Жан-Луи Фетжен - Слезы Брунхильды

АНСОВАЛЬД — один из военачальников Хильперика.

БЕРУЛЬФ — один из военачальников Хильперика, будущий правитель Бордо.

БРУНХИЛЬДА (543–613) — жена Зигебера, мать Хильдебера, Хлодосинды и Ингонды. Королева Остразии.

ГОНТРАН (532–593) — второй сын Хлотара. Король Орлеана и Бургундии, Гонтран ле Юзон — главнокомандующий войсками Остразии.

ГОТИКО — один из военачальников Зигебера, воспитатель принца Хильдебера.

ГРИГОРИЙ — епископ Турский.

ДЕЗИДЕРИЙ — один из военачальников Хильперика, будущий правитель Тулузы.

ЗИГЕБЕР (535–575) — третий сын Хлотара, муж Брунхильды. Король Остразии.

ЗИГУЛЬФ — один из военачальников Зигебера.

КОНСТИТУЦИЙ — архиепископ Санский.

МЕРОВЕ — второй сын Хильперика. Принц Нейстрии.

МУММОЛ (МОММУЛИЙ) — патриций (здесь: главнокомандующий) армии Гонтрана.

ПРЕТЕКСТАТ — епископ Руанский.

САПОДИЙ — епископ Арльский, наместник папы Римского.

ТЕОДЕБЕР — старший сын Хильперика, Принц Нейстрии.

ФРЕДЕГОНДА (543–597) — третья жена Хильперика, мать Хлодобера, Ригонды, Самсона, Хлотара, Теодории. Королева Нейстрии.

ХИЛЬДЕБЕР II (570–595) — сын Зигебера и Брунхильды. Наследный принц Остразии.

ХИЛЬПЕРИК (539–584) — младший сын Хлотара, Король Суассона, затем — Нейстрии.

ХЛОВИС — младший сын Хильперика, названный в честь своего деда, Хловиса Великого. Принц Нейстрии.

ЭГИДИЙ — епископ Реймский.

Во времена правления Хлотара I юная галльская девушка воспитывается в деревне местной целительницей, языческой «священной куртизанкой». Затем девушка отдается священнику и поступает в услужение к принцессе Одовере, жене Хильперика, самого младшего из сыновей короля Хлотара. Ей дают франкское имя Фредегонда, что в переводе означает «Мир и война». Она быстро завоевывает расположение Одоверы и соблазняет Хильперика.

После смерти Хлотара в 561 году Хильперик занимает Париж, надеясь присвоить сокровища покойного отца. Однако старшие братья Хильперика — Гонтран, Карибер и Зигебер — захватывают древнюю столицу Хлотара и при разделе отцовских владений выделяют ему самую меньшую по площади территорию — на северо-западе франкских земель, со столицей в Суассоне.

Год спустя Зигебер женится на принцессе Брунхильде, дочери короля вестготов. Почти сразу вслед за этим ему приходится отражать нападение аваров. Зигебер попадает в плен и обретает свободу лишь благодаря умелой дипломатии Брунхильды. Вместо того чтобы поддержать брата, Хильперик пользуется случаем, чтобы напасть на его земли. Но Зигебер, вернувшись, наносит Хильперику сокрушительное поражение и забирает большую часть его владений. Отныне Хильперик всего лишь король Руана.

В 564 году Хильперик отправляет в монастырь свою жену Одоверу, чтобы вскоре заключить новый брак — с принцессой Галсуинтой, сестрой Брунхильды. Однако Галсуинта вскоре понимает, что истинной королевой Руанской является Фредегонда, любовница Хильперика и мать его внебрачного сына, получившего королевское имя Хлодобер.

В 567 году умирает Карибер, и три брата разделяют его владения, договорившись о том, что Париж становится общим владением, управляемым епископом Германием от имени всех трех королей. Летом того же года Галсуинту находят задушенной, и Хильперик объявляет о своей женитьбе на Фредегонде.

Чтобы отомстить за смерть сестры, Брунхильда побуждает своего мужа Зигебера начать войну, которая продлится пятьдесят лет и в ходе которой погибнут почти все потомки королевской династии Меровингов.

Фредегонда…. После ее смерти мне рассказали, что всю последнюю ночь она что-то писала при свете масляной лампы. Тогда я не обратила на это внимания, да и потом, впрочем, особенно в это не верила, потому что записки Фредегонды так и не были найдены.

На радость Богу, теперь и я заканчиваю свои дни, как она: неспособная заснуть и полностью полагающаяся на милость своих врагов. И так же, как Фредегонда, я пытаюсь собрать воедино обрывки моей жизни, прежде чем они исчезнут навсегда. Даже не знаю, прочтет ли кто-нибудь эти строки. Впрочем, какая разница. Я пишу просто потому, что сейчас ночь и мне страшно.

Днем еще ничего: видишь своих врагов, слышишь их оскорбления и крики ненависти. Когда смерть постепенно скашивает всех вокруг тебя, можно, в конце концов, к ней подготовиться. Гораздо страшнее ночи, полные призраков, внезапных шорохов, дрожащих теней и темных закоулков, в которых, кажется, скрываются убийцы, готовые напасть в любой момент. Не знаю, боялась ли Фредегонда, но теперь я уверена, что она оставила, по крайней мере, несколько строчек.

Разве не для того же, в нынешнем крайнем убожестве моей жизни, когда меня почти не кормят, мне принесли свечу, перо и пергамент? Я подчиняюсь этому немому приказу. Я пишу.

Странно теперь сознавать, что я заканчиваю свои дни, как Фредегонда, хотя мы так ненавидели друг друга при жизни. Ей хотя бы повезло умереть молодой, еще красивой, как мне говорили, и прожить последние дни в своем собственном доме, в знакомых стенах. Или я была слишком счастлива, слишком горда, слишком любима, чтобы заслужить подобную участь? Однако сейчас моя долгая жизнь представляется мне непрерывным заключением, начавшимся с того дня, когда франки явились в Толедо, чтобы забрать меня из дома моего отца и сделать своей королевой… Сейчас, дрожа от холода, исходящего от высящихся вокруг окутанных туманом гор, через которые меня привезли сюда на казнь, в этом убогом шатре с заплесневелыми стенами, те дни кажутся мне полными Солнца. Конечно, они были не такими, как теперь. Дни счастья, дни славы — или просто дни, когда не было ни войн, ни эпидемий, ни заговоров… Дни, когда я была женщиной. Дни, когда я даже не сознавала, как я счастлива…

Увы, Богу было угодно, чтобы я прожила так долго, что моя красота поблекла, как увядший цветок, и чтобы мою жизнь отнимали у меня по частям, до тех пор, пока ее уже почти не осталось…

У меня даже нет надежды передать то, что я написала, моим близким — потому что они мертвы. Все, кого я любила. Все, включая моих внуков. Я знаю, что по прошествии нескольких дней я тоже умру, в окружении ненависти, гнусности и предательства. Итак, я пишу мою исповедь, чтобы Бог дал мне силы противостоять моим врагам без всякой слабости, как и подобает королеве.

Горло у меня сжимается, и вот я плачу… Господи, как давно со мной такого не случалось! Это хорошо. Мне нужно плакать, потому что моя жизнь печальна. Нужно выплакать все слезы, сколько их есть. Тогда, представ перед моими врагами, я не пролью ни слезинки.

Горе нам!

Этот душераздирающий крик заставил Брунхильду мгновенно проснуться и рывком сесть на кровати. Все ее тело было в испарине, сердце учащенно билось, пряди длинных белокурых волос прилипли к блестящему от пота лбу. Широко раскрыв глаза, она устремила взор в пустоту и попыталась перевести дыхание, пока сонная пелена понемногу рассеивалась. И лишь заметив устремленный на нее встревоженный взгляд повитухи, сидевшей у изголовья, Брунхильда поняла, что крик вырвался из ее собственного горла. Королева слабо улыбнулась, затем, снова откинулась на подушки, прижав ладони к округлившемуся животу. Она догадывалась о мыслях повитухи. Талигия была опытной женщиной, однако суеверной, как и большинство галльских целительниц. Резкий крик королевы в столь ранний час, должно быть, перепутал ее, не говоря уже о смысле слов, прозвучавших как зловещее пророчество. Дурное предзнаменование для ребенка, который, со дня на день, должен был появиться на свет… Брунхильда, и сама, была обеспокоена.

Она глубоко вздохнула, отвернулась и закрыла глаза. Но едва лишь Брунхильда снова задремала, как прежний кошмар вернулся, он был столь отчетливым, что королева вздрогнула, всем телом. Огонь, кровь, трупы, обезображенные ужасными гнойными язвами… Дети, чьи тела были раздуты из-за огромных черных нарывов, корчились на земле, умоляя, чтобы смерть освободила их. Орды косматых всадников лавинами неслись с гор, уничтожая все на своем пути. Видение затягивало Брунхильду, словно бездонный омут; она чувствовала, как сдавливает грудь и сжимает горло так, что становится невозможно дышать…. Брунхильда захрипела и, с такой силой, забилась среди смятых простыней, что повитуха подскочила к ней и навалилась на нее всем телом, зовя на помощь.