Меня отвели в залитую светом комнату с большим деревянным столом и такими же стульями. Посередине стола стояла кофеварка, а рядом чашки, сахар и синтетические сливки. За одним концом стола, улыбаясь и кивая, сидел Левин.
Я поглядел на охранника.
— Разве нас не полагается разделять стеклянной перегородкой или чем-то в этом роде?
Охранник пожал плечами и оставил нас одних.
— Я уладил это с мэром, — объяснил Левин, показывая на зеркало у себя за спиной. — Это одна из комнат для допросов. Они не слушают, но наблюдают — на случай, если ты вздумаешь оторвать мне голову. Хотя, думается, у тебя на то все права.
Я так и стоял у двери.
— Что привело вас сюда?
Левин подошел ко мне, похлопал по плечу и пожал руку.
— Как поживаешь, сынок? Кофе? Или старого доброго «Бостон Харбор»?
— Боюсь, я не вполне понимаю, зачем вы здесь. Левин налил себе полную чашку кофе, понюхал и стал
прихлебывать, не добавляя молока.
— Боддеккер, я когда-нибудь говорил тебе, почему мне так не хватает Пэнгборна?
Я закатил глаза и покосился на двустороннее зеркало. Быть может, если принять угрожающий вид, меня уведут?
— Мне не хватает Пэнгборна, — продолжал свое Левин, — из-за того, кем он был. Начинал он писателем, сочинял рекламы. Ты ведь знал, да?
Я кивнул.
— А знаешь ли ты о его вкладе в Пембрук-Холл?
— Кроме «С-П-Б»?
Левин хохотнул и снова отпил кофе.
— Он выбился на самый верх с должности писателя. Не продавец, не контактное лицо, не посредник по общению с прессой, не художественный редактор. Не будь он писателем, он бы не мог вечно бдеть, не мог бы рассматривать проблемы, размышлять о них, взвешивать, терять из-за них сон и покой, никогда бы не принял самых важных решений. Полагаю, совсем как ты в эти несколько месяцев между возвышением Дьяволов и твоим арестом.
Я скрестил руки на груди.
— Простите мою нетерпеливость, но что-то не вижу, при чем тут все это.
— Благодаря Пэнгборну в Пембрук-Холле существует славная и благородная традиция рассматривать предложения наших служащих и, если возможно, проводить их в жизнь. Если же мы почему-то вдруг допустим ошибку, недосмотрев или пропустив нечто важное, мы льстим себя мыслью, что не слишком зазнались, дабы произнести три простых слова: «Простите. Мы ошиблись».
Ноги у меня вдруг ослабели.
— Наверное, я все же присяду, — сказал я, выдвигая себе стул.
Левин кивнул.
— А в твоем случае, Боддеккер, я могу с полным правом прибавить еще несколько слов: «Мы уволили не того, кого следовало».
— Вы пытаетесь сказать, что у Пембрук-Холла возникли проблемы?
— Возникли, — произнес Левин. — Хотя не уверен, что увидел бы их, если бы и предо мной, в свою очередь, не встал вопрос, лишающий сна и покоя.
— И что же за вопрос?
— Почему, ради всего святого, этот молодой человек позволил засадить себя за решетку?
— Понятно. — Я хотел улыбнуться. Но не улыбнулся.
— Мне даже кроссворды не помогали заснуть, — продолжал Левин. — А ответ ну никак не приходил, пока я не собрался идти за доброй порцией психотропов покрепче. Чтобы хоть одну ночку поспать нормально.
— И что же за ответ? — спросил я.
— Ответ был в том, что ты сидишь здесь потому, что не сидит кое-кто другой. Точнее, другие. Чтобы быть уж совсем точным, четверо других.
— По-моему, — сказал я, — мы видим одну и ту же картину.
— Именно. Наш график продаж, индекс рентабельности. Сердитых клиентов, не желающих иметь дело с Дьяволами.
Я прикрыл глаза рукой, чтобы он не заметил, как я возвожу их к потолку.
— Да, меня это тоже крайне огорчило. И мы пытались сделать все возможное, чтобы переломить ход событий. Даже отозвали другие ролики и начали заново с «Их было десять». Бесполезно. Полная катастрофа.
— А вы не думали сместить Фермана и сделать вожаком Дьяволов Тараканчика? — поинтересовался я.
Лицо Левина побледнело, он жадно приложился к кофе и пил, пока на щеки к нему не вернулась краска.
— Силы небесные, нет! С этим славным молодым человеком произошла самая пугающая перемена, какую я только видел. В дни моей молодости у нас было в ходу выражение «уехал в Голливуд». Знаешь, что оно означает?
— Что кто-то затонул в море на глубине пятьдесят футов? — предположил я.
Левин покачал головой.
— Что кто-то забыл и родню, и друзей и так о себе возомнил, как будто он пуп Земли. Что самолюбие его совсем ослепило, а реального мира вокруг себя он не видит. Точь-в-точь про мистера Замзу. История с Дьяволами ему совсем голову вскружила. О небо, мы бесконечно увязли с этими Дьяволами под предводительством мистера Мак-Класки.
— Что вы сказали?
— Что нам бесконечно лучше иметь дело с Дьяволами под предводительством Мак-Класки.
— Вы сказали, что «бесконечно увязли».
Плечи Левина поникли, будто он выдал государственную тайну.
— Ну и это тоже. Кажется, «Мир Нано» хочет раз и навсегда отмыть руки от Дьяволов.
— Отлично, — промолвил я. Левин покачал головой.
— И сказать не могу, как глупо я себя чувствую. А самое пугающее, мне просто не верится, как близок я был — это я-то, Боддеккер! — к тому, чтобы продать одного нужного за четырех ненужных. Хороша еще до меня доперло прежде, чем мы сказали арбитрам, что принимаем предложенную ФБПЖ сделку.
Я рассмеялся.
— ФБПЖ. Тут-то они для разнообразия были правы. Хотя не по тем причинам.
Левин кивнул и отпил кофе.
— И как же прошел арбитраж? — поинтересовался я.
— Именно затем я и предпринял эту небольшую вылазку. Теперь я понимаю, что ты сделал для нас и почему. И понимаю, что ты согласен гнить здесь, потому что убежден, будто нанес Дьяволам смертельный удар. Но, сынок, должен сказать тебе — ты ошибся. Если твоя уловка не сработает, мистер Мак-Класки со своими тремя друзьями продолжит делать что вздумается, а мир так и будет стыдливо отворачиваться, потому что это парни, которые продают «Наноклин».
Я видел, к чему он клонит.
— Простите, Левин, — Сказал я. — Я много думал с тех пор, как попал сюда, и ни за что не вернусь к вам.
— Даже ради того чудесного дома в Принстоне, который мне показывала Хонникер из Расчетного отдела?
Я метнул на него более суровый взгляд, чем он в тот момент заслуживал.
— Ни ради дома. Ни ради Хонникер.
— А как насчет Ранча Ле Роя? Или Сильвестр? Или Хотчкисса, Мак-Фили и Абернати? Ради Чарли Анджелеса? Как насчет твоего личного чувства справедливости?
Я чуть сменил позу.
— Для них уже слишком поздно. И для моего чувства справедливости тоже. Меня сейчас все устраивает. Я затеял эту историю с Дьяволами, и, пусть заплатил за это дорогой ценой, я же их и прикончил. — На лице у него было такое выражение, что я не удержался и задал вопрос, который не хотел задавать: — Ведь с ними же покончено, да?
Левин пожал плечами.
— Честно говоря, это-то меня и волнует. Ты сам сказал — во всем Нью-Йорке не хватит электричества, чтобы поджарить их на электрическом стуле. Уж как-нибудь они да выберутся из этой ситуации, и кто-нибудь подпишет с ними контракт: «Дельгадо и Дельгадо», «Маулдин и Кресс», «Штрюсель и Штраусе»…
— К сути, — перебил я.
— К сути. — Он кивнул. — Ты мне всегда нравился, я внимательно следил за твоими успехами. Твои работы напоминали мне лучшие образцы Пэнгборна, а поведение — меня самого, когда я был в твоем возрасте. Я старался чем можно облегчить тебе путь, включая и мои попытки свести тебя с Хонникер из Расчетного отдела. Увы, тут ничего не вышло. — Он покачал головой и налил себе еще кофе. — Это все еще не по сути. А суть, молодой Боддеккер, в том, что я вижу в тебе одну слабость, которая меня огорчает. И я хочу как-то это исправить.
— Так теперь вся беда в моей слабости? — Ситуация переставала мне нравиться.
Он снова отпил кофе и кивнул.
— Боюсь, что ты сражался во всех битвах, кроме Армагеддона, и собираешься как раз с нее и сбежать. Я хочу дать тебе шанс нанести завершающий штрих. Последний удар. Вбить последний гвоздь в крышку гроба. Покончить с этой историей раз и навсегда. Поставить в конце сценария жирную точку.
— Я не вернусь в Пембрук-Холл, — отрезал я.
— Я и не предлагаю тебе возвращаться, — ответил Левин. — Если ты сам не решишь. Все, что я хочу, — это чтобы ты закончил то, что начал.
Я во все глаза уставился на него. Сам не знаю, сколько времени я глядел. И наконец, заново проиграв в голове все, что он сказал, и убедив себя в его искренности, подался вперед и жестом попросил налить кофе.
— А теперь поподробнее, — сказал я, когда он протянул мне чашку.
В: Почему Дьяволы фермана вляпались в неприятности из-за убийства собаки?
О: Потому что ее мать не могла подписать контракт на двадцать пять миллиардов долларов.
