- Она просила, но я ...
- Дай. Ей. Мой. Номер. Хорошо?
- Да.
Феликс облизывает губы и отставляет в сторону кружку. Встает с кресла и становится передо мной на колени, предлагая себя поцеловать. Его губы потеряли форму из-за иссушения, но это добавляет остроты, и я не отказываюсь от предложения. Когда я хватаю Феликса за горло, он останавливает меня, и мы расходимся по креслам. Он закуривает, и какое-то время мы молчим. Я достаю из кармана маленький мячик и начинаю его подбрасывать, чтобы успокоиться. Каждый раз бросок выходит все выше, и в какой-то момент внутри меня мелькает вспышка, и я швыряю мячик мимо Феликса, и он улетает в дверной проем. Феликс безразлично стряхивает пепел на столик рядом с креслом.
- С этой женщиной что-то не так.
- То есть?
- С ней что-то странное. Не могу объяснить, - Феликс делает феноменально глубокую затяжку; обсыпает свою юбку пеплом. - Она может тебе сильно насолить.
- Она уже это делает, - усмехаюсь.
- Она тебя погубит.
- А ты?
- Я могу тебе помочь.
- Мне никто не может помочь.
- Почему?
- Потому что я не нуждаюсь в помощи.
Я еще раз целую пахнущий жженым табаком и "листерином" рот Феликса и начинаю уходить.
- Постой, - бормочет Феликс, достает из-под кресла и поднимает над головой желтый почтовый пакет.
- Она оставила? - догадываюсь я.
- Ага.
В пакете - лишь картонка с указанием времени и места встречи. Через полчаса, в церкви Филиппа. Я выскакиваю из квартиры Феликса, оставив его в задумчивом одиночестве. Ему есть, над чем подумать.
Через двадцать минут я уже в церкви. Она точна до секунды, и ровно через десять минут я вижу ее снова. Прошел всего год, но она круто поменялась. Ее взгляд выстреливает в меня, и я делаю шаг навстречу. Мы молча киваем друг другу и садимся рядом.
- Ты не из тех, кто удивляется, - ее голос содержит в себе нечто, что зарывается мне прямо под череп, минуя уши.
- Это правда?
- И ты обычно не задаешь лишних вопросов. Во всяком случае, тебя так рекомендовали, - она смотрит на иконы вдалеке и крестится, после чего целует кончики пальцев.
- Почему ты тянула?
- Какое тебе дело?
- Я уйду прямо сейчас.
- Ты не можешь.
- Ты плохо меня знаешь.
- У тебя будут серьезные проблемы, поверь мне.
Я едва удерживаюсь от того, чтобы расхохотаться, но знаю, что это будет воспринято, как слабость.
- Поверь, - я перехожу на ядовитое шипение, - если я захочу, ты просто исчезнешь.
- Это будешь не ты, - она спокойно пожимает плечами. - А вот ты - истинный ты, - просто решишь проблему. Понимаешь?
- Черта с два.
Я теряю контроль. Это неправильно. Вещи, вокруг которых строится мой мир, должны оставаться столпами, а не превращаться в карточные домики под ураганом по имени Клара.
- Все, что ты оставил во мне, будет стерто и забыто. Я пережила больше, чем ты можешь себе представить. Я выстрадала его. И теперь ты должен положить этому конеч.
- Он болен?
- Был.
- Но теперь?
- Теперь неважно. Ты выполнишь условия - и я пропаду сама, без перехода тобой каких-либо границ.
- Я подумаю.
- Ты хочешь остаться на своем месте? Хочешь быть собой?
Пожимаю плечами.
- Не лицемерь. Я тоже хочу. Я хочу другой жизни. И в ней не должно быть ни тебя, ни его.
- Как его зовут?
- Неважно.
- Ты сука.
Я едва удерживаюсь от плевка ей в лицо.
- Ты тоже.
- Я должен подумать.
- Ты выполнишь условия.
- Легенда должна быть безупречной. Мне нужно подготовиться.
- Разумеется. Но ты выполнишь условия.
В левом углу церкви я вижу выходящего из своей подсобки Филиппа. Он кидает на меня взгляд, полный ярости.
- Пора, - она целует меня в щеку и уходит.
Я тщательно вытираю рукавом место, куда упал ее поцелуй.
И улыбаюсь Филиппу.
Сцена 11
Я осознаю, что происходит только в момент, когда камера закрывается.
Он выглядит ровно также, как на фото. И ему действительно почти десять лет. Но он сопротивлялся слишком слабо даже для десятилетнего. Я бы сомневался в том, что он может быть моим сыном сильнее, если бы не черты лица. Слишком много наметок на превращение почти в то, что я вижу каждое утро в зеркале. Я давно не брился, и сейчас - самое время.
Сполоснув лицо лосьоном, я долго смотрю себе в глаза. Пытаюсь понять, кто я такой. Пытаюсь ответить - много ли таких, как я. Пытаюсь что-то выбит из себя самого. И в какой-то момент мне начинает казаться, что я просто обычный человек, попавший в серьезный переплет по своей же глупости. Включается жалость к себе. К себе, а не к пареньку, которому осталось жить считанные дни. Я ложусь на пол в ванной и пытаюсь уснуть. Хотя бы на полчаса. Но сон дается мне с трудом уже который день. После последнего разговора с Кларой прошла неделя, и я начал забывать, как она выглядит. Но этот паренек мне напомнил. Его лицо - удивительный слепок из наших с ней черт. Это странно и даже фантастично. Но мне нужно избавиться от этого чувства. Иначе я не смогу даже попытаться приступить к решению вопроса.
Я открываю камеру и вношу два стула. Один поменьше - специально для паренька. Второй для себя. Развернув стул спинкой к себе, я сажусь и смотрю на забившегося в угол мальчика.
- Сядь, - показываю на стул. - Поговорим.
Он какое-то время мнется, трет рука об руку.
- Не бойся. Я тебя не трону. Я даже вставать не буду.
Еще немного помявшись и облизнув губы, мальчик молча встает, подходит ближе и садится на стул. Кладет ладони на ободранные при попытке сбежать от меня колени.
- Как думаешь - каково жить, когда руки по локоть в крови?
Он молчит. Вздыхаю. Почесываю голову.
- Ты вряд ли узнаешь. Вряд ли ты можешь знать. Впрочем...
Я смотрю ему в глаза, но он тут же прячет лицо.
- Как тебя зовут?
Он молчит и трет рука об руку.
- Ты понимаешь, что тебе лучше поговорить со мной? Понимаешь, что я могу сделать больно, если ты не ответишь?
Он кивает. Я пытаюсь понять, все ли с ним в порядке. Мне кажется, что с его психикой какая-то беда, но после того, что я с ним сделал - похитил и заточил в камере-одиночке, - трудно остаться стабильным, и понять его истинный психический статус уже не представляется возможным.
- Я тебя породил, ты меня и убьешь, - усмехаюсь я
Встаю, забираю только свой стул и ухожу. Закрываю камеру.
Я не смогу. Хоть убейте.
А вы сможете?
Сцена 12
- Ты понял задачу?- недоверчиво переспрашиваю у Игоря.
- Я буду творить, мой друг. Покиньте помещение.
Если вы захотите узнать, где я достал это чучело - лысого сорокалетнего педофила Джона, сейчас стоящего в шаге от камеры с мальчиком девяти с лишним лет, - то вам придется долго меня пытать. Но факт остается фактом. Я открываю дверь в камеру и запускаю туда Джона, как быка на арену с безоружным матадором. Я не знаю, до какого предела может дойти этот выродок. На самом деле, после слов "мой друг" мне хотелось скорее приложить его лысиной о стену и вышвырнуть отсюда, но теперь назад дороги нет. Я отсчитываю гонорар Джона и кладу на стол снаружи. Видеть происходящее я не желаю, но крики мальчика доносятся до меня еще до того, как я закрываю дверь в помещение. Мои зубы отбивают чечетку, а сердце вот-вот выломает ребра. Я не чувствую ни капли симпатии к этому пареньку. Мне плевать на условные родственные связи, которые на поверку могут оказаться фикцией с поддельными документами.
Мне кажется, что все дело только в ней. Она смотрит на меня даже сейчас - изучает, оценивает. Будучи ничтожной погрешностью в мой жизни, она заняла позицию, на которую я даже не обращал внимания. И из этой позиции я получаю чистый мат. А как начать новую партию я понятия не имею. Впрочем, в "Техзадании" для этого есть заключительные строки.
