Последние дни Российской империи. Том 1
Василий Иванович КРИВОРОТОВ
ПРИДВОРНЫЙ ЮВЕЛИР
В конце июля 1916 года в усадьбе помещика Мураховского справлялась свадьба единственной дочери. Андрей Иванович с тяжёлым сердцем согласился на этот брак, и не потому, что имел против него что-либо, а потому, что с выходом Мурочки замуж его озеровский дом пустел ещё больше, а он сам оставался в нём совсем одиноким.
Молодые повенчались в Ровенках. Андрей Иванович предлагал дочке отпраздновать свадьбу в Харькове, в доме тёти Поли, на чём та энергично настаивала, но Мурочка и её жених решили сделать это в своём дорогом Озерове. Тут родилась и созрела их любовь, тут и решили они закрепить её законным браком.
Гостей на свадьбу съехалось множество, и не только из Харьковщины. Приехали дедушка и бабушка из Полтавщины. Дедушка, отец Алексей, ещё издавна мечтал дожить до свадьбы внучки и повенчать её лично. Многие родственники прибыли из Москвы и даже из далёкого Питера. Из Петрограда приехала на свадьбу старшая сестра Андрея Ивановича Наталия с мужем, служившим при дворе, и со старшей дочерью, муж которой, кавалерийский офицер, пал смертью храбрых где-то под Варшавой.
Андрей Иванович делал всё возможное, чтобы свадьба дочки была беззаботной и весёлой, хотя достичь этого было нелегко. Почти в каждой семье к этому времени люди или носили траур по своим родным, павшим на поле брани, или день и ночь думали о тех своих близких, которые где-то на гигантском фронте постоянно и долгие годы закрывали своей грудью Родину против неисчислимых врагов: германцев, австрийцев, болгар и турок. О победном походе в Берлин давно и никто больше не говорил. Начальные успехи брусиловского наступления в начале войны на австро-венгерском фронте были лишь временным общим подъёмом духа. Перемышль, Львов, Краков, Черновицы были теперь давно забытыми вспышками этого подъёма. Их потеря и жертвы, связанные с ними, оставили в войсках и в народе тяжкое, удручающее впечатление, которое стало зачатком общей усталости от войны. Союзники на западе, после неудавшегося, благодаря стремительному вторжению русских войск в Восточную Пруссию, «Молота Мольтке» на Марне поспешили перейти к позиционной войне. Они зарылись в землю, скрылись за железобетонными сооружениями и отгородились от немцев чащей из колючей проволоки. Со своими техническими средствами: артиллерией, пулемётами, бомбометателями и авиацией — они буквально прижали германский фронт к неподвижной линии, не предпринимая ничего, чтобы оттянуть хотя бы часть неприятельских сил с русского фронта. Русские армии в постоянно подвижной, манёвренной борьбе и под огнём во много раз превосходящего оружия германцев истекали кровью. Борьба врукопашную, в штыки и голой шашкой обходилась русским очень дорого, так как они должны были добираться до своего врага под его ураганным огнём: пулемётным, оружейным, гранатным. Русские войска были несравнимо слабее вооружены и снабжены. Недоставало всего: снарядов, патронов, перевязочного материала, медикаментов и транспорта. Навёрстывалось всё во время войны с перенапряжением сил тыла и с огромными потерями на фронте. Обещанной помощи союзников не было. Ни обещанных винтовок, ни амуниции, ни медикаментов русская армия от них не получила.
Но всё это было бы лишь полбеды. Война — народное бедствие, которое народ понимал, последствия которого терпел и из последних сил старался исправить ошибки, допущенные перед войной. Народ в состоянии даже забыть и простить ошибки тем, от кого, главным образом, зависело снаряжение армии и инициатива вмешательства в войну. Для этого он должен был видеть и чувствовать жертвенную готовность ответственных верхов исправить свои ошибки, уменьшить число ненужных жертв и поднять этим путём народный дух и волю к борьбе Вялость же, неуверенность, непонятное равнодушие на верхах, а, быть может, и неспособность этих верхов делать большие дела чувствовались повсюду. Уход с поста главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича был именно так истолкован в народе. В стране ощущалась к этому времени какая-то удручающая неопределённость, неосведомлённость и гнетущее сомнение. Это положение создавало благодатную почву для разного рода самых невероятных, умышленнолживых в своём большинстве слухов. Все эти слухи не были народной выдумкой. Кто-то по плану и с определённым умыслом стряпал эти слухи и через многочисленных суфлёров распространял их среди народа в тылу и даже на фронте.
«Там, где нужны снаряды, туда посылают сухари», «Кавалерия получает лопаты для рытья окопов, а пехота — сёдла», — поползли слухи в народе.
«Военный министр — изменник и, гляньте, царь его терпит», — зашептали в народе. При этом кто-то старался имена Сухомлинова и Мясоедова обобщить со всем высшим командованием армии.
«Гляньте, добрые люди! Царь поставил немца — Штюрмера, министром. Куда же тут нам победить Германию!» — шептали дальше злоумышленники-суфлёры в народные уши, не объясняя того, что за немецким именем Штюрмера скрывался еврей-выкрест, отец которого был семинаристом в первой вильненской школе раввинов и никогда не звался Штюрмером. Это имя отец «русского» министра присвоил позже, став учителем гимназии, а ещё позже — и дворянином. Царь доверил такой важный пост еврею, а его выставляли во всём мире антисемитом и упрекали за черту оседлости.
Потом эта история с сахарной спекуляцией. В народе был распространён слух о том, что неприятельской Германии было продано большое количество сахара и выслано туда через Персию. Хозяйки, стоя часами в очередях за своим пайком сахара, только и говорили о том, что Мясоедовы и Сухомлиновы и дальше предают Россию, а правительство ничего против них де не предпринимает. Сахар же, в самом деле, был продан Германии и был вывезен туда через Персию, но кто были продавцы-преступники, власти народу не объяснили, как не пытались противодействовать и объяснять злоумышленности многих других слухов, создававших скверное настроение в народе. Власти не объяснили народу, что афера с сахаром была делом киевского фабриканта сахара И. Хеппнера и его сообщников, которые были арестованы, обвинены в измене и ждали в тюрьме соответствующего приговора.
Слухи о Распутине занимали народные массы и особенно интеллигенцию уже давно. В народе Распутин вначале пользовался даже симпатией. Он ведь спасал царевича Алексея от неизлечимой болезни, от гемофилии. В широких народных массах царевич Алексей пользовался большой популярностью, любовью и, впоследствии, сочувствием. Со временем же слухи о Распутине стали принимать совсем иной смысл и значение. Ненавистники самодержавия и порядка в России избрали сибирского мужика, подступившего в силу обстоятельств близко к царской семье, своим орудием для того, чтобы через его особу бросить грязное пятно на высшую государственную власть и подорвать к ней доверие.
«Распутин заворачивает всеми и всем при Дворе», «Распутин смещает и ставит министров, как ему вздумается», «Распутин поставил «немца» Штюрмера на пост президента министров. Он немецкий шпион, а царь прислушивается к нему и принимает его советы». «Немецкий шпион Распутин приведёт Россию к гибели», — шептали тайные суфлёры в народные уши, порождая глубокие сомнения, подозрения и возмущение. Всё это ещё больше расстраивало уставшую от войны народную душу и убивало в ней волю к отпору и располагало к апатии.
Незадолго перед революцией слухи о Распутине стали принимать самый отвратительный смысл. Тайные суфлёры рассказывали народу о разгульной, развратной и бесшабашной его жизни, связывали его имя с кругом высшего дамского общества столицы, нашёптывали об оргиях, разврате и мистическом преклонении дам перед сибирским мужиком. В кругах интеллигенции и полуинтеллигенции приводилось в связь с развратным мужиком имя Вырубовой, самой приближённой к царице придворной дамы, да и самой государыни.
Ужасная цель всех этих слухов и нашёптываний была совершенно ясна. Народ, подавленный неуспехами на фронте, огромными потерями родных и близких людей и растущей материальной нуждой, был склонен к поискам причин своих несчастий. Народ предполагал, что кто-нибудь, где-то там, виноват во всём этом; кто-нибудь, где-то там, распоряжался неправильно его судьбой и, не получая сверху ни ответа, ни объяснения своих сомнений, стал прислушиваться к международным суфлёрам, ловко переплетавшим действительность с бессовестной ложью.
Подпольная анонимная сила бросила народные массы перед самой войной, когда жутко встал вопрос, быть или не быть бессмысленной мировой бойне, на улицы и площади русских городов. Она направила эти массы с портретами царя в руках пред царский дворец, задала им тон, чтобы те пели «Боже, царя храни!» и кричали: «Да здравствует война!» Она годами по плану готовила массы к запроектированной ею войне, годами писала в своей печати и говорила устами своих русских единомышленников о славянофильстве и о «славянских ручьях в русское море». И, наконец, в самый решительный момент она мастерски разыграла в русском парламенте, — Государственной думе, через своих русских говорунов Милюковых, Гучковых, Черновых и многих, очень многих на улице и в печати, предательскую сцену непоколебимого единства русского народа в случае войны. Анонимная сила убедила всех, объединила всех, принудила царя и «сделала» свою войну с тем, чтобы сразу после её начала повернуть острие копья и против царя, и против народа. Ещё до войны, в сентябре 1910 года, съехался со всего мира в Копенгаген большой конгресс 2-го социалистического рабочего Интернационала. В зале Одд Феллов Иаласта собралось множество мировых братьев, представителей великих лож всех стран мира. Между другими были тут такие имена, как: Эберт, Шайдеман, Ульянов, Бронштейн, Вандервельде, Жорес, Брантинг Адольф Хоффман, д-р Франк, д-р Давид, д-р Зюдекум, Карл Каутский, Штадхаген, Роза Люксембург, Либкнехт Клара Цеткин и многие другие мировые братья. Эти люди и считали себя выразителями интересов рабочих. Брат Бриан не появился на конгрессе, так как занимал в это время пост президента министров Франции. В своём письме к конгрессу он обещал, как шеф французского правительства, делать всё, чтобы помогать развитию «социализма». Конгресс недвусмысленно занялся вопросами поведения своих революционных авангардов в Германии, Австро-Венгрии, России и Турции во время войны. Конгресс решил установить, в случае неминуемой войны для всех рабочих партий этих воюющих стран совместное сотрудничество и стремиться изо всех сил к тому, чтобы использовать политический и экономический кризис, который грядущая война неминуемо вызовет в тылу именованных стран. Было поставлено делать всё возможное для того, чтобы вызвать возмущение народных масс и ускорить устранение в этих странах существующих монархических правительств.
