А потом историю расцветили фарсом, и тупая злобная баба Масленица, мыслящая сковородкой «Tefal» — это то, чем мы стали в рекламе, и каждый год, в марте, когда всех ведьм уже сожгли с опережением графика, все дружно ратуют за их экономическое, социальное и политическое равноправие и успокаиваются еще на год, и только уцелевшие от огня водяницы нервно вздрагивают от пожелтевших к Троице газетных статей, оставленных туристами после завтрака на траве.
Но на этих кострах сгорают только куклы, а мы, растворившись в этом мире под чужими именами, сжигаем себя сами в надежде обрести веру и силу, но обретаем только круговорот пепла в природе — ведь всякая плоть уже извратила путь свой на земле, и земля наполнилась злодеяниями и растлилась перед лицом Божьим, и никто из сыновей не помог нам — и даже тот из них, на кого мы надеялись больше всего, не смог заменить меч миром.
Костерок уже затухал, зябкая чернота подползала по воздуху все ближе и ближе, и руки без варежек сиротели на глазах. Я развеяла горстку пепла по стылому ветру и ушла с балкона. Март в России всегда полон неясности и безверия малого межледниковья, и в марте, пока таяли мои снеговики, я всегда бродила по выставочным залам одна, и там, в маленьких копиях чужих миров я искала и находила свое отражение, и оно звучало во мне любимой музыкой, созданной из моего же пепла, и я упивалась этой мелодией мартовского одиночества как Откровением, где сейчас, конечно, дела идут неважно, но это только потому, что нужно удачней оттенить неминуемо светлый терминал.
— Как некстати, — подумалось мне, когда раздался звонок. Заглянув в дверной глазок, этот самый малый выход в большой мир, я увидела знакомый силуэт, но он не принадлежал соседской старушке, потому что принадлежал Андрею Константиновичу. Я открыла дверь. Немые сцены тиражировались в России со времен Гоголя, поэтому описывать их детально смысла не имеет — разумеется, герой романа был ошарашен, и в индийском фильме на этом месте запели бы, однако действие происходило вне рамок кинематографа, поэтому развитие событий шло в истинно национальном варианте — у нас черта с два дождешься песен и рыданий, пока не посидят за столом и не наговорятся вдоволь и всласть.
— Тебе все-таки удалось это! — сказал он мне, когда мы, наконец, разглядели друг друга, и я приняла из его рук букетик неувядаемых мимоз.
— Ты прямо с дороги?
— Я часа два сидел в машине у подъезда, а потом увидел свет в твоем окне. Наверное, ты прошла мимо, но тебя трудно узнать сейчас.
— Спасибо, что приехал, не стану скрывать — я давала свой адрес своим родственникам именно для этого.
— Ты могла бы узнать мой телефон.
— Он у меня был, но тогда бы я не узнала, интересует ли тебя все еще этот адрес.
— Теперь ты в этом убедилась! Ну, что, Марина Николаевна, похоже, мы доигрались. Насколько я понимаю, это наше произведение от второго августа прошлого года?
— Проходи в комнату. Мужских тапочек у меня сейчас не водится.
— Полагаю, мои сочувствия покажутся неуместными?
— Почему же? В обрамлении цветов они выглядят вполне искренними.
— Мы, действительно, доигрались, — сказала я ему уже в комнате, — ведь я не принимала таблеток в тот месяц, а второго августа впервые поняла, что имею неплохой набор предположительных признаков своего нового состояния. Это мальчик, и ты вправе сомневаться в своем отцовстве, и вправе удостовериться в нем, если захочешь, но сейчас я нуждаюсь в твоей помощи. Мне нужно вернуться домой, а перевезти вещи одной будет трудно. Выбора у тебя, как у человека порядочного, уже не существует, и вещи уже упакованы. Что скажешь?
— Мне так нравится, когда меня хвалят, — ответил он сразу же, — но, если все готово, то выедем завтра, не позднее девяти. Как ты себя чувствуешь сейчас?
— У меня поубавилось энергии, но лишних хлопот в поездке я тебе не доставлю — ответила я, а далее мы поговорили о моей новой профессии, об общих знакомых и московских новостях, включая самое общее положение дел на его службе — милейший разговор с аккуратностью поворотов, уместной для речного пароходика, когда тот курсирует из пункта «Начало» в пункт «Конец» строго по створам, чтобы не сесть на мель, а потом поменять местами названия пунктов, и так до бесконечности.
Андрей Константинович не выдержал первым, что и ожидалось — бесконечность в обыденной жизни трактовалась им как понятие аномальное, поскольку эта жизнь состояла из конкретных явлений и объектов, существующих в определенных пространственных и временных границах. Вот тут-то и можно было ставить мышеловку — его страсть к познанию этих явлений и объектов имела характер бесконечный и неотвратимый, а мне, действительно, нужно было сказать ему кое-что.
— Марина! Я знаю, что ты прекрасно умеешь держать дистанцию, но тебе не кажется, что избегать разговора на тему, что делать, и кто виноват, лучше не стоит?
— На твое усмотрение, но прежде чем решать эти вечные российские вопросы, давай проясним некоторые обстоятельства! Твоя первая фраза… Так ты был в курсе моих затруднений с деторождением?
— Да, я знал. Видишь ли, покойная Евгения Юрьевна очень скоро сочла меня самим Эскулапом, надеясь, что со своими связями в медицинских кругах я смогу как-то помочь. Перед отъездом она просила найти способ поговорить с тобой об этом, не выдавая ее. Сказала, ты слишком не любишь, когда вмешиваются в твои дела, и вообще родственники говорить с тобой на эту тему побаиваются — после того, как ты буквально растоптала своего бывшего мужа, а от милой шалуньи этого никто не ожидал. Я не стал ничего обещать, но, узнав о ее смерти, решил выполнить просьбу. Кстати, при первом знакомстве я понятия не имел, что разговариваю с той самой внучатой племянницей — ты выглядела лет на пять моложе. У меня закрались некоторые подозрения только тогда, когда ты показала мне свой дом. Все остальное ты знаешь.
— Темный лес, деревенская глушь, скучающий врач… Почему бы не поиграть чужой судьбой?
— Дело было сложнее. Я не хотел терять тебя.
— Не хотел, и все же пробовал на прочность?
— Тебе до сих пор непонятно, чего же я добивался?
— Я поняла это довольно быстро. Ты не хотел начинать совместную жизнь с деструктивных недомолвок. Иными словами, я должна была рассказать о своих трудностях прежде, чем соглашаться стать твоей женой. Не так ли?
— Неплохо! Да, мне нужно было твое полное доверие, а этого я так и не добился. Я буду весьма признателен, если ты растолкуешь мне свою точку зрения.
— Предположим, ты не справился с ситуацией, которую сам же и создал. Тебя устраивает эта версия?
— Ты не была моим пациентом, иначе бы я справился. Мне нужна была твоя добрая воля.
— Поэтому ты решил предложить мне до лучших времен некий суррогат счастливого бытия, симбиоз приятного с полезным! Что тебя так держало рядом со мной — спортивный азарт?
— Нет, более всего меня прельщало то, что я совершенно спокойно могу сосуществовать с тобой в одном помещении — для одинокого человека моих лет это важно. Но, согласись, ведь нужно полностью полагаться на того, кого выбрал, иначе особого смысла не проглядывается.
— Охотно соглашусь. Ты абсолютно прав.
— Марина! Это несерьезно, — сказал он после короткого раздумья, — после этого откровения я снова оказываюсь в затруднительном положении порядочного человека.
— Почему бы и нет? — засмеялась я, — любопытно, ведь, как ты будешь выходить из этого положения.
— Вообще говоря, я чувствую себя в полной безопасности, иначе ты уже давным-давно позвонила бы мне. Но мне тоже любопытно, почему было «нет» тогда?
— Мне не нравится играть в чужие игры. Перед смертью моя двоюродная бабушка покаялась мне в своем маленьком грехе. Она сказала, что приедет врач Виктора, который уже в курсе дела, и просила не отказываться от помощи. Я и не отказалась — мне вдруг захотелось проверить мрачные предсказания, ведь небольшие шансы мне все-таки предрекали. И скажи, на милость, почему мне было не согласиться на твое предложение и не сыграть в свою игру.
— Да… — протянул Андрей Константинович. — У тебя было более интересное лето, чем представлялось до сих пор. Развлекалась, как могла!
— Я была занята серьезным делом, но мне, действительно, было интересно — на кону стояло доверие, ты играл краплеными картами и так хотел выиграть. Я получала все удовольствия сразу! Кстати, хочу отдать должное твоему профессиональному чутью — в главном ты не ошибся, помощь была мне нужна. Не исключаю, что именно ты мне и помог.
— Рад за тебя, если ты получила то, что хотела — старался, как мог. Но ты ведь хотела получить больше?
— Андрей! Я не в претензии! Пара тестов шокирующего характера, и сказка про ведьм захотела стать явью. Реальность обслужила и твои фантазии. К слову сказать, вышло совсем недурно.
