– Хуй с ними с местами, – сказал мой адвокат. – Мы старые друзья Дебби. Мы приехали на это представление из самого Лос-Анджелеса и по-любому на него попадем.
Смокинг что-то залопотал насчет «противопожарной безопасности», но мой адвокат и слушать его не хотел. Наконец, после долгого скандала, он впустил нас бесплатно – при условии, что мы будем тихо стоять у дверей, не шуметь и не курить.
Мы пообещали, что не будем, но как только очутились внутри, не смогли удержаться. Сказалось накопившееся напряжение. Дебби Рейнольдс скакала по сцене в серебряно парике в стиле «афро». Под звуки «Сержанта Пеппера» из золотой трубы Гарри Джеймса.
– Нихуя себе! – сказал адвокат. – Мы попали в капсулу времени!
Тяжелые руки схватили нас за плечи. Я вовремя спрятал трубочку для гашиша обратно в карман. Вышибалы выволокли нас из зала, протащили через вестибюль и держали у входной двери, пока не пригнали нашу машину. «Так, валите отсюда, – сказал бордовый смокинг. – Даем вам шанс. Если у Дебби такие друзья, дела у неё еще хуже, чем я думал».
«Это мы еще посмотрим! – прокричал адвокат, когда мы отъезжали – Мразь параноидальная!»
Я подъехал к казино «Цирк-цирк» и припарковался у задней двери. «Место что надо, – сказал я. – Здесь до нас не будут доебываться».
«Где эфир? – спросил адвокат. – Мескалин не прёт».
Я дал ему ключ от багажника и раскурил трубочку с гашишем. Он вернулся с бутылкой эфира, откупорил её, плеснул на салфетку, прижал её к носу и глубоко задышал. Я тоже промокнул салфетку и вдохнул эту гадость. От машины, несмотря на закрытую крышу, во все стороны завоняло эфиром. Вскоре мы уже ковыляли вверх по парадной лестнице, заливаясь глупым смехом, цепляясь друг за друга, как заправские алкаши.
Главное преимущество эфира в том, что под ним ты ведешь себя как деревенский пьяница из старого ирландского романа … полная утрата основных двигательных навыков: в глазах мутнеет, равновесие пропадает, язык во рту немеет – обрубаются все связи между телом и мозгом. Что любопытно, потому что мозг продолжает работать более или менее нормально … Ты видишь, во что ты превратился, но поделать ничего не можешь.
Приближаешься к турникетам на входе, зная, что нужно заплатить два доллара человеку на входе, иначе не пустят … но когда оказываешься там, всё идет наперекосяк: неверно оценив расстояние до турникета, врезаешься в него, отлетаешь и, чтобы не упасть, хватаешься за какую-то старуху, тебя толкает какой-то сердитый ротарианец и думаешь: в чем дело? что здесь происходит? Потом слышишь свой голос: «Псы выебли Папу, я ни при чем. Осторожно! … Какие деньги? Меня зовут Бринкс, я родился … родился? Овец за борт … женщин и детей в бронемашину … приказ капитана Зипа.
Коварный эфир – однозначно телесный наркотик. Разум, не в силах связаться со спинным мозгом, в ужасе отворачивается. Нелепо трепыхаются руки – никак не достать деньги из кармана … дикий смех и шипение … всё это время с лица не слезает улыбка.
Эфир – идеальный наркотик для Лав-Вегаса. В этом городе любят пьяниц. Свежее мясо. В общем, нас пропустили через турникеты.
«Цирк-цирк» – это место, где весь бомонд проводил бы субботний вечер, выиграй фашисты войну. Это Шестой рейх. Первый этаж, как и во всех остальных казино, заставлен игорными столами … но здесь четыре этажа, на манер циркового шатра, и наверху происходят ярмарочно-карнавальная вакханалия. Прямо над игровыми столами под куполом цирка Сорок летяющих братьев Карасито исполняют трюки на трапеции вместе с четырьмя Волчицами в намордниках и Шестью Сестричками-Нимфетками из Сан-Диего … .Сидишь ты в главном зале, играешь в двадцать одно, ставки растут, и вдруг смотришь вверх, а там прямо над головой пролетает полуголая четырнадцатилетняя девочка, за ней рычащая волчица, которая внезапно вступает в смертельную схватку с двумя поляками в серебристом трико, которые сигают с противоположным балконов и встречаются в воздухе, хватая волчицу за гриву … . Поляки устремляются вместе со зверюгой вниз, прямо на карточный стол – но отскакивают от сетки; взмывают под купол, разлетаясь в три разные стороны и, едва они снова начинают падать, их подхватывают Корейские кошечки и развозят на трапеции по балконам.
Это безумие повторяется снова и снова, но никто его, кажется, не замечает. В главном зале играют круглые сутки напролет, и цирк никогда не заканчивается. А на всех верхних ярусах, клиентов завлекают самыми нелепыми ярмарочными аттракционами. Сбей выстрелом из ружья накладки с сосков у огромной лесбиянки и получишь козла из сахарной ваты. Встань напротив этой фантастической машины, друг мой, и всего за 99 центов твое изображение высотой в шестьдесят метров появится на экране над центром Лас-Вегаса. Еще девяносто девять центов – и можешь что-нибудь сказать. «Говори что хочешь, приятель. Тебя услышат, не волнуйся. Главное, что ты будешь ростом в шестьдесят метров».
Вот это да. Я представил себе, как лежу в полудреме на кровати в гостинице, гляжу в окно, и вдруг в полночном небе появляется злобная шестидесятиметровая фашистская пьянь и орет на всю округу: «Вудсток ?ber Alles!»
Занавесим сегодня на ночь окна. От такого зрелища наркоман может запрыгать по комнате словно пинг-понговый шарик. И так хватает галлюцинаций. Но со временем ты привыкаешь не обращать внимание на своих мертвых бабушек, ползущих у тебя по ноге с ножом в зубах. Всякий любитель кислоты способен справиться с такими вещами.
Но когда любое чучело с долларом и девяносто восемью центами в кармане может зайти в «Цирк-цирк» и внезапно появиться в небе над центром Лас-Вегаса ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову – выдержать такой трип никому не под силу. Нет, этот город не для психоделиков. Здесь слишком кривая реальность.
Хороший мескалин вставляет не сразу. Первый час проходит в ожидании, еще через полчаса начинаешь проклинать ту сволочь, которая тебя кинула, потому что ничего не происходит … а потом БАЦ! Адская острота ощущений, странное свечение и вибрации … очень жесткая штука в таком месте, как «Цирк-цирк»
«Мне неприятно об этом говорить, – сказал мой адвокат, когда мы уселись в баре-карусели на втором ярусе, – но это место меня выстегивает. Кажется, меня забирает Страх».
– Чушь, – сказал я. – Мы пришли сюда найти американскую мечту, и теперь, когда мы в самом центре круговорота, ты хочешь свалить. – Я сжал его бицепс, – Пойми же, мы нащупали главный нерв.
– Я знаю. Оттого и Страшно.
Эфир отпускал, кислота отпустила давно, но мескалин накрывал в полную силу. Мы сидели за маленьким золотистым пластиковым столиком, вращаясь по орбите вокруг бармена.
– Смотри. Две бабы ебут белого медведя.
– Ну, пожалуйста, Не говори мне таких вещей. Не сейчас. – Он жестом попросил официантку принести еще два виски. – Последняя стопка. Сколько ты можешь мне одолжить?
– Не много, а что?
– Мне надо уходить.
– Уходить?
– Да, валить из страны. Сегодня вечером.
– Спокойно, через несколько часов тебя отпустит.
– Нет, я серьёзно.
– Джордж Метески10 тоже был серьезный. И смотри, что с ним сделали.
– Не еби мне мозг! Еще час в этом городе и я кого-нибудь грохну!
Я понял, что он на грани. Та самая страшная острота ощущений на пике мескалинового прихода.
– Ладно, я одолжу тебе денег. Давай выйдем и посмотрим, сколько у нас осталось.
– А мы сможем выйти?
– Ну … зависит от того, до скольких человек мы доебемся по пути отсюда до выхода. Ты хочешь выйти по-тихому?
– Я хочу выйти по-быстрому.
– Ладно, расплачиваемся и медленно встаем. Мы оба удолбаны. Путь будет долгий. – Я крикнул официантку. Она подошла со скучающим видом, адвокат поднялся.
– Тебе платят за случку с медведем? – спросил он.
– Что?
– Это он шутит, – сказал я встряв между ними. – Эй, док, пойдем вниз, поиграем. Я довел его до края карусели, но он не хотел сходить, пока та не остановится.
– Она не остановится, – сказал я. – Она вообще не останавливается. – Я сошел и повернулся, ожидая его, но он застыл на месте … я не успел его выхватить и он уехал.
– Стой на месте! – крикнул я – Сейчас вернешься по кругу!
Он тупо глядел вперед перекошенными от страха и растерянности глазами. Но не пошевелил и мускулом, пока не сделал круг.
Я дождался, пока он очутился напротив меня и вытянул руку, чтобы его схватить – но он отпрыгнул и поехал по второму кругу. Я сильно занервничал. Я был на грани. Казалось, бармен наблюдает за нами.
Карсон-сити, подумал я. Двадцать лет.
Я залез на карусель, и быстро зашел к нему вдоль барной стойки со спины. Когда мы оказались на нужном месте, я столкнул его. Шатаясь, он побрел по проходу, потерял равновесие и, издав истошный вопль, врезался в толпу … покатился как бревно, потом резво поднялся на ноги, сжал кулаки и стал высматривать, кого бы ударить.
