От его бездействия складывается впечатление, что эта сцена доставляет Самсону странное и горькое, даже в чем-то извращенное удовольствие. Будто он участвует в домашнем спектакле, где люди колена Иуды — марионетки, которых водят на нитях, а эти нити связаны с изначальной потребностью Самсона вновь и вновь проходить через предательство своих близких.
Удовлетворив эту потребность и выжав из встречи с сынами своего народа мутный нектар, потребный его душе, Самсон вновь обретает присущую ему мощь. Это происходит, когда люди Иудеи выводят его из ущелья и ведут к филистимлянам, ожидающим в месте, именуемом Леха.
Даже тому, кто там не был, легко нарисовать перед мысленным взором эту картину: три тысячи жителей Иудеи ведут связанного Самсона; эдакая длинная процессия лилипутов, впереди которой — гигант-Гулливер. При виде его филистимляне разражаются радостным хохотом, но, когда они подступают, чтобы схватить его, на Самсона вновь нисходит Дух Господень. Тело его пылает от страстного желания мстить — до такой степени, что веревки распадаются на руках, «как перегоревший лен». Он протягивает руку и случайно натыкается на «свежую ослиную челюсть». И убивает ею тысячу филистимлян.
Когда дело сделано, из воина вновь проглядывает поэт: «…челюстью ослиною толпу, две толпы, — декламирует он, — челюстью ослиною убил я тысячу человек». При всем отвращении к этому побоищу нельзя не отметить этот «изысканный речитатив» Самсона. Обратим внимание на его находчивость при выборе оружия: лисицы, челюсть осла, голые руки против льва… только «органические», природные и местные материалы…
И, «сказав это», он «почувствовал сильную жажду». Он взывает к Богу: «Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие; а теперь умру я от жажды, и попаду в руки необрезанных». И эта его мольба вызывает сострадание, ведь Самсон сейчас так слаб и уязвим: он, почти как ребенок, хнычет и упрашивает отца.
Поразмыслим минуту над его мольбою, поразимся этому внезапному и резкому переходу от героя и бесстрашного воина чуть ли не к дитятке: в мгновение ока он приходит в отчаяние и просит, чтобы его «погладили по головке», по-родительски приласкали…
Этот вопль о помощи поражает еще и тем, что как будто вдруг приоткрылись на мгновение створки ширмы, и оказалось, что Самсон имеет возможность разговаривать с Богом. Это свидетельствует об особых отношениях, о которых до сих пор ничего сказано не было, и смягчает тягостное ощущение от бесконечного одиночества Самсона среди людей.
Возможно, в мольбе Самсона кроется еще одна «человеческая» драма, касающаяся его отношений с Богом: появившаяся жажда может быть наказанием, которому Бог подверг его за хвастовство: будто он один, без всякого участия Божьего, сокрушил ослиной челюстью филистимлян. И теперь на скале, почти теряя сознание от жажды, клянется Самсон Господу, что хорошо знает, благодаря кому достигнута победа: «Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие», — бормочет он. И Бог принимает «покаяние», в котором и признание собственной вины, и мольба о прощении. И разверзает для Самсона «ямину в Лехе» и пускает из нее воду. Неясно, была ли эта «ямина» впадиной в скале, на которой лежал Самсон, или Бог проломил ослиную челюсть[35] и в ней появилась живительная вода. Но так или иначе, Самсон напился, и дух жизни вернулся к нему — не только из-за воды, но и потому, что впервые в жизни его не предали в критический момент, а, напротив, оказали милосердие.
А дальше мы читаем следующее: «Пришел однажды Самсон в Газу и, увидев там блудницу, вошел к ней».
Как известно, есть много причин, по которым мужчину влечет к проститутке; но, прежде чем мы попытаемся понять, почему отправился к проститутке Самсон, прежде чем вспомним, что он — назорей (когда речь идет о Самсоне, это легко забыть — как и то, что назорею прикасаться к женщине не запрещено), стоит задаться вопросом: зачем ему нужно было идти в Газу? Почему он направился в филистимский город, зная, что жители Газы жаждут его убить?
Кто умен, тот поймет, в чем причина странной тяги Самсона плюхаться в самую гущу филистимлян. «Плюхаться» в полном смысле этого слова — плотью и кулаками: ведь связь с ними всегда плотская — смешение крови и плоти; здесь борьба и переплетение, потребность пронзать и быть пронзенным. При желании можно усмотреть в этом смутное стремление Самсона к тому, чтобы через интенсивное соприкосновение с другими людьми, главным образом с чужаками, получить то, чего ему недостает, — ощущение своего существования, а также ясную и четкую границу этого существования.
Ведь в его мире нет никого, кто был бы хоть немного на него похож. Самсон обычно живет и действует в вакууме. Естество его в силу своей природы не поддается никаким определениям, полно противоречий, легендарно и «чудно». Нетрудно представить себе, какая сумятица царит в этой душе, постоянно нуждающейся в каких-то «ориентирах», чтобы уяснить для себя свои границы. Для того Самсон и стремится к чуждым ему людям, чтобы каждый раз обозначить четкую границу между собой и врагами. Соприкасаясь с этими людьми, он не только испытывает удовлетворение от того, что своими действиями исполняет волю Божью, но и обретает ощущение границы — «стены», которая их разделяет, а тем самым — понимание того, кто есть он сам. Поэтому он и направляется в Газу, в самую гущу филистимлян.
И еще мысль приходит в голову: может быть, есть в Самсоне внутренняя потребность «раскидывать» свой душевный груз по разным людям и разным местам, отдаленным друг от друга, чтобы уберечь свою тайну. Инстинкт выживания заставляет Самсона все время перемещаться: побыть немного в каком-то месте — в Цоре, Естаоле, Фимнафе, Аскалоне, Иудее, Газе, Хевроне, в Нахаль-Сорек — и двигаться дальше, чтобы люди везде узнавали лишь «частичку Самсона», один кусочек мозаики, что не позволит им расшифровать Самсонову тайну…
(Чтобы читатель мог представить себе его перемещения, частые, динамичные, полные энергии, пусть вспомнит, как мать Самсона, легкая, быстроногая, мчится по полю рассказать Маною о встрече с ангелом. «Жена тотчас побежала», — сказано в Ветхом Завете, и будто самим уже этим бегом внесла она в свое будущее дитя силу и энергию, наслаждение от быстрого движения…)
Если поход в Газу к филистимлянам вызывает изумление, то визит Самсона к блуднице, как нам кажется, объяснить проще. В тот момент Самсон одинок. Жены у него нет. Тот, кто помнит, как его раскачивал Дух Господень и как ринулся он на поиски любви, может вообразить себе всю глубину его одиночества и тоски — особенно теперь, после отшельничества в Етаме. Но не исключено и то, что Самсон идет к блуднице из-за горького разочарования от первого опыта с женщиной — его женой, которую отдали другому. Если это так, то обращение его к блуднице можно объяснить утратой надежды на истинную любовь и возможность вверить свою тайну кому-то, кто будет достоин доверия.
И еще одно: близость с блудницей означает вручение очень дорогого и личного кому-то абсолютно чужому. Женщине, у которой нет никакого интереса к качествам человека, с которым она занимается сексом. Факт, отпугивающий от проституток, но в известном смысле и являющийся секретом их притягательности: тугое переплетение интимного с анонимным, самого личного с самым публичным.
Так Самсон, переспав с блудницей, вновь перельет «чудное» в абсолютно «чужое». Он вновь хочет загадать загадку, не открывая ее решения. И вновь может оставаться неузнанным и неразгаданным.
Самсон идет к женщине, в которой начисто отсутствует то, в чем он больше всего нуждается, — возможность целиком отдаться другому человеку и быть этим человеком принятым, чтобы между ними возникла настоящая откровенность, настоящая любовь и он смог бы излечиться от своего чувства отверженности, с которым родился.
Почему он так поступает? Почему не попытается еще раз спастись с помощью человека достойного, который исцелил бы его от страшного недуга отчуждения?
Этот вопрос можно расширить и спросить себя, почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь. И внутри Самсона действует та же разрушительная сила, поэтому он раз за разом будет пренебрегать потребностью в настоящей любви и настоящем приятии, тоской по отношениям, в которых царствовали бы полная честность и доверие.
А потому Самсон идет не просто к блуднице, но к блуднице из Газы. Идет к женщине, которая — он в этом уверен — тут же выдаст его своим соплеменникам; так или иначе, он попадет в руки филистимлян, давно жаждущих отомстить ему за все, что он учинил им.
