В целом, после Селина или Жене, работа над этим переводом показалась ей совсем несложной и заняла у нее где-то полторы недели, к тому же автор использовал короткие назывные предложения и не особо заботился о разнообразии лексики, но переделать эту повесть все равно было невозможно из-за ее «концентрированности», сколько ни убавляй, все равно осталось бы то же самое, разве что оставить одни лирические отступления о звездах и вечности, но тогда бы она уже очень странно смотрелась в серии «Секс-беспредел», так что Маруся правильно сделала, что оставила себе деньги, потом бы она от Кокошиной уже никогда их не получила и только зря потратила бы свое время и силы…
Алеша, когда каким-то образом, узнал о наличии у нее этого перевода, сразу же загорелся желанием напечатать его в своем журнале, Батай к тому времени уже входил в моду. Тогда он и прислал ей из Праги свое первое послание по мейлу — так, насколько Маруся помнила, они с ним заочно и познакомились. Но так как этот перевод делался очень давно, когда у Маруси еще не было компьютера, у нее не оказалось его компьютерного набора, он, вообще, хранился у нее в столе в единственном машинописном экземпляре, поэтому Алеша обещал прислать к ней некую Каганович, которая жила в Петербурге и обычно собирала тексты для «Черного журнала». В другом случае Маруся, возможно, и не рискнула бы отдавать малознакомым людям единственную рукопись своего перевода, но этот текст ей было почему-то не особенно жалко.
Кстати, второй экземпляр перевода Батая исчез у Маруси уже много лет назад при очень загадочных обстоятельствах. К ней в гости тогда напросился какой-то совершенно ненормальный тип, как он к ней попал, Маруся уже не помнила, но тогда она еще иногда общалась с разными кретинами из компании дочки «инженера человеческих душ» Наташи, ее мужа, Оли, Лары, Левы и остальных, вот оттуда, откуда-то из мрака, и возник этот Паша Сердюков. Он весь дергался, был очень нервным и вообще вел себя очень неестественно, на одном месте не мог усидеть и секунды, зато он представился чуть ли не главным редактором выходившего в качестве приложения к газете «Реклама-Шанс» журнала «Встреча», где печатались достаточно смелые по тем временам тексты. Маруся случайно обмолвилась, что у нее есть невостребованный перевод Батая, имени которого Паша, конечно, не знал, но Маруся вкратце изложила ему содержание, более того, ему, как и Кокошиной, чтобы понять главное, хватило и одной страницы, он сразу же вцепился в этот перевод, наобещал Марусе какие-то баснословные гонорары, которые у них платили, и исчез, причем в самом прямом смысле этого слова, потому что ни на работе, где он до того дня действительно работал, что подтвердили Марусе его сослуживцы, и которые тоже не знали, куда он делся, ни дома, где в трубке, когда она звонила, на фоне отдаленно звучащей музыки, раздавалось какое-то хлюпанье и мычанье, но, стоило ей произнести таинственное имя Паши Сердюкова, как там сразу же бросали трубку, причем голоса, которые порой отвечали Марусе на том конце провода, судя по всему, принадлежали совсем простым и далеким от журналистики, даже уровня журнала «Встреча», людям, скорее всего, это были его соседи по коммунальной квартире, так что Маруся тем более не могла понять столь неестественную реакцию на ее элементарную просьбу — позвать Пашу Сердюкова.
И только уже пару лет спустя в Париже Жора, который тогда работал в «Русской мысли» и, как выяснилось, тоже немного знал Пашу Сердюкова, и на него тот тоже производил несколько странное впечатление, хотя Жора и охарактеризовал его Марусе как человека весьма воспитанного и энергичного, так вот, Жора сказал Марусе, что слышал, хотя, может быть, это и не точно, что Паша Сердюков, вроде как сделал операцию по перемене пола, и по всему получалось, что сделал он ее чуть ли не сразу же после того, как он в последний раз встречался с Марусей и забрал у нее Батая. Таким образом, по мнению Жоры, Паша Сердюков тогда все-таки не совсем исчез, а просто перешел как бы в несколько иное измерение, в иной пол, прихватив с собой Батая, и там, в той реальности, он, видимо, читал его совсем иначе, наоборот, принимая мужчин за женщин, а женщин — за мужчин…
Каганович на поверку оказалась девушкой очень рассеянной, потому что смогла найти марусину квартиру только с третьего раза после того, как они в первый раз с ней договорились о встрече. Сначала она почему-то решила, что перепутала номера квартиры и дома, приняв дом за квартиру, а квартиру за дом, и потом, переставляя их много раз в уме, бродила в течение трех часов по улицам в центре города, где жила Маруся — это все она потом рассказала Марусе по телефону. Во второй раз она поехала к Марусе, но забыла бумажку с адресом дома и вспомнила об этом только в метро, поэтому ей снова пришлось вернуться, и она снова по телефону звонила Марусе и извинялась. И только в третий раз она, наконец, пришла.
Как оказалось, помимо «Черного журнала», на досуге она еще писала искусствоведческие исследования и, кажется, даже целую диссертацию о «маресьевцах» и верных продолжателях их традиций в петербургском искусстве, «черненьких», которые, помимо картин, оказывается, писали еще стихи и прозу. Названия этих произведений Каганович сказать Марусе постеснялась, зато посетовала, что уже давно, лет десять-одиннадцать назад, когда «черненькие» только-только еще появились в Петербурге, спустя всего года четыре после их возникновения, она предлагала их тексты Алеше, но тот сделал такую жуткую мину на лице, замахал на нее руками и заявил, что все это давно безнадежно устарело, а ведь они тогда еще только-только начинались, и публикаций-то у них почти никаких не было…
* * *
Нет, Алешу совсем не интересовали «Битлз», а от Леннона его вообще тошнило… На улице они поймали с Марусей такси и помчались вдаль по вечерней Праге, Алеша хотел отвезти Марусю в свой любимый ресторан, хозяином которого был итальянец, он держал этот ресторан вместе с сыновьями, и они сами там все готовили. Сперва Алеша заказал бутылку кьянти, потом они решили взять холодные закуски, которые назывались здесь «буфет» и которые они сами накладывали себе на тарелки, там были различные соленья и маринады, а потом Алеша предложил Марусе выбрать спагетти, там были самые разные спагетти, и Маруся выбрала себе спагетти с дарами моря, ей принесли огромную тарелку со спагетти, перемешанными с какими-то моллюсками, устрицами и кусками рыбы, а себе он заказал ризотто, оно здесь было очень хорошее, хотя Маруся совершенно не понимала, что это такое, оказалось, что это блюдо из риса с разными приправами; на десерт Маруся взяла себе какие-то кусочки бисквита с шоколадными штучками и со сливками, как это все называлось, она почти сразу же забыла… Прислуживала же им высокая, почти двухметрового роста француженка, Алеша сказал, что это любовница хозяина. Когда они уходили, Маруся забыла свой портфель, и француженка с презрением ей сказала: «Мадам, вы забыли ваш чемодан!» — хотя это был никакой не чемодан, а портфель, причем французский, Маруся им очень гордилась.
После этого они пошли пешком в бар «Эскалибур», Алеша уверял, что там с наступлением темноты на втором этаже продают прекрасный кокаин, самого высшего качества, они уселись за столик у окна, и Алеша предложил Марусе выпить граппы, вскоре официантка принесла две маленькие рюмочки граппы, две чашки чаю и два куска лимона, они довольно быстро все это выпили, после чего Алеша предложил взять еще, и опять официантка принесла то же самое: граппу, чай, лимон, — вскоре перед Алешей и Марусей на столике образовалась целая куча пакетиков из-под чая и лимонных корок, официантка смотрела на них с легким изумлением, но Алеша продолжал заказывать еще и еще…
Когда они вышли на улицу, Алеша опять поймал такси, и где-то через пять минут, а может быть, через пятнадцать, или даже через полчаса, потому что Маруся после граппы уже начала терять ориентацию во времени, они уже были около бара «Маркиз де Сад», здесь собиралась по преимуществу молодежь, панки, хиппи, рейверы, главным образом, американцы и западноевропейцы. Там Алеша взял еще себе и Марусе по огромному бокалу красного вина, после этого Маруся уже почувствовала, что сейчас потеряет сознание, а Алеша, когда Маруся отказалась пить, дико захохотал, оскалив зубы, и завопил: «Вы что же, Маруся, хотите сказать, что я пьяная свинья?» Маруся слушала его немножко как в тумане и в отдалении, а ведь Владимир не далее, как вчера уверял ее, что Алеша совсем не пьет, потому что ему после гепатита запретили спиртное врачи.
Алеша заказал себе и Марусе еще по бокалу красного вина и залпом его выпил, Маруся к своему даже не притронулась, она чувствовала, что если выпьет еще хотя бы грамм, то начнет блевать прямо здесь, у стойки бара, ей мучительно хотелось выйти на улицу. Алеша как будто это почувствовал и стремительно встал со своего места, сильно качнувшись и уронив за собой стул. Оказавшись на улице, на свежем воздухе, Маруся сразу же почувствовала себя лучше, и даже чувство тошноты, только что подступавшей к горлу, вдруг отступило, и осталось только одно приятное чувство легкости и опьянения.
