Саэко всегда кто-нибудь отвозил в этот ресторан, и она не помнила хорошо дорогу, но она знала, что он находится где-то в китайском квартале, в районе, застроенном самыми разнообразными зданиями, где на улице валялись бутылки из-под китайского виски и ребятишки играли тут же, как рои мух, где дома поднимались на три-четыре этажа, и каждый этаж старался обогнать другой в количестве вывешенного на просушку белья. По мере того как их машина продвигалась по мокрым улицам этим вечером, Саэко поняла, что Кёго везёт её куда-то недалеко от ресторана «Априкот блоссом вилладж». Квартал, где они вышли из машины, был похож на другие, и даже запах в них был одинаковый. Из-за затемнения было очень темно, и она могла различить только слабую белизну тротуара.
Кёго постучал в закрытую дверь, кто-то открыл её, и они вошли в помещение, похожее на магазин хозяйственных товаров. Они поднялись два пролёта по деревянной лестнице и через проход в стене на третий этаж соседнего дома. Было очень темно и душно, и им приходилось осторожно выбирать свой путь между лежащими на полу людьми к другому проходу, ведущему на третий этаж следующего соседнего дома. Это помещение напоминало второй этаж ресторана и было разделено коридором на маленькие комнаты, которые были освещены, и, судя по доносящимся стукам костяшек, там играли в маджонг.
Саэко и Кёго поднялись ещё один пролёт лестницы и оказались в ярко освещённом холле, обставленном диванами и столами подобно лобби в западной гостинице. Одетый во всё белое официант вышел им навстречу.
Пока Кёго разговаривал с ним по-английски, Саэко обратила внимание на группу странно молчаливых мужчин, сидящих вокруг большого стола. Низко над столом свисала электрическая лампа, абажур которой был устроен так, что её свет падал только на середину стола и лица людей, сидящих вокруг него, оставляя их спины в тени. Их неподвижный взгляд был прикован к чему-то на столе, но когда один их них что-то сказал тихим голосом, они пришли в движение, протягивая вперёд и назад свои руки с денежными ассигнациями. Интуиция Саэко не обманула её — в середине стола было установлено колесо рулетки, а поверхность длинного стола была разделена на отдельные квадраты с цифрами на них.
— Пошли, — сказал Кёго, увидев, куда она смотрит, и провёл её в другой отдельный кабинет.
— Я своего рода эксперт по рулетке, так как изучал её в хорошем месте. Это создало мне здесь высокую репутацию, поэтому вы можете себя чувствовать в абсолютной безопасности…
Толстые вельветовые шторы свисали там, где должно было быть окно. Но они также не пропускали и воздух, поэтому запах цветов в маленькой вазе на стеклянном столике чувствовался сильнее обычного.
— Это окно выходит на море, и, если через него будет проникать свет, у нас могут быть неприятности.
Они наливали коньяк «Мартель» в стаканы с кусочками льда, и, хотя Саэко не была слабой к спиртному, она не могла угнаться за Кёго.
— Как здесь тихо, — сказала она.
— Да, — как будто в ящике.
Некоторое время он наблюдал за пузырьками воздуха, которые поднимались со дна стакана.
— Говорят, что индийские предсказатели угадывают судьбу, глядя в кристальный шар. Ты чувствуешь это?.. Сейчас в эту минуту, когда мы сидим здесь, где-то в океане всплывают подводные лодки, чтобы набрать воздух, а ещё где-то идёт морской бой, корабли тонут, и их матросов уносят волны, не оставляя надежды на спасение.
Он выглядел печальным и несколько опьяневшим.
— Если мы будем так думать, то это не приведёт ни к чему хорошему.
— Я согласен. Ты абсолютно права. Но что это за мир?.. Каждую минуту, каждую секунду кто-то теряет сына или молодого мужа… Но если эта страшная действительность не касается нас лично, мы можем оставаться равнодушными. Нет, я не могу никого осуждать, ибо я сам покинул свою жену и ребёнка ещё задолго да начала войны.
— И как же вы жили?
— Чем дольше человек живёт, тем всё меньшее значение приобретают для него подобные вещи. Всё очень просто. Незаметно он опускается до уровня, на котором чувствует себя спокойно. Однако когда рядом нет близких, жить становится страшно утомительно. Если не за что ухватиться, слабый человек не удержится. Это подобно тому, как человек не может ухватиться за поручни в троллейбусе. Европейцы относятся к этому более спокойно. В Европе встречаешь многих людей, которые живут одни, и это их не беспокоит. Вы без особого умысла спросили о моей семье, но этим заставили вспомнить мою жену. Кажется, я так сказал?..
— Да, вы сказали.
— Но это только потому, что вы женщина в японском кимоно. Действительно, дело только в этом. Хотя, честно говоря, я был потрясён, когда увидел вас. Можно даже сказать, что я почувствовал боль в сердце…
— Я напомнила вам вашу жену? Спасибо, это для меня честь.
— Нет, дело не в этом. Я тоже так подумал, но я ошибся. Я её совершенно забыл. Я пытался вспомнить, как она выглядит, и не смог. Только одни контуры тела, далёкие от действительности. Честно говоря, я почему-то думал, что такого не может случиться, но время незаметно проложило между нами большее расстояние, чем я себе представлял. Кажется, что я помню, но в действительности я понял, что ничего не помню.
— Разве это возможно?
— Но это случилось. И в этом нет ничего неожиданного или трагического… Это!.. Это, видимо, неизбежно.
— Как вам должно быть одиноко!
— Нет, — сказал он с улыбкой. — Я думал, что вы слишком сильная личность, чтобы так думать обо мне. Если вы так говорите, чтобы меня утешить, то прекратите это. Это ни к чему не приведёт прежде всего потому, что я уже не способен чувствовать себя одиноким. Как только закончится война, я уеду в Европу.
Кёго выпил ещё один стакан коньяка и продолжал:
— В Европе с давних пор, ещё со средних веков, существует легенда о «скитающем еврее».
Когда Христа вели к месту казни, среди зевак нашёлся один еврей, который оскорбил его. За это он был наказан вечно скитаться по земле, и ему было отказано в смерти. Когда я бродил по Европе, будучи не в состоянии вернуться в Японию, я часто думал об этой легенде, и этот еврей уже не казался мне посторонним человеком. Его звали Ahasuerus, этого еврея. Было бы ужасно, быть лишённым возможности умереть. Но я спокоен, так как моя жизнь имеет свой предел. И в Европе нет недостатка в рулетках и баккара, чтобы убить время. Так что я туда возвращаюсь.
Затем он поднял свой стакан и сердечно улыбнулся Саэко:
— В чём дело? Вы совсем не пьёте?
— Не знаю, мне грустно.
— Если грустно, то тем более надо выпить.
— Вы действительно уедете в Европу? Тогда я даже не знаю, когда мы вновь увидимся.
— Этот мир состоит только из расставаний. Мадам, а в какой части океана сейчас Усиги?
Саэко резко покачала головой:
— Я не думаю о капитане Усиги. Я испытываю чувство жалости к вам.
— Это нелепо. Усиги пошёл на смерть, а я здесь живой и принадлежу к счастливой половине человечества.
— Однако почему вы не хотите вернуться к своей жене в Японию?
— Потому что я был наказан как скитающийся еврей. В Европе мне лучше. Она не такая маленькая, как Япония. Там не сплетничают о соседях, не выискивают у тебя недостатки и оставляют в покое.
— Но я имею в виду другое… — Саэко вздохнула, неожиданно подняла свой стакан и, обнажив свою красивую белую шею, одним залпом выпила крепкий напиток.
— Раз вы уезжаете в Европу, я хочу это отметить.
— Какое это имеет значение?
— Больше, видимо, я вас не увижу? А также…
— А также?
— Потому что вы мне сразу понравились.
— Военно-морские власти сделают вам за это выговор.
— Пускай они бранятся, сколько хотят.
Кёго встал. Саэко неожиданно задрожала, и всё её кокетство исчезло. Она, не сознавая того, пыталась привести в порядок своё несколько раскрывшееся кимоно. Кёго не сводил с неё глаз.
— Мадам, можно я вас обниму?!
Внезапно на улице раздался пронзительный звук сирены воздушной тревоги. Было слышно, как китайцы в ресторане этажом ниже зашумели и бросились вниз по лестнице.
Саэко встретила взгляд Кёго и, смиренно нагнув шею, проронила:
— Пожалуйста.
Затем неожиданно в её глазах заиграли огоньки, и она с лёгкостью сказала:
— Вспомните вашу жену!
Внизу на улице поднялся страшный шум, как будто из всех домов выскакивали их обитатели, громко хлопая дверями. Сирена продолжала завывать. Неожиданно во всём доме погас свет.
— Может быть, уйдём?
— Нет… — находясь в объятиях Кёго, Саэко отрицательно покачала головой.
Аромат, исходящий от её волос и слегка вспотевшей кожи, сливаясь с запахом цветов на столе, казалось, превратил неожиданно наступившую темноту в безбрежный океан. Погрузившись в него, Кёго познал мягкое сопротивление влажных, пылающих губ.
