— Эрнесто! Тебя приглашают эти добрые люди выпить с ними, — передал хозяин тюремщику предложение Беппо.
— Весьма охотно! По крайней мере, мои денежки останутся целы, ха-ха-ха! — ответил тот.
Джованни и Беппо потеснились и дали ему место.
— Синьор Антонио! Налей-ка по кружечке самого лучшего, — сказал Джованни и добавил тише: — Перед такою особой не хочется ударить в грязь лицом.
Предвкушение хорошей выпивки заставило расплыться в довольную улыбку одутловатое лицо тюремщика.
— За здоровье нашего нового знакомца! — сказал Беппо, когда кружки были наполнены, — синьора… кажется, Эрнесто?
Тот кивнул головой.
Так было заключено первое знакомство.
— Этот умный человек должен занимать очень высокую должность, — когда Эрнесто уже изрядно захмелел, шепнул Беппо Джованни так, чтобы его слова были услышаны тюремщиком.
Маневр удался. Эрнесто расслышал и не преминул отозваться:
— Приятель! Чем шептаться, спросил бы лучше прямо. Прямота выше всего.
Беппо состроил смущенную физиономию.
— Я не смел.
— Что за пустяки! Между приятелями этого не должно быть. Налей-ка мне еще кружечку!
Джованни и Беппо оба спешили исполнить его желание и даже заспорили. В это время Антонио успел налить кружку, и спор, таким образом, был разрешен.
— Ты, кажется, говорил товарищу, что я, вероятно, занимаю высокую должность? — сказал, плохо шевеля языком, тюремщик, обращаясь к Беппо.
— Да, — ответил тот.
— Я, действительно, занимаю не маленькую должность.
— Ага! Я не ошибся! Я сейчас заметил, что лицо этакое…
— Ну-ну, какое?
— Этакое… величественное.
— Да, у Эрнесто должность важная, — вставил свое слово Антонио.
— Кто же он? — спросил Джованни.
— Спрашивай напрямик, приятель, напрямик! — воскликнул Эрнесто.
— Кто ты?
— Гм… А как бы ты думал? — лукаво прищурился тот.
— Право, не знаю… Быть может, писец у дожа!
— Хе-хе! Нет, брат! Получше! Я — тюрем… Я — смотритель камеротт!
— Какая великая должность! — воскликнул Беппо.
— Сан больший, чем сан дожа! — ляпнул Джованни и сам спохватился — не перехватил ли через край.
Но на тюремщика его замечание произвело отличное впечатление.
— Именно так! Потому, что у меня под замком и дож может быть.
— Великая, но трудная обязанность, — промолвил Беппо.
— Да, не легкая. Постоянно надо быть на страже, смотреть в оба.
— Да, я думаю, бывают также очень страшные заключенные? — сказал Джованни.
— Есть-таки. Вон хоть бы теперь содержится у меня еретик…
Приятели переглянулись.
— Что же, очень страшный? — спросил Антонио.
— Ух! Взглянуть, так видно, что злодей. Поверишь ли, в эту дверь не войдет — такого роста! И притом в плечах широк, как два ты.
— Ну! — удивился хозяин. — И лицом, верно, ужасен?
— Он — красавец, а только, знаешь, этакий дьявольский вид.
— Эк он расписывает нашего бедного Марка! — шепнул приятелю Беппо, потом проговорил вслух: — А давно уж этот проклятый еретик находится в камероттах под твоим наблюдением?
— Дней шесть.
— Суд над ним еще не кончен?
— Нет… Пытают каждый день. И верите ли, хоть бы он разик застонал! Ни-ни! Скоро ему конец!
— Конец? — в один голос спросили приятели.
— Да. У нас ведь вот как устраивается… Чур! Только не выдайте! Я обязывался клятвой молчать, проболтаетесь кому — мне головы не снести.
— Будь спокоен!
— У нас так устраивается. Как осудят, так сейчас либо придушат, либо голову долой, а тело потом в канал… И поминай как звали! И концы в воду!..
Однако на этот раз собеседники не разделили с ним его веселости.
— Ну, вот, не сегодня-завтра и этого еретика так пустят к рыбам, — добавил Эрнесто.
— Тебе разве известно? — спросил Беппо.
— Ха! Чего я не знаю! — самодовольно проговорил тюремщик и стал распространяться о том, что он знает.
Друзья Марка только делали вид, что слушают его. На самом деле они ломали голову, как бы им через посредство Эрнесто завести сношения с заключенным. Однако никакого подходящего плана не слагалось. С досады Джованни решил напоить Эрнесто до «положения риз», и кружка тюремщика ни на минуту не оставалась пустой. Тот пил с охотой и уже начинал клевать носом. Наконец Беппо что-то надумал.
— Хорошо бы взглянуть на этого еретика, — сказал он.
— На какого еретика? — едва шевеля языком, спросил тюремщик; во время своей болтовни он уже успел забыть о предыдущем разговоре.
— Который заперт у тебя в камероттах.
— А! Да… Тебе было бы интересно? А только нельзя.
— Нельзя! Разве ты не можешь провести кого-нибудь, например меня, в камеротту?
— Ни-ни! Ни отца родного. Да если б и провел, ты все равно ничего не увидел бы.
— Почему?
— Там темнее, чем в самую глубокую ночь.
— Вот как! А ты к нему имеешь свободный доступ?
— Еще бы нет!
— Так что, если бы было надо, мог бы ему передать… ну, что-нибудь.
— Мог бы, а только не взялся бы.
— А что так?
— У меня ведь одна голова на плечах.
— Даже если бы тебе предложили хорошие деньги?
Пьяный Эрнесто подозрительно уставился на Беппо.
— Подкупить ты меня, что ли, хочешь?
Однако Беппо было нелегко смутить. Он непринужденно расхохотался.
— Эка, выдумал! Шутник ты, Эрнесто! — вскричал он, хлопая по плечу тюремщика.
— Ты, я думаю, добр с заключенными? Человека доброго сейчас видно, — сказал Джованни.
— Ты сказал правду. Я их никогда не обижаю — люди ведь.
— Тебя Бог наградит за это, — промолвил Джованни и пошел рассуждать на эту тему, шепнув Беппо: — Напоем ему — быть может, и окажет какую-нибудь милость бедному Марку?
Уже солнце почти скрылось за горизонт, когда Беппо и Джованни, поддерживая совершенно опьяневшего тюремщика, вышли из кабачка Санто. Перейдя через площадь, друзья Марка распрощались с Эрнесто. Он, забыв свое недавнее величие, целовался и обнимался с ними, называл их своими лучшими приятелями. Они были рады, когда от него отделались.
— Что, брат, ведь не выгорело, — со вздохом сказал Беппо товарищу, когда они остались одни.
— Бедный Марк! — грустно промолвил Джованни, и, пожав друг другу руки, они печально побрели по домам. Теперь ни у того, ни у другого не осталось ни малейшей надежды на спасение Марка.
Во дворце Дожей, позади комнаты, служившей местом собрания «Совету Десяти», тянется коридор, из которого узкая лестница ведет на «Ponte dei Sosperi» — «Мост Вздохов». Этот мост соединяет дворец с тюрьмами Антонио да-Понте, отделенными от дворца узким каналом. Арка моста перекидывается на очень большой высоте над водой. Печальное название мост получил недаром: действительно, часто, очень часто раздавались на нем тяжелые вздохи несчастных, прощавшихся здесь со светом и с прекрасной Венецией, на которую отсюда открывается великолепный вид: дальше, за этим мостом, уже не будет ничего, кроме беспросветной тьмы тюрьмы, мук и отчаяния.
С лестницы, ведущей к «Мосту Вздохов», был ход и в «колодцы». Надо было свернуть вниз, не доходя до моста. Это были страшные тюрьмы: нечто вроде каменных ящиков без малейшего луча света, без самой слабой струи свежего воздуха. Это хуже темницы, это — могила.
Часто судьи вместо того, чтобы вызывать к себе подсудимого, сами спускались к нему в этот мрак и тут судили, пытали, казнили. Он мог кричать сколько угодно в пытках — ни один звук не мог вылететь из-за толстых стен. Под рукою у судей были и орудия казни: гаррота — место, где душили, и нечто вроде плахи, на которой отрубали головы. Была тут в стене и подъемная дверь: канал омывает стены дворца, дверь приподнимут, столкнут труп — и все кончено!
В одной из таких тюрем-могил был заключен Марк.
Когда Эрнесто вернулся из кабачка Санто, он сменил своего дежурившего товарища. Тот ругнул его, зачем Эрнесто долго не возвращался, и ушел. Недавний собутыльник Беппо и Джованни остался один. Он едва держался на ногах, но состояние его духа было самое возвышенное. Он чувствовал себя в это время самым великим, самым умным, самым добрым на свете. Великому естественно жаждать великого, жаждал этого и Эрнесто. Но что совершить?
Он, стой в совершенном мраке близ «колодца», в котором находился Марк, в раздумье шевелил ключами. «Выпустить разве еретика?» — пришло ему в голову. За такое великое дело после придется очень дорого расплачиваться, поэтому он как быстро надумал, так же быстро и раздумал. Но что бы сделать? Этот вопрос колом засел в его голове. «Вот что! Пойду к еретику, поцелую его — все люди братья. Он должен ценить… Я снизойду до него, я! О! это будет, действительно, великое дело!» — решил он.