Галина Емельянова
ЖЕМЧУЖИНА
Коротки летние ночи, а дел успеть много надобно, особенно оруженосцу: оружие почистить, костер разжечь, воды наносить, накормить ватажников — ушкуйников.
Вся эта работа Егорше не была в тягость. С двенадцати лет на рыбный промысел ходил, силой бог наградил такой, что за троих невод тянул, и удачлив так, что все в Новгороде знали, где он в артели, там рыба косяком, а у других шиш да кумыш.
Сегодня братию решил побаловать раками, ловушки еще с вечера расставил, и теперь пришло время собирать улов.
Егорша спустился к реке, и тут его окликнул знакомый голос.
— Егорша, неужто ты?
— Родька, вот так встреча.
Родька, соседский паренек из рыбачьей слободы пропал еще зимой, сказывали, подался к разбойникам, на московский шлях, да и сгинул.
— Ты же Егорша, за мамкину юбку всегда прятался, а тут в поход угораздило.
На самом деле, Родька завидовал статному и сильному соседу, в свои шестнадцать Егорша, был росту наравне со старшим братом, и в плечах широк. Льняные кудри и серые, глаза, слегка пробивающиеся усики, заставляли таять не одно девичье сердце.
— Матушка благословила, сказала, чтобы держался Афони, икону Николая Чудотворца целовал, что не ослушаюсь, брата.
И в этом Родьке не везло, у него одни сестры были.
— Ты фартовый, — добавил парень ради справедливости.
— Да вот куш хороший возьмем, так и свататься пойду, к Алене или к Наталье.
— Это к какой Наталье? К поповской дочке?
— Ага, к ней?
— Так ты, что, с обоими хороводишься?
— Да, как Наташа прогонит, к Алене иду, вроде и с той, и с другой весело.
— Кабы в жизни одно веселье было. Наша доля, славы и злата искать, а бабская доля, ждать и рожать, — это уже на берег пришел старший брат, Афоня. — Тебя, только за смертью посылать, вода выкипает, а он лясы точит.
Парни сноровисто выбрали верши из воды, а Родька, убежав в лагерь, вернулся на берег со своим нехитрым скарбом.
— Дядя Афанасий, можно я с вами, поплыву?
— А ты с кем в поход шел?
— Да с вятскими, с Козьмой.
— Ну, оставайся, будете с Егоршей лодки стеречь.
Афоня решил поберечь молодых, у Егорши старая братнина кольчуга, была, а у Родьки и еще одного паренька кожаные доспехи, от стрелы то защитят, а от меча вряд ли.
Утром едва начали блекнуть звезды, флотилия стала спускаться ниже по Волге, и когда над рекой разнеслась молитва басурманского попа, ушкуйники пошли на штурм Сарай-Берке.
Лодка, в которой сидели ребята, была спрятана в плавнях, но и сюда долетал шум жесткой битвы, а когда ядра от небольших пушек, подожгли город, дым поднялся до самого неба.
В Сарае царила паника, видно было, как кто-то самый проворный и богатый успевал погрузить все семейство в телеги, стремительно убегал в степь, некоторые напротив, спешили к Волге, сажали в лодки женщин и детей, отчаливали от берега.
Сначала Егорша все это наблюдал просто из интереса, но когда от берега, отошла богатая купеческая галера, он не выдержал, и, забыв приказ брата, закричал:
— Ребя, гребем, вон уходит, богатый видать, ишь, дно, как просело.
— Не иначе турчанин, давай поддай, раз навались, еще шибче, — поддержал его порыв Родька.
Егорше всегда везло, вот и сегодня у купца, что-то там с парусом не заладилось, и уже через мгновение их лодка настигла беглеца.
Ушкуйник видел купца близко-близко, белоснежный тюрбан, разноцветный шелковый халат, на шее бусы, и золотые перстни на толстых пальцах, все сулило молодцам богатую добычу.
Их лодки поравнялись, и бывший рыбак первый прыгнул на борт чужого судна. Друзья его достали багры и зацепили купеческую галеру, и тут случился казус - оружия у молодых разбойников не было, никакого!
Егорша растерянно смотрел на немолодого купца, тот ошалело вращал огромными на выкате глазами, белки устрашающе белели, изо рта брызгала слюна, и тут турок достал из-за пояса, кривую саблю.
Купец был ниже новгородца, но толстый, и саблей или по-ихнему ятаганом, махал с бешенством.
Егорша не раздумывая, прыгнул назад в свою лодку. Слуги, купца, подростки, такие же, как ушкуйники, смогли отцепить багры и гребцы — невольники, заработали с удвоенной силой. Добыча уходила, расстояние между лодками все увеличивалось.
И тут новгородцы увидели, как наперерез галере, устремился ушкуй самого воеводы, с вырезанной на корме головой медведя, купец в отчаянии стал бросать за борт товар: ковры, ларцы, тюки с тканями.
Пока торговца брали в полон, ушкуйник со товарищами, достигли того места, где турок избавился от товара. Встали на якорь.
Егорша попросил ребят помочь ему снять кольчугу, те сноровисто управились и парень прыгнул в мутную, теплую воду.
Уж что — что, а нырять он умел, даже в ледяной воде родной реки Волхов.
Правда вода в их реках и озерах была голубой и прозрачной, а здесь илистая, желтая, и видимости никакой, но подросток смог разглядеть сначала ковер, потом ларец. Ларец был небольшим, и Егорша подумал, что без труда его поднимет, но тут, он увидел торчащие из ковра ноги в смешных лаптях с загнутыми носками.
— Вот ведь гад, человека утопил, — возмутилось все в парнишке, и не раздумывая он потянул за край ковра, но уже не хватало воздуха, и пришлось всплыть.
Передохнул, держась за край струга, ребята, сняв доспехи и рубашки, тоже ныряли где-то поблизости.
Нырнул Егорша, и в этот раз точно над утопленником, потянул за край, ковер тяжело, но поддался, и когда он размотался полностью, парень увидел ребенка.
Вблизи за ним следом опустился Родька, схватил ларец, и, оттолкнувшись от дна, поплыл наверх.
А Егорша подхватив безвольное тельце, стал подталкивать его наверх, силы уходили, воздуха в груди оставалось все меньше, но наконец-то вынырнули.
Разбойник перекинул безжизненное тело через борт, и, отдышавшись, забрался в лодку сам.
Добычей новгородца, была девушка — татарка, хрупкая, с черными косами, в которые были вплетены серебряные монетки, длинная рубашка, с вышитым нагрудником и шаровары.
Егорше в его рыбацком деле не приходилось еще утопленников спасать, но видел, как это делали рыбаки постарше. Он несколько раз вдохнул девушке в рот, и нажал на живот, изо рта утопленницы полилась вода, но та не дышала.
Парень смерть не раз видел, и не знал он эту девчонку, но так жалко ее стало, что слезы сами полились из глаз, хорошо, что хоть ребята не поняли, что плачет, вода после ныряния, еще стекала по длинным кудрям.
Но слезами горю не поможешь, и Егорша снова и снова пытался вдохнуть в девушку жизнь.
И чудо случилось, утопленница еле слышно всхлипнула и открыла глаза, взгляд был еще бессмысленным, но даже он не мог скрыть красоты глаз девушки.
Таких очей Егорша никогда в жизни не видел: словно самая безлунная, черная ночь, словно, вода на дне бездонного колодца.
Полонянка закашлялась, и парень помог ей перевернуться на бок.
Наконец-то губы порозовели, заалели щечки, взгляд прояснился, и пленница испугано прикрыла грудь руками.
Егорша достал из котомки свой сухой кафтан и набросил на худенькие плечи.
Они возвращались к своей ватаге, Родька хвастал, шкатулкой полной драгоценных камней, брат Афоня, складывал в ладью ковры, медную утварь и оружие.
Все были рады победе, знатному кушу, и посмеивались над Егоршей, просили еще раз рассказать, как он, вместо ларца, вытащил заморыша из реки.
Среди ватаги был крещеный татарин, он спросил что-то у девушки и перевел Егорше.
— Мируэрт зовут, по-вашему жемчуг.
Тут уж вся братия грохнула от смеха.
— Ай, да ушкуйник, все-таки клад нашел, да, большая жемчужина попалась.
Егорша, достал из кафтана припасенную денежку и отдал татарину.
— Ты скажи ей, пусть не боится, я ее к мамке отвезу, сестрой назову, крестим, сарафан оденем, будет не хуже наших девок.
— Нет, жениться должен, ты ее спасал, за руки — ноги держал, женись!
Егорша краснел, бледнел, но отшутится так и не сумел.
Караван их, разбойничий, возвращался к родным северным берегам, ратная победа, богатая добыча.
Мируэрт стойко перенесла бурю на Волге, морская болезнь ей видимо была не знакома.
Егорша, сначала думал, вот такая маленькая, будет мне сестрой, вместо погибшей сестры Наины, но у самого душа улетала, когда Мируэрт латая его рубаху, пела милым нежным голоском. А уж как глянет своими глазищами в пол-лица, так сердце и замирает, словно на глубине, когда ее спасал.
Он молчал, только глупо улыбался, от того странного, что с ним происходило. Казалось, что он Святогор-богатырь, вот горы ему прикажи, эта юная полонянка снести — снесет, и сил у него бы хватило на руках ее нести до самого дома, только пусть бы пела, и смотрела вот так, прямо в душу.
В Астрахани их уже ждали купцы, чтобы скупить все: ткани, утварь, пленников.
