(СОТНИК и воины с отвращением смотрят на ИУДУ, поигрывая копьями.)
ИУДА (в сторону): Блин. Понаехали из провинции. Лимита римская!
(Они выходят на поляну. ИУДА озирается и замечает иронически глядящего на него ИИСУСА.)
ИУДА: О! Привет! Дай-ка я тебя поцелую!
ИИСУС: Я тебя, извращенец, сам поцелую. Потом. Если захочешь.
ИУДА: Нет! Я должен...
(Ожесточенно борются, шепотом ругаясь, наконец ИУДЕ удается поцеловать ИИСУСА в щеку.)
ИИСУС: Тьфу! Без этого никак?
СОТНИК: Уберите этого... от этого... Знаешь, Иуда, ты точно больной. Смотри внимательно - все спят, один он на ногах. Обязательно было целовать-то? И так ясно, кто есть кто. Мог бы пальцем показать!
ИУДА: Ты ничего не понимаешь... Это перформанс!
(Некоторое время СОТНИК задумчиво смотрит на ИУДУ, явно борясь с желанием ткнуть того мечом. Потом переводит взгляд на ИИСУСА.)
СОТНИК: Ты кто? Руки на ствол пальмы! Документы!
ИИСУС: Так руки или документы? Чем я их достану?
СОТНИК: Понятно. Шутник. Мы шутки любим, и шутников тоже. Эй, Малх!
(Появляется МАЛХ - солдат первого года службы.)
СОТНИК: Слышь, салага, бери веревку и вяжи его по рукам.
МАЛХ (радостно): И по ногам?
СОТНИК: Если "и по ногам" - понесешь в синедрион сам, ясно? Наградил Б-г идиотом...
(МАЛХ берет веревку и опасливо подходит к ИИСУСУ. Просыпается СИМОН ПЕТР.)
СИМОН ПЕТР (откашлявшись): Э! Это чего тут? Блин, ну и сушняк... Слышь, ты куда с веревкой
лезешь? А ну-ка, отскочил на три метра!
МАЛХ: Слово и дело Государево!
СИМОН ПЕТР: Чего?
СОТНИК: Чего?
ИИСУС: Чего-чего?
МАЛХ: Ну... то есть, я от Кесаря Императора!
СИМОН ПЕТР: : Лично? Из Тивериады, или откуда там? Сейчас я тебе... шлемазл!
(Со скрежетом вытаскивает меч, отрубает МАЛХУ правое ухо.)
МАЛХ: А-а-а-а-а!
СИМОН ПЕТР (передразнивая его): А-а-а-а! Что, больно? Интеллигент вшивый, а еще доспех нацепил!
ИИСУС: Петр, это уже слишком...
СИМОН ПЕТР: А я еще и так могу!
(Отрубает МАЛХУ левое ухо.)
МАЛХ: А-а-а! О-о-о-о!!!
СОТНИК (задумчиво): Хороший удар. А ты ничего, парень! В легион к нам не хочешь записаться? Жалованье - пять денариев в месяц, харчи, на всем готовом будешь... Покажи еще, а? Эй, вы, там, учитесь, как рубить надо! Вернемся в гарнизон - все у меня от чучел не отойдете неделю!
СИМОН ПЕТР (разгорячившись): И еще вот так могу! И вот так! И так! И вот! И - н-на! И р-раз!
(Отрубает МАЛХУ поочередно нос, правую и левую руку, потом ноги до колен.)
ИУДА: Люди добрые, да что ж это творится-то?!
ИИСУС (шепотом): Ты бы заткнулся, что ли. Не буди лихо... Петр! Эй, Петр! Симон!
(СИМОН ПЕТР останавливается и вытирает пот.)
СИМОН ПЕТР: Господи, как я его, а? Круто?
ИИСУС (обходя его по широкой дуге): Да, да... Только тише, Петя, тише... Все, все, уже все...
(Он подходит к стонущему МАЛХУ, присаживается перед ним на колени, и что-то делает в течение нескольких минут.)
ИИСУС: Это вот сюда, а это сюда. Поплюем... Ну вот и приросла. И эта нога как новенькая. Встань и иди!
(МАЛХ встает. У него все на месте.)
СОТНИК: Них... Ничего себе! Это как так?
ИИСУС (скромно): Ловкость рук и никакого мошенства.
СОТНИК: Малх! Ко мне! Хм, и впрямь. Ноги... Руки... Ухо... Дай-ка, дерну...
МАЛХ: А-а-а-а!
СОТНИК: Все, вижу, точно в порядке. Ну ты здоров лечить, парень! Не знаю, что ты такого в Иудее натворил, но я бы тебя к себе ротным лекарем взял! Пойдешь? Пятнадцать денариев плачу! Нет, стоп, надо еще раз убедиться.
(Хватает меч, отрубает МАЛХУ ногу, рубит ее на несколько кусков, топчется на них.)
МАЛХ: А-а-а-а!!!
СОТНИК: Хватит орать! За общее дело страдаешь! Слышь, Иисус, а так срастить сможешь? Чтобы как на поле боя, все по правде!
ИИСУС (брезгливо): Развели антисанитарию. Столбняк схватит, вот тогда попрыгаете, будете знать...
Смогу, не сомневайся. Вот. Вот. И вот. На тебе твою ногу, солдатик. Знаешь, мне кажется - зря ты в армию пошел, не твое это призвание.
МАЛХ: Господин сотник... Можно, я пойду?
СОТНИК: Ладно. Вали в казарму. Ну так что, парень, пойдешь к нам?
ИУДА: Это незаконно!
СОТНИК: Заткните ему глотку. И свяжите покрепче. Его этому индюку Кайафе и впарим. Ну что, ты с нами?
ИИСУС: Хм... Как-то это все неправильно...
СОТНИК: Да ты что, парень? На кресте висеть лучше? А тут - вступишь в экспедиционный корпус славного римского войска! Повидаешь далекие экзотические страны! Встретишь там интересных, необычных людей!
СИМОН ПЕТР: ... и убьешь их?
СОТНИК: Иисус, у тебя все двенадцать такие маньяки? Если да, то могу всех забрать.
ИИСУС: Да нет, только он, ну и еще Андрей, пожалуй. Ладно! По рукам!
(Он и СОТНИК хлопают по рукам. СИМОН ПЕТР радостно ухмыляется.)
СИМОН ПЕТР (указывает на спящих вповалку апостолов): Господи, а их будить?
ИИСУС: Нет, не надо. Пусть думают, что свершилось чудо. Пойдем, Петр.
СОТНИК: И кстати - я к тебе обращаюсь, Симон Петр! - научись обращаться грамотно, по уставу! Теперь ты в армии, понял? Не "Господи", а "господин ротный лекарь", ясно?
СИМОН ПЕТР: Ясно, господин сотник!
СОТНИК: То-то. Слушай, Иисус, а ты так все болячки можешь лечить, или только такие? Вот ревматизм - можешь...?
(Уходят, оживленно беседуя. Вслед за ними солдаты уносят мычащего ИУДУ и факелы. Становится темно.)
За окном шел ливень, да такой, что протяни руку - и не увидишь кончиков пальцев.
На лестничной площадке послышался визг, рычание и протестующие крики. Я лениво выглянул в дверь, стряхивая пепел на резиновый коврик.
Так я и знал.
Соседский породистый доберман, уперевшись лапами в дверной косяк, выталкивал из квартиры хозяйку, в домашнем халате и бигудях.
- Что ж ты делаешь? - визжала та, пытаясь пробраться обратно. - В такую погоду хорошая собака хозяина на улицу не выгонит!
Но доберман был плохой собакой.
Его хозяйка наконец-то обратила взгляд на меня.
- Помогите! - обрадовалась она. - Сделайте что-нибудь!
- Знаете, что? - заговорщически обратился я к ней. - А вы ведь многого не понимаете. Давайте-ка, я вам кое-что объясню...
Когда истерический крик хозяйки и шлепанье ее босых ног потерялись за струями дождя, я поглядел на добермана. Мы долго смотрели друг другу в глаза, потом понимающе улыбнулись, и каждый захлопнул свою дверь.
- И как это случилось? - лениво спросил гаишник, чиркая что-то в записной книжке.
- Вот ей-богу, командир... Я ехал как положено, на зеленый. А она вдруг откуда ни возьмись – перед самым бампером! Еще секунду назад там этой старухи не было! Вот честное слово, командир... Как на духу... Я ехал...
- Ладно, понятно, - перебил шофера гаишник, - дыхни-ка вот сюда.
Мужик послушно дунул в трубочку, продолжая ошарашенно оглядываться по сторонам. Глаза его были огромными и круглыми, как у филина.
- Кто свидетели? - спросил гаишник, задумчиво посмотрев на чистый индикатор.
- Я! - подскочил помятый, небритый мужичонка с полиэтиленовым пакетом, в котором позванивало что-то - наверно, пустые бутылки. Видно было, что мужичонке скучно, а тут хоть какое-то развлечение.
- Я, значит, иду, значит, по тротуару, - зачастил он, - а тут она, бабка эта, значит. Вся в черном такая, значит, и откуда только взялась, не было ее рядом, гадом буду, значит... И вдруг как остановится и, это, значит, как засмеется. "Давно тебя ждала!" - прошипела так, значит, тихо - и бегом прямо к этой машине, значит. И, это, тут, короче, он как раз на зеленый газанул...
- Документы, - перебил его сержант и принялся изучать помятый и засаленный паспорт. Мужичонка продолжал бормотать что-то про старуху, появившуюся непонятно откуда. Вдалеке послышалось завывание "скорой".
- Легки на помине, соколики, - подвел итог гаишник и сунул паспорт обратно в дрожащую с похмелья руку "свидетеля".
- Кого забирать-то? Ее, что ли? - здоровенный санитар был не в духе.
- Еще кого-то здесь видишь? - огрызнулся на него сержант. - Ее, конечно! С водителем порядок. Распишись в протоколе...
- Ладно, как скажешь, - устало отмахнулся санитар, - Коля, понесли. Тя-яжелая какая!
Носилки скрипнули под грузом невесомой с виду старухи, закутанной в странный, заплата на заплате, черный балахон.
- Стоп! А это что? - растерянно спросил санитар Коля.
На земле валялась длинная ржавая коса на переломившемся пополам деревянном черенке, до блеска отполированном ладонями.
- Ого! - сержант сдвинул фуражку на затылок. Он обвел взглядом собравшихся и решительно рубанул воздух ладонью:
- Так. Оформлю, как вещдок. Сектантка, что ли, какая-то, непонятно... Несите ее, несите, чего встали? Очухается бабка - в больнице поговорим с ней. Хотя какое там - очухается... Кости одни да кожа. Вылитая Смерть.
Испитой мужичонка вдруг побледнел и резво юркнул в толпу.
- Стоять! - дернулся к нему гаишник, но было поздно - пропал, растворился, словно кусок рафинада в чае.
"Скорая" тронулась и, завывая, унеслась прочь, увозя жертву. Водитель обессиленно прислонился к дверце своего "жигуленка".
