Воин смотрел в пляшущие языки огня, а голос жреца звучал нараспев, увлекая и завораживая…
— …Когда-то давным-давно далеко на юге жил великий народ, и правили им мудрые вожди. Народ процветал, не зная неурожая, болезней и угнетения чужеземцами, ибо удача всегда сопутствовала вождям, умевшим руководить сородичами разумно и дальновидно. Так продолжалось до тех пор, пока великий вождь перед смертью не разделил свои владения на три части между тремя своими сыновьями. Тогда в край их пришла беда. Двум старшим сыновьям показалось, что младший получил самые богатые и многолюдные земли. Началась суровая война — война братоубийственная, в которой младший сын сумел победить в битве, но пал на поле брани. После этого старший брат, не желая оставаться в разоренной стране, ушел на запад, забрав с собой своих подданных. Средний — отправился на север, где основал новое царство. А покинутые земли их отчизны вскоре пришли в запустение, ибо спустя несколько лет ее оставили даже потомки младшего брата. Теперь там — безлюдная степь…
Жрец прервал свое повествование, но перед глазами Энунда продолжали мелькать картины давних времен…
— С тех пор не прекращается война между потомками двух уцелевших братьев. Забыли они о своем родстве, хотя происходят из одного корня. За много лет изменился сам язык их, и уже не понимают они бывших единокровников. Однако война продолжается, и два разлученных народа теперь ненавидят друг друга лютой ненавистью, считая заклятыми врагами. Эта война будет длиться вечно, ибо каждый в ней — прав, и каждый — повинен…
На миг Энунду показалось, что он ослеп — столь сильно что-то сдавило глаза. После провала и пустоты он вновь увидел очаг. В ярко-алом бутоне огня, раскрывшем свои лепестки, зазвенели ослепительным златом изгибы изящной ладьи, напоминающей своей формой лебедя. Хирдманн видел ее всего одно мгновение. Потом вновь повалил густой белый дым, заполнив дом кисловатым ароматом, оседающим на гортани.
Какое-то время в избе стояла тишина. Потом Турила поднял на воина вопрошающий взгляд.
— Я видел ладью, — прошептал тот. — Корабль, подобных которому никогда не встречал прежде. И он весь был из чистого золота.
— Так и есть, — признал жрец. — Это — древняя реликвия. С ней будет связан твой предстоящий поход.
— Ты знаешь, что со мной случиться? — с беспокойством осведомился Энунд.
Турила улыбнулся.
— Ты и сам только что убедился, что подобное не столь уж трудно. Хотя иногда нужно уметь ждать, прежде чем грядущее обнаружит перед тобой свои лики. Бывает день, два, а то и месяц. Чтобы прознать, какую дорогу выбрали для тебя боги, у меня ушло трое суток.
— Что же будет со мной? И причем тут эта ладья? — недоумевал хирдманн.
Жрец негромко закряхтел, присаживаясь на одну из дубовых колод за очагом.
— Представь себе небольшой родник, тихо журчащий из-под древесного корня. Он сбегает в ложбину, наполняя ее водой, и в этом озере заводится рыба. По берегам, напитанным влагой, вырастает трава, поднимаются деревья, в ветвях их гнездятся птицы, среди корней бродят звери. Мир полон жизни, и мало кто сознает, что он всем обязан этому малому роднику. Что случится, если родник вдруг пересохнет?
— Не будет воды, — отвечал Энунд удивленно.
— Да. Засохнет трава, поникнут деревья. Умрет рыба, разлетятся птицы, разбегутся звери. Пройдет немного лет — и на месте зеленого леса начнет перекатывать свои пески пустыня. Так же и народ. Питаясь от незаметного родника связи с богами, с Высшим Миром, он растет и плодится. Князья его вершат суд и водят дружины в походы, селяне сеют и кормят семьи, воители защищают их от лихих людей, жрецы хранят источник в чистоте, блюдя обычаи и обряды. Но стоит иссякнуть этому источнику — и народ захиревает. Одни разбегаются по другим родам, становясь приживальщиками и рабами у соседей. Другие собирают ватагу отчаянных удальцов и идут грабить. Кто-то умрет, охраняя могилы предков, кто-то выживет в чужих краях, однако сам народ, питавший свое естество из источника жизни — погибнет, утратив живительную связь времен.
Турила замолчал, глядя в огонь. Энунд не сразу осмелился потревожить его молчание.
— Но причем тут золотая ладья?
— Иногда оказывается, — продолжил жрец, — что родник просто завалило камнем или подземным обвалом. И достаточно расчистить его, чтобы вернулась былая жизнь. Зная о подобном, жрецы далеких времен создали зримое воплощение источника жизни своего народа. Они придали ему облик золотой ладьи.
Помешав угли концом посоха, Турила продолжил рассказ.
— Ее отлили много сотен поколений назад по наказу великого вождя. Он правил могучим народом далеко на юге и создал страну, простиравшуюся от Меотийского Озера до реки Славутич[41] и до Белой Воды или реки Бож[42]. Ныне эта земля не знает покоя, разделенная меж хазарами, волгарами[43] и аварами. Но тогда, в стародавнюю пору там владычествовало совсем другое племя — грозное и неустрашимое. Оно звалось сколотами.
— Никогда не слышал о нем, — признался Энунд.
— А между тем, именно из этого степного края происходят предки словенских родов и твоих единокровников.
— Ты говоришь про Великую Свитьод, родину Одина у Танаквисля[44]? — внезапно осенило Энунда. — Там некогда была Страна Асов, где Всеотец жил со своими братьями Вили и Ве, а к западу от нее — Страна Ванов, с которыми они вели войну.
— Так и было, — подтвердил Турила. — После того, как боги покинули эту землю, на ней поселились их потомки — сколоты и ясы. После многих лет разделения могучий вождь сколотов объединил разные племена. Его звали Скилур[45], что значит Победоносный. Он построил Новый Город Сколотов, сделав его сердцем своей страны. На языке гречинов — Неаполь Скифский. Скилур вел успешные войны, народ его процветал. Но вот однажды он созвал лучших жрецов и пожелал узнать будущее своей страны. Все они с прискорбием поведали ему, что в правление его сына земля сколотов будет повергнута врагами, а Новый Город падет.
Энунд не прерывал Турилу, с напряженным вниманием следя за каждым его словом.
— Однако вождь был мудр, — продолжал свой рассказ жрец. — Узнав о предначертании богов, он решил самолично предстать пред их очами, дабы изменить уготованную его народу судьбу. С этой целью собрал со всей страны в Новый Город все золото, оставшееся от отцов и добытое в сражениях, пригласил искусных умельцев и повелел им отлить из него струг.
— Но для чего же нужен золотой корабль? — не понимал Энунд.
Турила ответил хирдманну снисходительным взглядом.
— У самых разных племен, — пояснил он, — сохранилось знание об особом магическом путешествии через кромки реальности. Золото — металл богов. Правильно изготовленный из него струг, заговоренный жреческими чарами, может служить проводником между низшим и высшим мирами. Наши пращуры ведали, что на подобном судне можно перенестись в Страну Богов. Потому корабль этот должен был стать тем зримым воплощением источника силы народа, тем чудотворным образом, что связал бы людей с богами.
Изумление Энунда все возрастало.
— Стало быть, взойдя на такую ладью, можно прямиком оказаться в Асгарде?
— Да. Для этого потребны лишь некоторые знания и умения.
— Что же было с тем конунгом? Попал он в Страну Богов?
— Увы, Скилур умер до того, как была закончена работа. Умельцы отлили струг, жрецы наложили на него силу священного заговора, но в стране сколотов уже правил молодой вождь Палак, что значит Длинноногий. Ему не было дела до встреч с богами. С первых дней прихода к власти он развязал войну с гречинами, которая стала для него роковой. Палак был разбит и пал в битве, оправдав предначертание судьбы. Страна его оказалась завоевана, а следы чудесной ладьи затерялись.
— Не мог же большой золотой корабль раствориться в воздухе! — возразил Энунд.
— Некоторые полагают, что Палак хотел расчленить струг, дабы присвоить золото, но сколотские жрецы схоронили его в тайном урочище. Другие — что он попал в руки алчных митридов, утвердившихся над степным краем.
— И что же? — хирдманна поразила неожиданная мысль. — Чудотворная сила золотой ладьи действует по сей день?
— Именно так. Многие вожди и правители искали ее. Толкуют, что вождь, ее заполучивший, сделает свой народ самым могущественным. Переместившись в высший мир и заручившись помощью Творцов, он будет властен изменить само течение времени, создать новую вязь событий и преобразить лик грядущего. Хотя я считаю, что лишь тот, кто будет стремиться к возрождению духа своего народа, а не к власти и могуществу, способен отыскать ладью и пробудить ее силу…
Энунд размышлял.
— Выходит, — осторожно предположил он, — совсем скоро золотая ладья конунга из Великой Свитьод вновь явит себя миру?
