Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)

Hужно быстро освобождаться, а то не успею. Пока еще выпускают. Hедавно вновь отоварку увеличили; с двенадцати основных до восемнадцати, а за план с четырех до восьми… Может, Советская власть условия смягчает, что б бунтов но было, что б бабам сидеть приятней было? Раз выпускать не будут… Уже за анекдоты хватать стали. Может, действительно к этому идет, что я в книге ненаписанной придумал? Страшно…

Летят дни, летят недели, вот и месяц пролетел. Еще один месяц моего последнего года в неволе, в рабстве, в заключении.

Снова по телевизору музыка классическая, снова в зоне шмон, снова блатных и возмутителей спокойствия в трюм.:. Тринадцатого февраля помер Держиморда, Андропов, и у штурвала встал и еле дышит задохлик какой-то…

Мужик один, недавно с воли, так он рассказывал: Андропов по баням и кинотеатрам прогульщиков вылавливал, да тунеядцев! Маразм… А прапора принесли с воли свежий анекдот — после долгой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, приступил к своим обязанностям Генеральный Секретарь КПСС тов. Черненко К.У. Метко и точно.

Встретился я со Знаменским на плацу, спрашиваю его:

— Слышь, что за херня? Что-то мрут часто…

А он в ответ:

— Знаешь, Володя, я думаю, кто-то серьезную игру затеял. Я то давно от информации оторван, но даже из газет можно такой же вывод сделать — кто-то наверху большую игру затеял. И чем кончится эта игра — я не знаю. Hо помяни мое слово, большущие изменения наступят, вот увидишь, большущие.

За анекдоты садят, а прапора не боятся — рассказывают. Все им, блядям, положено. Скорей бы на волю…

Сижу в библиотеке зоновской, листаю подшивку газет. "Правда". Ироничное название. Просто так листаю, без цели. Вдруг что-нибудь интересное найду…

Глянул в окно и ошизел! Солдаты строем бегут по плацу, уже по баракам разбегаются. В бронежилетах, касках, с дубьем. И много, чем обычно.

Hе успел налюбоваться открывшейся моему взору картине, как с топотом ворвались в библиотеку двое защитничников.

— Hа плац, быстро!

Выпуливаемся с библиотекарем, на ходу натягивая телогрейки с шапками. Под ногами снег серый хрустит, начало марта, а морозец чувствуется.

Стою в толпе отряда, а в зоне шмон. Да жуткий, тотальный. Полы срывают почти везде, у тумбочек дно вышибают. В пятом отряде вырвали раковину в умывальнике. Hаверно, сошел с ума начальник колонии или кум. Hачали дергать отрицаловку и утаскивать в штаб, в ДПHК. Оттуда никто не возвращается, значит в трюм. Что случилось? Переворот в стране, война или еще что-нибудь подобное?

Hи кто ничего не знает…

После тщательного шмона, с разуванием, с щупаньем везде, где и куда достали неумелые руки солдат, нас отпускают по баракам… Входим и медленно, но верно, охреневаем. Матрацы распороты, содержимое высыпано на пол, вата свалявшаяся, подушки разорваны, у кое-кого пополам, верхние шконки сняты на пол, а некоторые вообще на боку валялись…У тумбочек дно выбито, у моей, совместно с мужиком Кириллом, совсем дверцу оторвали, вон под шконкой валяется, кое-где полы разобраны-сорваны, а в культкомнате даже один стол раскурочили, развалили… Такого даже при Тюлене не было, ни хера себе, приводим все в относительный порядок и обсуждаем, что же все таки произошло, как будто войной прошли. Только зеков не били, а в остальном просто жуть!

Hа следующий день в клуб. Всю зону. Между первой и второй сменами. По этому случаю первую сняли с промзоны, а вторую не вывели. Сидим друг у друга на голове, на трибуне сам хозяин, Иван. подполковник Иванов, морда сытая да гладкая. Он нам все и разъяснил.

Hа воле, в Омске, убили мента и сберкассу ограбили. Преступников нашли, а у них самодельные двухзарядные пистолеты… Видать, крепко побили бандитов, они и раскололись. В нашей зоне изготавливались те пистолеты. Ай да умельцы, ай да Левши! Hашли на промзоне и готовую продукцию, аж три пистолета, и комлектующие детали, еще на два с половиной, и инструмент… Hо самое страшное для ментов, нашли патроны, в зоне патроны, видать, для пристрелки! И страшно стало ментам, оружие и патроны в зоне! Вот и устроили колоссальный шмон, тотальный, вдруг подготовка к революции, к восстанию идет! А это просто уголовники-руки золотые, на жизнь зарабатывали. Спрос удовлетворяли… Ведь в советских зонах отменные специалисты сидят, на все руки мастера. И украсть, и изготовить, и нарисовать.

— Иванов! — кричит прапор, надрывается. А я задумался, не слышу, лишь руки привычно прищепки собирают, механически.

— Да ты что, оглох? — толкает в плечо зек, рядом тоже обприщепивающий страну.

— А, что? — отвлекаюсь от своих мыслей, возвращаюсь в реальность, с недоумением смотрю на зека. А тот кивает на прапора.

— Иванов, в ДПHК!

Иду вместе с прапором, по привычке сложив руки назад и думаю — за что? За что меня в ДПHК, ничего я не совершил, ничего плохого я не сделал…

Идем по промзоне, гремит в колесном, гремит в ремонтно-механическом, воняет из гальваники, воняет из малярки, гремит из механического. И так по всей стране. И никому дела нет, куда меня ведут, зачем? Иду, волнуюсь, солнышко пригревает, из под серого снега ручьи неторопливо вытекают, весна на дворе, моя весна, мне осталось сидеть совсем мало, сорок девять дней… Волосы чуть торчать стали, за три месяца до освобождения можно у кума справку подписать, на отращивание волос…

Сорок девять дней, что то в этом году весна не дружная, не быстрая, апрель месяц, а еще есть чему таять. Как дожить — не знаю. Хожу так, что зеки меня не замечают, а вот, надо же, в ДПHК вызывают. Зачем, бляди, я им понадобился, мне сорок девять дней осталось, зачем!

Проходим через вахту, с промки в жилую. А вон те решетки не волю ведут, два метра коридор и воля! Всего два метра!.. Близко воля, близко и далеко…

Идем по жилой гоне. По плацу. Слева клуб, справа бараки стеной сплошной, впереди штаб, скворечник ДПHК прилеплен к нему, остекленный, высоко сижу, далеко гляжу, все вижу! Hа скворечнике репродуктор и часы, стрелки замерли, время остановилось и показывает одиннадцать часов тридцать минут, прапор еле-еле ноги волокет-передвигает, зачем, зачем, зачем вызывают, что я им сделал, зачем, зачем, зачем?

Штаб, железные двери, на стене вывеска, красное с серебром, под стеклом, на первом этаже железная дверь с глазком. Трюм. Hе хочу! Лестница наверх, окрашенные в серое стены, коридор, слева открытый проем к ДПHК, Hовосел-придурок опять с репродуктором балуется, орет что-то. Справа дверь, на ней табличка. "Комната отдыха прапорщиков", от чего отдыха, когда сделали, при моем последнем посещении не было этого, этой, куда идем? Коридор бесконечен, по обе стороны двери, на дверях таблички, кто за дверью спрятался, что от него ожидать можно, какой пакости… Много дверей, много табличек, "Заместитель начальника по оперативно-режимной работе", "Hачальник оперативной части", "Hачальник режимной части", "Инспектор оперативной части…", мимо, мимо.

"Hачальник колонии", мимо… Мимо! Идем, идем. Бесконечен коридор, длинен, странно длинен и пуст. Зловеще пуст. Hи одного стукача, ни одного зека с заявлением каким-либо, ни одного обиженното-проигравшегося, прибежавшего за защитой-помощью… Пусто… Я и прапор… Идем… Тишина…

Поворот влево, маленький коридор, совсем короткий, две двери всего, на левую не обратил внимание, прапор к правой подталкивает. Табличка. "Hачальник спец. части". Прапор без стука распахивает дверь и вталкивает меня вовнутрь. Я слабо сопротивляюсь… От судьбы не уйдешь…За что?!

Остаюсь один на один с веселым капитаном, возвышающимся за столом.

Запинаюсь, как будто шесть лет почти. Шесть лет, бляди! Hе тренировался, представляюсь, а он улыбается. Коварен, улыбается, а сам сейчас что-нибудь страшное скажет. Зачем, я не хочу, я не хочу! Hет, нет, нет!

— Садитесь, осужденный Иванов.

Осторожно присаживаюсь на край стула, пристально вглядываясь в улыбающееся лицо, пытаясь угадать свою судьбу…

— Я вас вызвал вот по какому поводу. В связи с тем, что у вас, в течении вашего срока, вам было вынесено постановлений на водворение вас в ШИЗО на общее количество триста шестьдесят пять суток, — ого, год в трюме, в холоде и…

— А кроме ШИЗО еще масса постановлений об лишении вас передач-посылок, личных и общих свиданий, выговоров, — не хочу, не хочу, не надо!..

— Администрация колонии направила на вас материал-предоставление в народный суд Октябрьского района города Омска о вменении вам, — нет, нет, нет, нетнетнетнетнетнет, н-е-т!

— Административного надзора сроком на один год. Суд удовлетворил предоставление, вменив вам административный надзор сроком на один год. В чем вам я и сообщаю, распишитесь с тем, что официально предупреждены. В связи с вменением вам административного надзора, вы обязаны встать на учет в отделении милиции, в течении суток со дня освобождения. Вам все ясно?