А тут еще в газете «Резонанс», где Марусе были должны больше тысячи долларов, вдруг неожиданно сменили название. Точнее, оказалось, что название сменили уже чуть ли не месяц назад, просто на висевшую над аркой перед входом в газету вывеску добавили одно слово, «новый», причем написанное мелкими буквами, отчего его почти никто и не заметил, и газета теперь стала называться «Новый Резонанс». Это новое слово, на которое тоже почти никто не обратил внимания, также незаметно появилось и в названии на первой полосе самой газеты, при этом логотип и дизайн остались прежними.
И только через месяц вдруг как-то неожиданно выяснилось, что старая газета, занимавшая целый подъезд в шестиэтажном здании и со штатом около ста человек, включая редакторов, наборщиков, корректоров и журналистов, не считая множества внештатных сотрудников, больше не существует, а «Новый Резонанс» — это уже совсем другая газета, нежели та, с которой все эти люди сотрудничали много лет, так как у нее сменилось не только название, но и владелец, форма собственности и еще много чего другого, хотя внешне не только логотип, но и все прежнее руководство, сотрудники отдела кадров и бухгалтерии остались прежними. И поэтому «Новый Резонанс» теперь больше никому ничего не должен, и свои долги желающие могут получить в старом «Резонансе», который теперь перебрался куда-то на Петроградскую сторону, правда, для этого они должны будут предварительно уволиться из этой газеты и перейти на работу туда. А кроме копившегося годами долга своим сотрудникам, у редакции газеты, как Маруся слышала, были еще и огромные задолженности перед налоговой инспекцией, Управлением городским имуществом и типографией…
Вообще, всем сотрудникам сразу же дали понять, что, если они хотят сохранить свою работу, то лучше им этот вопрос о долгах и вовсе не поднимать, тем более, что руководство новой газеты взяло на себя обязательство постепенно компенсировать долги всем, кто не бросит свою газету в столь трудный час, хотя, вроде бы, этого никто теперь там делать и не обязан, просто это жест доброй воли со стороны начальства к своим подчиненным, и лично со стороны Ольги Китоновой, главного редактора газеты, которая все это и изложила на общем собрании коллектива, созванном только теперь, примерно через месяц после случившихся перемен, о которых до этого момента большинство даже не подозревало.
И возвращение долгов было вовсе не пустым обещанием, более того, у Китоновой по этим долгам даже имелся вполне реальный план, с которым все подчиненные были тоже тут же ознакомлены. Отныне все ставки и гонорары в «Новом Резонансе» уменьшались в два раза по сравнению с прежними, однако это не должно было никого пугать, так как, на самом деле, все будут получать столько же, сколько получали раньше, до переименования, так как разница будет им компенсироваться в виде ежемесячных премиальных, которыми и будут потихоньку возмещаться все накопившиеся за последние годы долги по зарплате, а как только эти долги будут возмещены, размеры гонораров тут же будут восстановлены до прежнего уровня, а необходимость в этих компенсационных премиях-пожертвованиях со стороны администрации отпадет сама собой, так что никто ничего даже не заметит, никаких изменений и особых перемен, поэтому и поводов волноваться, в сущности, ни у кого быть не должно, разве что бухгалтерии придется немного поднапрячься, так как расчеты по долгам с уменьшением и восстановлением ставок будут проводиться сугубо индивидуально, и может даже получиться так, что уже сотрудник окажется должен газете, если ему вовремя не успеют отменить премию и восстановить ставку, но все эти мелкие неурядицы, если таковые и возникнут, потом можно будет без труда утрясти, ведь, в конце концов, коллектив газеты — это одна дружная семья, и все проблемы здесь всегда привыкли решать сообща…
Покончив с этой, самой сложной для понимания, частью своей речи, Китонова вздохнула с явным облегчением, она как будто скинула со своих плеч какую-то тяжесть, и дальше уже ее речь полилась гораздо свободнее и раскованнее. Она, в частности, очень не рекомендовала присутствовавшим на собрании особо обольщаться на счет старого «Резонанса», где, по идее, им тоже должны были бы вернуть долги, только уже не в виде благотворительности, а просто по закону, так как формально получалось, что тот «Резонанс» им теперь все и был должен. Но Китонова сразу же честно предупреждала их, что там их всех может постичь очень серьезное разочарование, так как связываться с новыми владельцами «Резонанса» она бы никому не посоветовала, ибо это были самые что ни на есть бандиты, из-за которых, собственно, ей и пришлось пойти на срочное переименование газеты, потому что она не могла допустить, чтобы рупор петербургской интеллигенции, газета «Резонанс», стала, как того хотели новые владельцы, жалкой бульварной газетенкой, дешевым таблоидом, каких и так в Петербурге расплодилась уйма, а газет, подобных «Резонансу», не то, что в Петербурге, но во всей России были буквально считаные единицы. Именно это, и ничто другое, подвигнуло ее на столь радикальный шаг, возможно, совершенно и неожиданный для многих присутствующих в зале.
Так что теперь каждый мог сделать свой выбор сам: идти ли ему в погоню за длинным рублем и заново оформляться на своей старой работе, в старом «Резонансе», либо, подчиняясь неписанному кодексу чести профессионального журналиста и осознавая свое высокое предназначение, остаться работать на своем прежнем новом месте, в только что возникшем «Новом Резонансе». Ибо по сути, по духу, «Новый Резонанс» и был, есть и будет, она была в этом убеждена, настоящим старым «Резонансом», тогда как старый «Резонанс» был пока вообще неизвестно чем, и неизвестно еще, состоится ли когда-нибудь он вообще как газета, а если и состоится, то по поводу уровня этой газетенки лично у Китоновой не было никаких иллюзий…
Маруся и еще две пенсионного возраста корректорши оказались, кажется, единственными, кто не принял план Китоновой. Марусе вся эта история с переменой названия сразу же напомнила классический шулерский прием с незаметной подменой карты, о котором так часто говорил Костя, используя этот образ в качестве метафоры для иллюстрации своих мыслей.
Маруся каким-то чудом успела в последний момент проникнуть в бухгалтерию, где ей даже выдали справку о задолженности. Было видно, что в бухгалтерии совершенно не ожидали, что к ним после речи Китоновой кто-нибудь вообще обратится с подобной просьбой. Однако, после марусиного там появления, они, видимо, сумели быстро перестроиться, и пришедшие после нее туда пенсионерки-корректорши таких справок уже не получили.
Нового адреса нового старого «Резонанса» в старой редакции старого «Нового Резонанса» тоже, как выяснилось, никто не знает, у Китоновой он где-то был записан, но она никак не могла его найти. Старушки-корректорши, вроде бы, раздобыли этот адрес и с листочком в руках уже, было, радостно кинулись в сторону метро, но вскоре вернулись назад, так как по дороге выяснилось, что у них на листочке написан адрес дома, в котором они только что находились, этот адрес дал им вахтер, потому что подумал, что это пришли какие-то читательницы газеты и хотят написать в «Новый Резонанс», об адресе которого они у него спрашивают.
В конце концов, каким-то чудом Марусе удалось получить и адрес, и уже на следующий день она приехала на Петроградскую и встретилась с новым главным редактором «Резонанса», его звали Александр Иванович Молодцов, он был прапорщиком в отставке и приехал в Петербург буквально неделю назад из Саратова, где в течение нескольких лет издавал газету «Саратовский коммунар», там новые владельцы «Резонанса» и заметили способного журналиста, срочно пригласив его в Петербург и даже купив ему здесь комфортабельную трехкомнатную квартиру.
Молодцов оказался почти на голову ниже Маруси, у него были тоненькие, аккуратно выщипанные усики, круглые, как пуговицы, бесцветные глазки и зализанные к затылку редкие волосики. Правое плечо у него было настолько выше левого, что во время разговора он почти касался его ухом, отчего, весь такой хрупкий и маленький, он напоминал Марусе младенца, который плохо держит головку.
Александр Иванович тоже считал, что такого уровня, как у них в Саратове, настоящих профессионалов, здесь в Петербурге среди журналистов поискать днем с огнем, поэтому он собирался своих сотрудников, главным образом, выписывать из Саратова и окрестных областных городков, поселив их на первое время в одном из заводских общежитий на Выборгской стороне. Из числа же старых сотрудников «Резонанса» его вообще мало кто устраивал, большинство из них, по его мнению, абсолютно не умели писать и ничего не смыслили в проблемах замечательного города на Неве, которые ему даже оттуда, издалека, с Волги, были видны гораздо лучше. При этом он весьма скептически окинул Марусю взглядом с ног до головы, и сказал, что, если она надеется получить долги, за которые он, собственно, не несет никакой моральной ответственности, а просто отвечает за других сугубо формально, как это она сама прекрасно понимает, то тогда она должна будет пройти у него испытательный срок, который будет длиться неопределенное время, пока он окончательно не решит, подходит ли она ему, тогда, может быть, ей начнут выплачивать полную ставку, а пока она может рассчитывать разве что на пятую ее часть. И само собой, ей надо будет забыть о том свободном расписании, которым обычно пользуются столичные журналисты, так как у них в Саратове так не принято. Приходить на работу надо будет в девять утра, а уходить, соответственно, в районе шести, но все это только в том случае, если его устроит качество марусиных текстов, с которыми он еще не успел ознакомиться, потому что в настоящий момент у него очень большой конкурс на каждое рабочее место, а непомерно раздувать штат, как это было в старом, а теперь «Новом Резонансе», он не намерен.
