В конце концов я решил, что это совершенно не важно. Я смертельно ранил Дьяволов, и они, хотя еще и не умерли, харкали кровью. Не приходилось сомневаться (работаю я на Пембрук-Холл или уже нет), агентство не допустит, чтобы я свидетельствовал перед судом. Уж больно невыгодные для них показания я могу дать. Окончательная гибель Дьяволов — лишь вопрос времени. Очень скоро вся эта история окончательно взорвется и «Миру Нано» придется рекламировать «Наноклин», «Нанопасту» и прочие свои товары с помощью пещерных людей или человекообразных обезьян.
Возвратиться домой оказалось удивительно приятно. Помнится, во времена Пембрук-Холла хоть я и презирал свою квартирку, но все равно неизменно обретал в ней убежище от Царящего в агентстве хаоса. Однако тогда, возвращаясь, я не испытывал такого блаженства, как сейчас, отворив дверь и войдя к себе. Больничный пакет с вещами я зашвырнул на кофейный столик, а сам вытянулся на диване и глядел на небо над Манхэттеном, пока глаза сами собой не закрылись и я не задремал.
Когда я проснулся, было уже темно. Я включил свет и заказал в «Пекин-бадди» большую порцию вегетарианского карри. Но в последнюю минуту сменил заказ на добрую порцию ростбифа — в честь ФБПЖ.
К десяти часам я поужинал и почувствовал себя более или менее прежним Боддеккером, а потому приступил к сборам для переезда в Принстон. Снял гравюры Дженсена и Магрита. Начал разбирать одежду на три кучи: взять с собой, отдать на благотворительность, сдать во вторсырье. Проредил коллекцию игрушек. Старинный проволочный Слинки, за которого я так дорого заплатил, и заводные роботы от мистера Себастьяна остались на прежнем месте. А полный набор двигающихся фигурок, прототипами которых служили Дьяволы — включая непременную смешную зверюшку Блупо, чудо-шимпанзе, — пошли прямиком в корзину для вторсырья. В последнюю минуту я все же спас оттуда две фигурки, так и не успевшие выйти в производство: Боддеккера и Джимму Джаза.
Около полуночи я как раз перебирал коллекцию музыкальных чипов, когда в дверь постучали — сперва тихонько, потом громче. Я замер на месте, не зная, стоит ли открывать. А вдруг это наемные убийцы или мстители из ФБПЖ? Я решил подождать. Если незваные гости явились с какими-то злодейскими целями, запертая дверь их не остановит — но пока они будут ее взламывать, я успею позвонить в экстренную службу спасения. Я вызвал на часы нужный номер и готов уже был нажать кнопку, когда постучали снова. На сей раз стуку вторил тихий голос:
— Боддеккер?
Я спрятал часы в карман, подошел к двери и, удостоверившись, что не ошибся, отпер замок и впустил Хонникер из Расчетного отдела. Она выглядела уже не такой измученной, как на той памятной встрече с ФБПЖ — наверное, успела слегка отдохнуть. Но феромоны были тщательно смыты, а платье и макияж поражали своей простотой. Может быть, это была лишь маскировка, но я, хоть убейте, не сумел отгадать, с какой целью.
— Привет, — тихо сказала она, скидывая с плеч пальто.
— Привет.
Хонникер оглядела гостиную.
— Куда-то уезжаешь? Я кивнул.
— За город.
— Надолго? Я пожал плечами.
— До тех пор, пока не смогу вернуться в бизнес. Она прошла к столу и взяла фигурку Боддеккера.
— Я слышала, тебя выгнали.
— В маленьком городе новости разносятся быстро. — По-моему, они совершили большую ошибку. Я покачал головой.
— Они поступили так, как лучше для компании. Ничего другого я и не мог ожидать.
— Вся эта история с Дьяволами принимает плохой оборот…
Фраза повисла в воздухе. Наступила долгая пауза.
— Боддеккер? — Хонникер произнесла это тем самым голосом.
— Это уже не моя проблема, — решительно сказал я.
— Но это проблема агентства. Они там просто не понимают, как ты им нужен именно сейчас. Ну, то есть ты был нужен им, когда они чуть не потеряли контракт с «Радостями любви», ты был нужен им, чтобы заарканить «Бостон Харбор», они рассчитывали именно на тебя в борьбе за «Мир Нано». Но они не понимают, как ты нужен им сейчас, когда близится конец света.
— Тебя послал Левин? — спросил я.
— Нет. — На ее лице отразилась такая горькая обида, что У меня сердце дрогнуло.
— Не переживай. — Я шагнул и взял у нее из рук маленького Боддеккера. — В конце концов непременно отыщется выход. В Пембрук-Холле иначе не бывает.
Я поставил игрушку на стол.
— Да, но они собираются разыгрывать матч без одного из идущих игроков.
— И кто бы это? — резко осведомился я, снова поворачиваясь к ней. — Хотчкисс, Мак-Фили или Абернати?
Глаза ее начали затуманиваться слезами. Я отвернулся.
— Так нечестно, — пролепетала она.
— Я не сам уволился.
— Ты нужен им, Боддеккер. Твой талант, твои способности. Ведь это ты создал…
— Что?! — Я погрозил ей пальцем.
— Ты открыл Дьяволов, — сказала она. — Ты начал кампанию для «Мира Нано». И ты должен стать тем, кто завершит ее.
— Именно это я и сделал, — сообщил я. — Именно для этого и предназначалось «Стать Дьяволом». Все, что мне остается — только отойти в сторонку и наблюдать, как жернова правосудия сотрут этих мерзавцев в порошок.
— Не самое приятное занятие, — заметила она.
— Возводить их на пьедестал тоже было не пикником. Хонникер из Расчетного отдела судорожно сжала руки и
поглядела на фигурку Боддеккера. А потом — на меня.
— Пембрук-Холлу нужно, чтобы ты вернулся.
— Чтобы они могли бросить меня на растерзание? — Для пущего эффекта я выдавил из себя горький смешок. — Прости. Они уже это сделали.
— И… — Ее пальцы разжались, затрепетали и соединились вновь. — Мне тоже нужен ты.
— Я тебе нужен или ты меня хочешь?
— Ради тебя я даже переориентируюсь. Кажется, я готова пойти на такой шаг.
— Это ради тебя или ради твоего положения в Пембрук-Холле?
— Ради меня, Боддеккер. Я кивнул.
— Согласен. Но является ли мое возвращение в Пембрук-Холл непременным условием?
Она нервно сглотнула, руки ее опять затрепетали.
— Между нами с Моллен все кончено. «Стать Дьяволом» все разрушило. Стало ясно, что она выбрала один путь, а я другой. Мы пытались как-то все наладить, но…
Слова застряли у нее в горле.
— Ничего не вышло, — закончил я за нее.
— Она вышвырнула меня.
— И тебе негде жить. Хонникер покачала головой.
— Пока что я поселилась у Бродбент. Но я слышала, в Принстоне очень хорошо.
Я сделал вид, что не понял намека.
— Мне нужно, чтобы рядом со мной кто-нибудь был.
— Я? Или просто кто подвернется?
— Ты, конечно. А предложение переориентироваться? Клянусь Гайей, я бы не предложила этого ни ради кого другого.
— Мне придется вернуться в Пембрук-Холл?
— Боддеккер, дело совсем не в…
— Тогда пусть Левин сам придет ко мне и предложит работу, чтобы я мог отказать ему прямо в лицо. Но не впутывай сюда наши отношения.
— Мне нужно, чтобы рядом со мной кто-то был. — Глаза у нее покраснели, в любую минуту могло начаться извержение.
— А можно мне работать на «Штрюселя и Штраусса»? Можно работать на «Мак-Маона, Тейта и Стивенса»? Или, коли на то пошло — можно мне работать на «Красный Крест» или на «Фонд генетической поддержки Казахстана»? Или — просто сидеть дома и писать мемуары, потому что я получил сногсшибательное предложение от «Тайм-Лайф-Уорнер-Аней-зер-Буш»?
— Боддеккер…
Ожидаемый мной поток наконец хлынул. Слезы лились ручьями, по обеим щекам. Хонникер не всхлипывала, не рыдала. Как будто кто-то взял и включил кран. Вся беда в том, что я знал — это настоящие слезы. И мог только вообразить, что она чувствует — не самые приятные ощущения. Мне хотелось лишь одного: подхватить ее на руки, отнести в спальню, бережно уложить в кровать и прошептать слова, которые она так жаждала услышать. «Только ради тебя…»
Я отыскал в больничном пакете носовой платок и протянул ей. Она промокнула лицо.
— Уже поздно, — сказал я. — Тебе лучше идти.
Она невольно шагнула назад, открыв рот от удивления.
— Мне надо складываться, — пояснил я. — Я уезжаю.
— Боддеккер… — Голос ее прервался.
Тщательно следя за тем, чтобы невзначай не коснуться ее, я обошел Хонникер и открыл дверь.
— Уже поздно.
— Слишком поздно?
Я промолчал, все также держа дверь нараспашку.
— Уже слишком поздно, Боддеккер? Ответь мне!
— Тебе лучше идти.
Еще несколько секунд она простояла, замерев на месте. Именно такой я и помню ее по сей день.
— Я не забуду тебя.
— Это хорошо или плохо? — спросил я.
— Узнаешь, — произнесла она — и направилась к двери. Мое сердце сжималось при каждом ее шаге.
Я ничего не мог с собой поделать. Когда двери лифта отворились, я окликнул ее.
— Эй.
Она оглянулась. В глазах вспыхнула надежда.
