мы высаживаем тебя на углу, ты обходишь здание сзади. Уверен, что не хочешь, чтобы мы пошли с тобой?
— Я ж вам говорил уже — я работаю один.
— Я работаю один, — Джона явно глумился надо мной.
— Ну да, бля, я работаю один. И мне не нужны дружки-пидоры, как тебе.
Джона резко затормозил, Плима выкинуло из сиденья и шваркнуло головой о стекло.
— Придурок чертов, — сказал Плим. Он все еще бесился, но уже не так сильно. Видимо, удар башкой пошел ему на пользу. Он перестал тереть рожу и повернулся ко мне. — Ладно, что ты делаешь, попав внутрь?
Я пожал плечами:
— Иду ссать.
— Завязывай, Блэйк.
— Ладно, ладно. — Я ниче не мог с собой поделать. Плим и Джона были парочкой засранцев, еще в школе. И мы с ребятами вечно над ними глумились. Это ж как надо было опуститься, чтобы работать вместе с ними?
Да еще выполнять легавую работу, блядь.
— Вхожу внутрь и прячусь, — сказал я. — Свет не включаю, чтобы застать их, типа, врасплох. Когда он заходит, я его мочу. Потом мочу Нобби и Дубину.
— Тебе не обязательно мочить Нобби и Дубину.
— Ну да. Но Большой Боб сказал, что по хрен, так ведь? Он сказал, что город без этих двоих станет чище.
— Но сначала ты все равно убираешь Нополи, понятно? — Джона смотрел на меня в зеркало заднего вида. — Сначала обязательно убери Нополи.
— Почему? Какая разница, кого я замочу первым, если я его все равно замочу.
Плим не знал, че сказать.
— Да, констебль Джонс. Почему?
— Потому что… Потому что, бля… Знаешь, неважно, что будет после того, как ты сделаешь этот выстрел, главное, что свою работу ты уже выполнил. Понятно? А если ты выстрелишь в кого-нибудь другого, они смогут уделать тебя.
Теперь я смотрел на него в зеркало.
— Это моя работа. И я все сделаю по-своему. Лады? Я ж тут единственный профессионал. — И это была чистая правда. Сколько народу замочили они сами, а?
— Просто убей Нополи. Говорю тебе…
— Ладно, констебль Джонс, — говорит Плим типа успокаивающим таким голосом. А потом мне, более грубо: — А потом что?
— Не знаю, — отвечаю я. — Съебываюсь домой, наверное.
— Неправильно. Ты спускаешься по Стрэйк-Хилл и встречаешься с нами на стоянке, где отдаешь нам оружие в вещмешке. Лады?
— Ну да, лады. Джона говорит:
— И держись подальше от бара.
— Че ты сказал? Я че, по-твоему, не могу нормально дело сделать?
— Я говорю, не нажрись, пока будешь ждать.
— А кто сказал, что я нажрусь?
— Держись от ебаного бара подальше, вот и все.
— Ага, отъебись. — Я терпеть не могу Джону. Ваще, идиотов типа него, которые сами ни хуя не могут, надо жалеть, но я, бля, его ненавидел. И думаю, я ему тоже не сильно нравился.
— Ладно, — сказал Плим, потирая пухлые ладони. — Приехали, Блэйк? Удачи. — Он протянул мне свою жирную лапу.
Я ее проигнорировал и сказал:
— А где ебаное оружие, а?
Он нахмурился и начал шарить по полу. Немного покряхтев и постонав, достал вещмешок.
— Будь осторожней, — сказал он. — Это мощная пушка.
— Откуда ты знаешь? — глумливо спросил Джона. — Ты ж из него не стрелял.
— Я знаю, потому что Большой… э… Шеф Кэдуолладэр мне сказал.
— Он тоже из него не стрелял.
— А ты откуда знаешь?
Пока они срались, я взял вещмешок и заглянул внутрь. Все было в поряде. Отличный вещмешок и все такое. Пожалуй, оставлю его себе, когда все закончится.
— Помни одно, — сказал Джона. — Сначала Нополи. И не промахнись.
— Помни одно, — сказал я. — Отъебись. И дай мне свои сигареты. — Я протянул руку.
Он покачал головой, но я знал, что я его сделал. Они дадут мне все, что я захочу, только чтобы я выполнил то, что им от меня надо. А это значит, и сигареты тоже. Он вытащил их и бросил мне.
— Вот и умница, — сказал я, вылезая из машины и оставив его искать зажигалку. Она лежала у меня в кармане.
Я знал, как пробраться в “Хопперз”. Конечно, блядь, знал. Я провел там времени больше, чем кто бы то ни было. Я выучил там каждый уголок и закоулок. Пришлось выучить. Вы не поверите, если я расскажу, каким дерьмом мне приходилось там заниматься. Так что не буду запариваться и рассказывать вам об этом. Продолжу с того эпизода — я стою в переулке и собираюсь залезть в окно к Нику Как-его-там.
