Согласно одной версии, события, окружавшие смерть Эчайниса, разворачивались следующим образом: Майкл с группой коллег-наемников на борту вертолета летел к месту будущей страшной резни, инспирированной с подачи Сомосы. Вертолет взорвался — либо из-за бомбы, которую подложил кто-то из антисомосовских повстанцев, либо оттого, что кто-то из пассажиров жонглировал гранатами и одна из них сработала. Как бы то ни было, погибли все.
Другая версия, пересказанная мне рукопашником по имени Пит Бруссо, который преподает в учебке базы Пендльтон в Сан-Диего, утверждает: Эчайнис вовсе не сидел на борту вертолета, а лежал в тот момент на земле, самонадеянно вознамерившись в очередной раз продемонстрировать свои сверхвозможности.
— У Майкла в арсенале был такой трюк: его переезжала машина, — объяснил мне Пит Бруссо. — Спецназовцы организовывали какой-нибудь джип, Майкл ложился на спину, и затем по нему медленно проезжали. В общем-то ничего особенного. Джип весит две с половиной тысячи фунтов, а раз у него четыре колеса, то мы это и делим на четыре. Если колесо прокатывается по тебе медленно, организм вполне способен выдержать. Но вот если поднять скорость, то к весу машины прибавляется кинетический удар.
По словам Пита, Эчайнис раззадорил коллег, чтобы они его переехали и он тем самым смог бы доказать, что его грозная репутация вполне заслужена.
— В общем, водитель не знал, что ему полагалось сбросить скорость, — продолжил Пит Бруссо. — Какая незадача! — Он рассмеялся. — Короче, Майклу повредило внутренние органы, и он скончался. Так мне рассказывали.
— Считаете ли вы, что историю с вертолетом придумали задним числом, чтобы не вгонять людей в краску и избежать возможных уголовных обвинений? — спросил я.
— Все может быть, — ответил Пит Бруссо.
Но ни в одном из услышанных или прочитанных мной рассказов о Майкле Эчайнисе не упоминалось, что он якобы убил козла простым взглядом. По делу о козлиной лаборатории я, похоже, оказался в тупике.
Но вот что странно: всякий раз, когда я в своих электронных письмах к бывшим друзьям и коллегам Эчайниса поднимал вопрос насчет разглядывания козлов, они тут же — все до единого! — прекращали отвечать. Возникало впечатление, что меня держат за чокнутого. И вот почему я, по истечении некоторого времени, стал избегать отдающих психдиспансером слов вроде «козел», «пристальный взгляд» и «смерть», а вместо этого спрашивал, к примеру: «Вы не знаете, Майкл принимал участие в попытках издалека влиять на домашнюю скотину?»
Впрочем, даже такой умеренный подход приводил к немедленному прекращению обмена электронными посланиями. Не исключено, что я и впрямь наткнулся на тайну до того государственную, что никто не желал признавать за собой хоть какое-то знание в этой области.
Пришлось снова навестить Гленна Уитона.
— Умоляю, расскажите мне, кто был автором идеи разглядывания козлов, — попросил я. — Больше мне ничего от вас не надо.
Гленн вздохнул — и назвал имя.
Через несколько месяцев один бывший джедай произнес тоже самое имя. Оно продолжало всплывать вновь и вновь. Мало кто из гражданских его слышал. Но именно этот человек подвигнул боевых джедаев на то, чем они занимались. Более того, эта примечательная личность, вооруженная страстью к оккультизму и верой в сверхчеловеческие возможности, оказала доселе никем не запротоколированное, но тем не менее глубочайшее влияние на практически любой аспект армейской жизни в США. Обреченная на неудачу попытка генерала Стабблбайна пройти сквозь стену была вдохновлена этим человеком, так же как и — если брать противоположный конец шкалы государственных секретов — знаменитая речевка, телерекламный слоган армейских вербовщиков, «Будь всем, чем можешь»:
Загляни глубоко в себя,
Там найдешь доселе неведомое.
Будь всем, чем можешь.
Это даст тебе
Армия.
В свое время журнал «Рекламный век» назвал этот призыв вторым по эффективности лозунгом за всю историю телевизионной рекламы в Соединенных Штатах (первое место присудили песенке «Настал час радости твоей, / Воспрянь ото сна! Беги скорей! — в „Макдоналдс“)». Он оказался созвучен настроениям, которые в восьмидесятые годы Рейган заложил в души выпускников американских колледжей. Кто бы мог ожидать, что в словах, которые декламировал солдат из рекламного ролика, восхитительный клич «Будь всем, чем можешь» нес в себе кое-что еще?
Хотя этот человек был полон самых добрых устремлений и миролюбивых помыслов, он тоже, как я впоследствии обнаружил, явился вдохновителем на редкость своеобразных форм пыток, продемонстрированных армией США в Ираке в мае 2003 года. Я говорю отнюдь не про издевательства, имевшие место в тюрьме Абу-Грейб, где голых иракских заключенных заставляли мастурбировать и имитировать оральный секс друг с другом; нет, речь идет о событиях, развернувшихся внутри двадцатифутового контейнера, который стоял на задворках заброшенной железнодорожной станции в городке Аль-Каим, что на сирийской границе. Там злодеяния были ничуть не менее ужасающими, нежели абу-грейбские зверства, но поскольку никто не делал снимков, да к тому же в ход был пущен пурпурный динозаврик Барни, этот прискорбный эпизод не получил критического освещения в прессе.
Так вот: пристальное разглядывание козлов и многое-многое другое было вдохновлено подполковником по имени Джим Чаннон.
3. Первый земной батальон
Стояло зимнее субботнее утро, и отставной подполковник Джим Чаннон неспешно вышагивал по территории своего обширного гавайского поместья, силясь перекричать ветер:
— Добро пожаловать в мой секретный сад, на мою экоферму. Хотите свежей клубники? Ни с чем не сравнить вкус того, что лишь мгновение назад было живым. Если к нам перестанут приходить корабли, если исчезнет история, а мир раздавит нас до смерти, я сумею прокормиться. Я приветствую этот ветер! «Дуй!» — говорю я ему. И он дует. Верите? А вот подойдите к моему баньяну. Ну же, смелей!
— Иду, иду! — сказал я.
Баньян был расщеплен посредине, и меж корней вилась кривая мощеная дорожка.
— Если хотите пройти сквозь эти врата, — сказал Джим, — вам надо быть на одну часть мистиком, а на другую — провидцем. Итак, добро пожаловать в мое убежище, где я залечиваю раны и мечтаю о наилучшем служении делу.
— Почему вы столь разительно несхожи с образом типичного подполковника армии США? — спросил я.
Джим призадумался. Запустил руку в свои длинные седые волосы. Наконец промолвил:
— Потому что вы мало видели подполковников.
Таков Джим сегодняшний. Во Вьетнаме он был другим. С его старых фотографий на меня смотрел опрятный молодой человек в военной форме со значком боевого пехотинца, где изображена обрамленная венком винтовка. Значок Джим хранит до сих пор. Он сам мне его показал.
— А что это значит? — спросил я.
— Тридцать дней участия в боевых действиях, — ответил Джим. И, помолчав, добавил: — Это вам не шуточки.
Джим прекрасно помнит, как все началось. Он только прилетел во Вьетнам и сидел в одном из 400 вертолетов, которые ревели над рекой Донгнай, направляясь к участку, который был известен под кодовым названием «район боевых действий D». Они приземлились среди трупов американцев, которым не удалось захватить РБД «D» несколькими днями ранее.
— Этих солдат, — сказал Джим, — сложили внавал возле окопов, где они сварились на солнце.
Джим принюхался к убитым, и в этот миг его обоняние отключилось. Вернулось оно по истечении нескольких недель.
Сосед Джима по правую руку выскочил из вертолета и тут же принялся палить во все стороны. Джим прикрикнул на солдата, но тот даже не услышал. Поэтому Джим напрыгнул на него и сбил с ног.
И тут неизвестно откуда по его взводу начал палить снайпер.
Все как стояли, так и продолжали стоять. Снайпер выстрелил еще раз; вот тогда американцы — все сразу — бросились к одному-единственному дереву, что находилось в пределах видимости. Джим несся до того стремительно, что лицом впечатался в пальму. За спиной кто-то крикнул: «Черные пижамы! Сто метров!»
Секунд через двадцать Джим задался вопросом: «А почему никто не стреляет? Чего они ждут? Неужто моей команды?!»
— ОГОНЬ! — взвизгнул Джим.
Солдаты принялись стрелять, а когда все кончилось, небольшая группка вышла вперед и нашла там посторонний труп. Зато снайпера, увы, не удалось прищучить, несмотря на всю пальбу.
Как так вышло?
Тут один из солдат воскликнул: «Господи, баба!»
«Только этого не хватало», — подумал Джим.
Секунду спустя снайпер убил одного из людей Джима, прострелив насквозь оба легких, — рядового первого класса Шоу.
— Во Вьетнаме, — рассказал мне Джим, — я чувствовал себя использованным презервативом. Политиканы от меня попросту отмахивались. Мне — лично мне! — приходилось писать письма мамам и папам убитых солдат.
