— Боже правый! Да как так можно?! Совсем стыд потеряли!
Медсестра — дородная женщина шести футов ростом и весьма крепкого телосложения — накинулась на бесстыдную парочку и принялась отдирать их друг от друга. Они, впрочем, были настолько поглощены друг другом, что как-то даже не сразу заметили, что происходит.
— Господи Боже! — продолжала вопить медсестра. — Господи Боже!
Она была сильная женщина, и к тому же кипящая праведными негодованием, да и безудержная страсть любовников тоже внесла свою лепту… в общем, кровать перевернулась, и все четверо — четвертый, понятное дело, мистер Кристиан — оказались на полу в одной куче.
— Ой, мамочки! — испуганно закричала Кэнди. — Это же папа!
Общая неразбериха усугублялась еще и тем, что все запутались в постельном белье и подушках, упавших с кровати, а сверху все это дело прикрылось матрасом — однако мистеру Кристиану все-таки удалось выбраться из-под завала в самый последний момент.
И теперь он стоял и смотрел с благостной отрешенной улыбкой на ходящий ходуном матрас, из-под которого доносились приглушенные выкрики и то и дело высовывались то нога, то рука…
Сложно сказать, что конкретно подумал мистер Кристиан об этом необычном явлении; но какая-то мысль, безусловно, мелькнула в его поврежденном мозгу, потому что он потихоньку собрал одежду дяди Джека, разбросанную по полу, и вышел из палаты, никем не замеченный.
И буквально в следующую секунду из-под матраса выбралась Кэнди, вся красная от стыда. У нее было только одно желание — бежать отсюда скорее, бежать от такого позорища.
Свитер и юбку она натянула на раз-два-три. Нет! — сказала она себе, выбегая за дверь. Ничего этого не было! Ничего этого не было… просто не было!
Какое-то время матрас еще прыгал вверх-вниз и, наконец, отлетел в сторону — после особенно резкого толчка. Но под одеялами и простынями еще продолжалось яростное сражение. Все дело в том, что дядя Джек мертвой хваткой вцепился в медсестру и не собирался ее отпускать, уверенный, что это Кэнди.
— Согрей меня! — кричал он исступленно, не ведая о своей роковой ошибке. — Подари мне свое тепло! — Он зажал между ног предплечье дородной медсестры, которое из-за его полноты принял за бедро племянницы. — Да! Подари мне все свое ТЕПЛО! — он едва не задохнулся в экстазе, потому что оргазм уже почти грянул.
Хотя медсестра и была сильной женщиной, ей все-таки не удалось выдернуть руку, зажатую, словно в тисках. Но зато ей удалось нащупать свободной рукой какую-то металлическую штуковину на полу (а именно, подкладное судно), и она принялась с истеричными воплями колотить насильника по голове этой штукой, и, в конце концов, все-таки вырвалась — а вернее сказать, дядя Джек как-то разом обмяк, его напряженные мышцы расслабились, и он сам отпустил ее руку.
Поднявшись на ноги, медсестра достаточно быстро пришла в себя и немедленно приступила к исполнению своих профессиональных обязанностей — она вообще была женщиной рассудительной и очень ответственной и терпеть не могла беспорядок. Она подняла перевернутую кровать, положила на место матрас, застелила постель, а потом одним мощным рывком подняла дядю Джека с пола — ни на секунду не усомнившись в том, что это мистер Кристиан, — уложила его на кровать и надела на него пижаму.
Убравшись в палате и оставшись вполне довольной результатами своих усилий, она на секунду задумалась и растерянно оглядела комнату. Она так толком и не поняла, что случилось… несомненно, здесь была девушка, которая прелюбодействовала с… с пациентом… но куда она делась теперь?
Одно было вполне очевидно: рана на голове пациента открылась и кровоточила, и ее надо было немедленно перевязать. Медсестра тяжко вздохнула, быстро взглянула на своего незадачливого насильника и пошла за бинтами и антисептиком.
А пациент лежал и улыбался, хотя и был без сознания — все той же блаженной улыбкой, озарявшей его лицо чуть ли не ангельским светом.
В ту ночь Кэнди спала как убитая и замечательно выспалась. Утром она приняла душ и спустилась на кухню позавтракать, вся такая умытая, свежая и отдохнувшая.
Она сразу включила радио, чтобы послушать свою любимую утреннюю музыкальную программу «Симфония на рассвете». Передавали «Чудесного мандарина» Бартока.
— Блин! — с досадой воскликнула Кэнди, сообразив, что она пропустила вступление, где тревожные переливы мелодии буквально бьют по нервам, и потрясающе нестройный фрагмент, когда разбойники убивают старого сексуального извращенца.
Пока Кэнди резала хлеб и закладывала его в тостер, оркестр как раз доиграл аморфный, расплывчатый вальс сифилитической проститутки, и сейчас должна была начаться сцена, когда убивают старого мандарина, закалывают и душат под страдальческую какофонию звуков, но тут зазвонил телефон…
— Алло? — это была тетя Ливия. — Дядя Джек не у вас?
— Ой, — воскликнула Кэнди, ужасно смутившись. Она благополучно вычеркнула из памяти весь кошмарный вчерашний день, но теперь, когда она услышала голос тети Ливии, воспоминания вернулись и обрушились на нее все разом: и неприятная сцена с Кингсли в «Доме у дороги», и что было потом, в больнице… Почему она это позволила… Разве так можно?!.. Но дяде Джеку было так плохо… и она была так нужна ему, так нужна… так мучительно… и пронзительно…
— Пожалуйста, если тебе не трудно, передай ему трубку, — сказала Ливия.
— Вы о чем, тетя Ливия? Я не понимаю, — Кэнди и вправду ничего не понимала.
— Видишь ли, я тут совершенно случайно заметила, что мой муж сегодня не ночевал дома, — ответила Ливия с неприкрытым сарказмом. — И по какой-то необъяснимой причине мне пришло в голову, что он может быть у тебя. В твоей девичьей постельке!
— Дядя Джек?
— Именно. Дядя Джек.
Тостер отключился с громким щелчком, выбросив два поджаренных хлебца, один из которых вывалился наружу и упал на пол.
— Но… но почему вы решили, что дядя здесь? — нервно спросила Кэнди и подняла с пола упавший тост.
— Передай ему трубку! — тетя Ливия уже перешла на крик.
— Тетя Ливия, чего вы кричи…
— Вот только не надо мне парить мозги! Сейчас же дай ему трубку!
— Но дяди Джека здесь нет, я же вам говорю. Его здесь нет!
Тетя Ливия пару секунд молчала, переваривая информацию, а потом требовательно проговорила:
— Где этот козел?! Передай ему трубку!
— Но, тетя Ливия…
— Я сказала, не парь мне мозги, прошмандовка ты мелкая!
Кэнди ответила ей нарочито вежливо, стараясь сохранять достоинство:
— Прошу прощения, тетя Ливия, но я никому не позволю обращаться ко мне в таком тоне. Тем более, что я действительно не понимаю, о чем вы, вообще, говорите. Всего хорошего! До свидания!
Она повесила трубку и встала, чтобы отряхнуть крошки с халата — а то, пока она разговаривала с тетей Ливией, она безотчетно раскрошила весь тост прямо себе на колени. Кэнди была абсолютно уверена, что она поступила «правильно». Всему есть пределы… и нельзя безответно сносить откровенное хамство, и…
Опять зазвонил телефон, оборвав ход ее мыслей.
— Тогда где он сейчас может быть, как ты думаешь? — спросила Ливия вполне даже нормальным тоном, как будто их разговор вообще не обрывался.
— Понятия не имею, — сказала Кэнди. — А на работу к нему вы звонили?
— На работу? Нет, еще не звонила. Кстати, хорошая мысль. Вот сейчас прямо и позвоню… Я его, козла старого, из-под земли достану, и когда я его найду… — тетя Ливия повесила трубку.
Кэнди тоже повесила трубку, но продолжала сидеть, страдальчески глядя на телефон. Она ни капельки не сомневалась, что сейчас он опять зазвонит, и в трубке снова раздастся этот хриплый и совершенно не женственный голос, и уже окончательно испортит ей настроение в это прекрасное летнее утро. «Чудесный мандарин» уже закончился, и сейчас по радио передавали «Wabash Cannonball» в каком-то совсем уж гнусавом исполнении.
Закусив от досады губу, Кэнди встала, чтобы налить себе кофе, но не успела налить и полчашки, как опять зазвонил телефон.
Она раздраженно грохнула чашкой о стол, так что чашка даже зазвенела, и взяла трубку. В трубке молчали, но звонок продолжал звонить. Только теперь Кэнди сообразила, что это звонят в дверь. А она-то подумала, что звонит телефон!
В другой день она бы просто посмеялась над этой нелепой путаницей. Но сейчас ей было не до смеха. После всего, что случилось за последние несколько дней, такая ошибка была очень значимой, если не сказать — зловещей. Это все нервы, подумала Кэнди и пошла открывать дверь.
На пороге стоял маленький сухонький старичок в форме посыльного.
— Телеграмма для мисс Кристиан, — сказал он, непрестанно моргая глазами.
Забирая у него конверт, Кэнди заметила, какая у него худая, хрупкая рука. Она присмотрелась к нему повнимательнее. Ей показалось, что он сейчас разрыдается.
