— Да, — наконец отозвался Боб — старший.
— Ребята, как это можно играть в бейсбол, бросая мяч о стену?
Сыновья посмотрели на него, потом отвернулись.
— Ты в ауте! Значит, три!
— Нет, я выиграл четвертый мяч!
Том отправился на кухню. На плите стояла кастрюля, из-под крышки валил дым. Том открыл крышку и заглянул внутрь. На дне кастрюли лежали обуглившиеся куски картофеля, моркови и мяса. Том убрал кастрюлю с плиты и выключил огонь.
Оставалось посмотреть в холодильнике. Там Том нашел банку пива, откупорил и приложился.
Теннисный мяч снова забил по стене. Потом раздался грохот — это Елена, она на что-то наткнулась. И вот она объявилась на кухне, в правой руке пинта джина.
— Догадываюсь, как ты взбешен, ха…
— Меня больше волнует, накормлены ли дети…
— Да ты оставляешь мне на день вшивую двадцатку. Что я могу сделать с таким мизером?
— Для начала купи туалетной бумаги. Каждый раз, когда я собираюсь подтереть зад, то нахожу только картонный ролик.
— Эй, у женщин тоже есть свои проблемы! Как, по-твоему, я живу? Ты каждый день уходишь из дома, ты видишь жизнь, ты видишь мир! А я сижу здесь! Ты не знаешь, что значит сидеть дома изо дня в день!
— Да, все так…
Елена припала к бутылке.
— Я люблю тебя, Томми, и когда тебе плохо, плохо и мне, мое сердце разрывается, я не нахожу себе места…
— Ладно, Елена, давай сядем и спокойно поговорим.
Том сел за кухонный стол. Елена подошла, поставила бутылку и села напротив Тома. Она посмотрела на него.
— Господи, что случилось с твоими руками?
— Новая работа. Нужно будет подумать, как защитить руки… Лейкопластырь или резиновые перчатки… ну, или еще что…
Том допил пиво и посмотрел на бутылку.
— Слушай, а у нас найдется еще джину?
— Думаю, да…
Елена встала, открыла буфет, извлекла с верхней полки пинту и поставила на стол. Том откупорил.
— И сколько ты припасла этого добра?
— Есть немного…
— Отлично. Как пьем? Чистоганом?
— Как хочешь…
Том отхлебнул из горла. Посидели. Он осмотрел свои исполосованные руки, сжимая и разжимая кулаки. Порезы тоже то приоткрывались, то сжимались. Интересно было наблюдать за ними. Том взял бутылку и плеснул немного джина в ладошку, затем растер.
— Уау! Жжет!
Елена отхлебнула из своей посудины.
— Том, почему ты не найдешь другую работу?
— Другую? Где? Сотни парней мечтают заполучить мое место…
Вбежали Роб и Боб. Они подскочили к столу.
— А когда мы будем есть? — спросил Боб.
Том посмотрел на Елену.
— У меня, кажется, остались сосиски, — объявила всем мама.
— Опять сосиски? — скривился Роб. — Ненавижу сосиски!
— Эй, парень, спокойней, — сказал Том.
— А можно тогда и нам бухнуть с вами? — спросил Боб.
— Ах ты, щенок! — заорала Елена и съездила Боба по уху ладошкой наотмашь.
— Не смей бить детей! — вступился Том. — Мне достаточно перепадало в детстве, и я знаю — каково это.
— Не смей учить меня, как мне воспитывать моих детей!
— Они и мои тоже…
Ухо у Боба покраснело, но он не уходил.
— Значит, ты хочешь бухнуть? — спросил его Том.
Боб молчал.
— Подойди сюда, — поманил его Том.
Боб придвинулся ближе к отцу, и Том протянул ему бутылку.
— На, пей. Бухни с нами.
— Том, что ты делаешь? — уставилась на мужа Елена.
— Давай… пей!
Боб взял бутылку, припал к горлышку и набрал джина в рот. Затем он поставил бутылку на стол и попробовал проглотить. И вдруг он весь побледнел, даже красное ухо побелело. Боб сплюнул и закашлялся.
— Фу, какая гадость! Как одеколон! Зачем вы это пьете?
— Потому что мы дураки. Ваши родители — дураки. Так что давай иди в свою комнату и забирай с собой брата…
— А можно, мы посмотрим телик? — спросил Роб.
— Валяйте, только идите отсюда.
Дети убежали.
— Не смей делать из моих детей алкашей! — взвилась Елена.
— Я надеюсь, что им повезет в жизни больше, чем нам, — ответил Том.
Елена схватила свою бутылку и добила остатки. Затем она встала из-за стола, подошла к плите и смахнула подгоревшую кастрюлю в раковину.
— Прекрати греметь! — прикрикнул на нее Том.
— Том, что же нам делать? — сквозь слезы проговорила Елена, набирая в кастрюлю горячую воду.
— Делать? С чем?
— С тем, как мы живем?
— Да ни черта мы с этим не сможем сделать.
Елена поскребла дно кастрюли, потом плеснула в нее жидкого мыла и оставила. Сполоснув руки, она открыла буфет, пошарила на верхней полке и извлекла еще одну пинту джина. Усевшись напротив Тома, Елена откупорила свою бутылку.
— Пусть немного отмокнет, — кивнула она на кастрюлю, — потом я быстренько отварю сосиски.
Том хлебнул джина.
— Милая, ты просто старая пьянчужка, старая пьяная баба…
Слезы все еще стояли у нее в глазах.
— Ну да, конечно… Только кто, интересно, сделал меня такой? Отгадай с одного раза!
— Легко, — сказал Том, — два человека: ты да я.
Елена приложилась к свежей бутылке. Потом еще, и слезы исчезли. Она слабо улыбнулась.
— Слушай, у меня идея! Я могу пойти работать официанткой, ну, или что-то в этом роде… А ты смог бы отдыхать иногда… Как думаешь?
Том взял ее руку в свою.
— Спасибо, ты хорошая, но пусть все останется как есть.
Слезы снова появились на ее глазах. Но они только украшали ее, особенно когда она пила свой джин.
— Томми, ты все еще любишь меня?
— Конечно, милая, ты самая лучшая и прекрасная.
— Я тоже люблю тебя, Том, сам знаешь…
— Знаю, малыш. Давай выпьем за это!
Том поднял свою бутылку. Елена подняла свою.
Они чокнулись и припали каждый к своей пинте.
А в спальне Роб и Боб смотрели телевизор, включив громкость на полную катушку. Шел очередной сериал со смехом за кадром. И люди за кадром все смеялись, и смеялись, и смеялись.
Я сидел за стойкой бара «Восьмой пункт», ни о чем, собственно, не думая, разве что о том, что вот сижу и пью виски напополам с водой. Наверное, это потому, что Мария мне всю плешь проела из-за того, что я задумал брать уроки пилотирования. Да, в общем-то, она постоянно ко мне цепляется, по любому поводу. Не поймите меня превратно, в принципе, она нормальная, но ведь в мире полно таких нормальных душ, просто жизнь такова, что приходится вертеться, как ужу на сковородке. Ну, в общем, вы меня понимаете. Короче, было уже поздно, и я сидел рядом с каким-то старым чудаком в оранжевой водолазке и шортах. Он все поглядывал на меня и улыбался, но я игнорировал все его прихваты. Не хотел ввязываться в эти кабацкие базары. Я считаю так: коли приходится вертеться, как ужу на сковороде, то лучше остерегаться всякой лишней туфты. Нужно дорожить временем, так ведь? Только вот этому чудиле не терпелось. И в конце концов он заговорил — и, естественно, со мной.
— По вашему виду можно сказать, что вас что-то тревожит, — начал он.
— Оно так и есть, — откликнулся я.
— А что такое? — зацепился он.
Я посмотрел на него. Глаза у старикана были так близко посажены друг к другу, что просто хотелось дотянуться и развести их, будь они неладны.
— Я хочу летать, но не могу.
— Почему?
— Почему? Ну, во-первых, я должен научиться, для начала!
— Я могу летать, — спокойно продолжал старикан, — но я никогда этому не учился.
Пришлось подозвать бармена и заказать виски с водой для себя и пива для моего приятеля. Он пил дешевое пиво. Может, поэтому и глаза у него были в кучу — гнилое пиво.
— Верится с трудом, что вы умеете летать, и при этом еще никогда этому не учились.
— Я могу рассказать, если хотите, — предложил он.
— Думаю, другого выхода у нас нет.
Он улыбнулся и после легкой заминки сказал:
— Ну что ж, тогда слушайте.
Женщин в баре все равно не было, по телевизору тоже ничего интересного — новый президент, улыбаясь и слегка подергивая головой, пытался держать марку. Как и его предшественник, он признавал, что не все идет правильно, но даже так, как оно идет, это уже хорошо.
— Это началось, — начал сосед, — когда мне было около пяти лет. Как-то в субботу днем я сидел в своей комнате, другие дети играли где-то, родители тоже ушли…
— И тут вы обнаружили свой стручок?
— О нет, это было намного позже. Пожалуйста, дайте мне рассказать…
— Пожалуйста.
— Я просто сидел на своей кровати и смотрел через окно во двор. Мысли мои были непоследовательные и бесформенные…
— Рано вы начали.
— Да, это-то я и пытаюсь вам рассказать. Я сидел там — и вдруг мне на руку села муха. На правую…
— Да?
— Да! Обыкновенная мерзкая муха: жирная, тупая и агрессивная. Я согнал ее. Она отлетела на несколько дюймов, покружила, злобно жужжа, затем снова плюхнулась мне на руку и ужалила…
