Эмилиян Станев, крупнейший современный писатель Болгарии, сидит в своем небольшом рабочем кабинете, расположенном в доме на одной из тихих, боковых улиц Софии. Волевое, энергичное лицо. Скользящая по нему мягкая ироничная улыбка и острый, сосредоточенный взгляд. Он кажется собеседнику явно моложе своих лет, а ему — под семьдесят. Очки в золотой оправе, плотно сидящие на тонкой переносице, придают этому человеку некоторую суровость и делают его чем-то похожим на ученого-профессора, возможно, естествоиспытателя.
Это впечатление усиливается, когда окидываешь глазом его кабинет, в котором царит строгий порядок и нет ничего лишнего; кажется, что всё здесь подчинено велениям науки. На двух стенах — рога оленя и несколько призовых медалей. Э. Станев очень гордится своими охотничьими трофеями, коллекцией ружей, а ещё больше — наградами и с видимым удовольствием вспоминает историю каждой из них.
У Станева немало рассказов о природе, о животных и птицах. Эти сочинения отдают первозданной свежестью и неподдельной поэзией. В них много света и тепла. Мы с увлечением следим за повадками разных там бекасов, селезней и других пернатых героев Станева. С увлечением — прежде всего потому, что писатель умеет сказать о них нечто им самим выслеженное, никому другому не известное.
Но интерес Станева к живой природе носит и особый, я бы сказал, «человековедческий» характер Охота для него — не бессмысленное уничтожение зверька или птицы, она дает возможность раскрыться каким-то важным граням человеческой души. И писатель щедро пользуется этой предоставленной ему возможностью.
Если случится вам книга рассказов Э. Станева — обязательно прочитайте шестистраничную «Смерть птицы». Это маленький шедевр, сотворенный пером мудрого художника. Гибель птицы наводит охотника на раздумья о жизни и смерти, о смысле человеческого существования. «Животное, — читаем, — нужно нам, чтобы возвыситься над ним, но когда знаешь, что такое смерть, вера в бессмертное начало жизни останавливает твою руку и переполняет душу твою просветлением и любовью». В охотничьих рассказах Станева слышится очень близкая сердцу русского читателя интонация, знакомая ему по книгам Аксакова и Пришвина.
Впрочем, сам Э. Станев отрицает свою связь с этими писателями. Говорят, что написал свои охотничьи рассказы ещё до знакомства с ними.
— В изображении птиц и животных я ищу выражение мудрости природы и в конце концов пытаюсь постигнуть душу и разум человека, его отношение к миру природы, ищу выражение мудрости жизни. У Пришвина, мне кажется, другой взгляд на природу. Он любуется разнообразными проявлениями жизни в ней. Каждое деревцо таит для него возможность интереснейших открытий. Никто с такой тонкостью не умеет подметить, как падает лист с дерева…
Эмилиян Станев вспоминает свои первые шаги в литературе.
Они относятся к началу 30-х годов. За четыре с половиной десятилетия, минувшие с тех пор, он выпустил много книг, кажется, во всех мыслимых жанрах прозы: крохотная новелла соседствует с повестью и обширным эпическим романом. С равной силой в этих произведениях раскрывается большое и самобытное дарование художника.
Излюбленным героем молодого Станева был «маленький человек» старой болгарской провинции. Заботам и тревогам этого героя писатель очень сочувствовал, видя в нем воплощение сокровенных свойств народного характера. В тех же рассказах порой звучал и сатирический мотив, обличавший мещанство и то искажение человечности, которое было порождением собственнического мира старой Болгарии.
В рассказах Станева нет острых, захватывающих сюжетов. Они малособытийны. В этих произведениях почти ничего не происходит. Но в чём же их притягательная сила?
У Э. Станева есть своё, очень индивидуальное восприятие мира. Оно отличается какой-то обостренной чувствительностью к правде, к справедливости. Начав читать любой его рассказ, сразу же погружаешься в удивительно чистую нравственную атмосферу. Через все его книги словно пропущен ток высокого этического напряжения.
Вот маленький рассказ «Прошлое». Супруги приехали в город — маленький, тихий, провинциальный. Здесь Элена жила до замужества. Каждая улочка и каждый дом напоминают ей о далеких днях детства и юности. И доброму сердцу её так светло, хотя и несколько тревожно. В её старый, ветхий домишко приходят родственники — бедные, хорошие люди и, стесняясь, радостно привечают богатую столичную чету. А Коста, супруг, хмурится. Ему, черствому и надменному, всё не по сердцу. Он попал в среду, бесконечно чужую и неинтересную для него. Всё его тут раздражает, и думает он только об одном: «И ради чего мы приехали?»
Описана крохотная, бытовая история. Но каким же глубинным, внутренним светом лучится она! Как много сказано на этих немногих тесных страничках! Всего несколько дней провели мы со станевскими супругами, но перед нами словно прошла вся их жизнь. Два человеческих характера выписаны с той внутренней экспрессией и пластичностью, которые доступны лишь большому искусству.
А вот повесть «Похититель персиков». Писатель рассказал нам историю трогательную и вместе с тем трагическую — историю, которую вполне уместно было бы назвать «песнью торжествующей любви». В этой повести, пожалуй, ещё выразительнее, чем в других произведениях Станева, проступает гуманистическая направленность его творчества.
Выхваченный крупным планом образ Элисаветы, жены полковника, тайно влюбленной в пленного солдата, «похитителя персиков», овеян истинной поэзией и находит живой отклик в нашем сердце. Только очень мужественный и очень добрый талант мог создать характер такой душевной чистоты и такой силы человеческого обаяния.
Э. Станев — писатель со своей ярко выраженной социальной темой. Она пробивалась уже вполне отчетливо в довоенных его произведениях. Со временем она становилась всё более глубокой и зрелой. Значительным рубежом в духовном развитии Станева явился сентябрь 1944 года.
— Сентябрьская революция, — вспоминает он, — внесла такие перемены в общественное бытие и сознание моего народа, что заставила меня, как и многих других писателей, совершенно по-иному взглянуть на жизнь, на прошлое и настоящее моего народа. Интерес к природе, которым я прежде в значительной мере был поглощен, как-то сам по себе отошел на второй план. Решительно возобладал интерес к явлениям общественным и проблемам социально-философским. Революция дала мне крылья и вооружила новым отношением к миру.
В самом творчестве Станева результаты этого процесса дали себя знать не сразу. Вернее сказать так: крупные свершения на этом пути явились несколько позднее. Одно из них — роман «Иван Кондарев». Он был завершен более десяти лет назад, а в 1967 году появился в русском переводе. Роман этот увенчан Димитровской премией и воспринят на родине писателя как событие в современной болгарской литературе.
Перед нами обширное повествование, объемом около пятидесяти пяти печатных листов. С немалым основанием его можно назвать романом-эпопеей. И дело вовсе не в объеме, а в широте и размахе той жизненной панорамы, которую воссоздал писатель.
Роман посвящен бурным общественным событиям, развернувшимся на болгарской земле после первой мировой войны. Поражение в этой войне, а также глубокое обнищание народа вызвали в стране всеобщее негодование против прогнившего буржуазно-монархического строя. Начались интенсивные поиски путей к революционному обновлению Болгарии. Фашистский переворот в июне 1923 года лишь на короткое время задержал этот процесс. Вдохновляемые опытом Октябрьской революции, демократические силы страны развернули подготовку к новому туру революционной борьбы. Антифашистское сентябрьское восстание 1923 года явилось венцом этих усилий.
Вот те исторические события, на основе которых строятся сюжетные линии романа — очень сложные и разнообразные.
И хотя эти события не раз уже привлекали к себе внимание болгарской литературы, Э. Станев внес в их художественную интерпретацию что-то очень свое и сумел, таким образом, во многом по-новому осмыслить одну из страниц политической истории Болгарии.
Какова же жанровая природа монументального повествования Эмилияна Станева? Что такое «Иван Кондарев» — исторический роман или социально-бытовой, в котором личные судьбы героев развертываются лишь на «историческом фоне»? Теоретики литературы, привыкшие к строгим нормативным построениям, оказались бы в весьма затруднительном положении, возымей они намерение ответить на этот вопрос. Живой опыт литературы всегда сопротивляется попыткам втиснуть его в тесные границы жестких формул. Лев Толстой затруднялся определить, к каким жанровым формам относятся такие произведения, как «Мертвые души» или «Записки из мертвого дома» и даже его собственная эпопея «Война и мир». Ещё сто лет назад Е. Эдельсон, довольно известный в свое время русский критик, проницательно заметил: «Если всмотреться хорошенько в деятельность современных нам и старых романистов, окажется, что видов романа создалось гораздо больше, чем обыкновенно принимается их в трактующих об этом предмете учебниках». Опыт современной литературы, русской и зарубежной, ещё более подтверждает обоснованность суждения старого критика. Форма художественных произведений, в конце концов, столь же разнообразна, как и их содержание.
