Ознакомительная версия.
Григорий Орлов только злился, ревнуя, а вот Алехан решил принять меры, но не успел, императрица пристроила Потемкина к службе…
Ко двору Григорий Потемкин попал благодаря Григорию Орлову: тот решил показать любовнице бойкого на язык и умело подделывавшего разные голоса приятеля-гвардейца. Потемкин в заговоре состоял, но рядом с Екатериной не был и, как Дашкова, этого себе не приписывал. Однако сразу же был обласкан и послан с важным поручением в Стокгольм. Императрица заметила в нем что-то этакое… Нет, не столько красоту и стать (хотя хватало и этого), а скорее, живой ум, напористость и особенную энергию, которой так не хватало многим.
Эта энергия была отличной от Орловых. Братья тоже красавцы, особенно Гришка, который считался первейшим красавцем в России, тоже умен, деятелен, любопытен, но он, словно необработанный камень: надо суметь повернуть, чтобы засверкал. А вот Потемкин огранен, и гранил себя сам.
Эта вот схватчивость, умение все постичь и до всего дойти своим умом, умение распорядиться и организовать роднила Потемкина с самой Екатериной. И дело не в беседах, не ради разговоров в малом круге держала при себе этого Григория императрица, она словно предчувствовала, что позже пригодится в управлении Россией, а пока пусть опыта набирается. Ломала голову над тем, куда бы пристроить камер-юнкера, чтобы и польза была, и дело постиг. Держать его просто в гвардии толка не видела, саблей махать и без него много кому найдется.
Екатерина вдруг попросила любовника:
— Гриша, скажи Потемкину, чтоб завтра до обеда ко мне для серьезного разговора пришел.
Не успел Орлов возмутиться, как она добавила:
— И сам к тому будь.
Потемкин готовился к встрече с императрицей серьезней, чем к параду, с самого раннего утра не давая покоя камердинеру, который снова и снова начищал и без того сверкавшую амуницию и поправлял волосы. Григорий не носил парика, считая, что это удел стариков:
— Вот вылезут все волосья, тогда и надену.
Гадал и гадал, к чему звала. Сладко замирало сердце, ведь не раз замечал на себе пристальный взгляд Екатерины, знал свою стать и пригожесть, втайне, сам себе не признаваясь, на что-то надеялся. Нет, он понимал, что Гришка куда красивей, но понимал, что сам много умней и образованней Орлова.
Потемкин был безнадежно влюблен в Екатерину, причем в равной степени в императрицу и в женщину; для Григория они существовали в ней нераздельно. Видел, что еще хороша собой, что умна, что на голову выше своего бывшего мужа, что есть в ней что-то такое, что есть и в нем самом, какое-то беспокойство души и здоровая дерзость. Только такая женщина могла решиться не просто удалить мужа, но и взять власть и управление громадным государством. Вот Дашкова, хотя и беспокойна, но совсем иная, ей главное пошуметь и покрасоваться, а Екатерина — хозяйка, она желала, чтобы было по ее воле, и этим привлекала Потемкина еще сильнее.
Сочетание красивой, умной женщины и дерзкой правительницы было для него особенно волнующим. Во время долгих бесед у него голова шла кругом, а дыхание сбивалось, и только цепкая память и способность рассуждать без волнения давали Григорию возможность не молоть чепуху. Правда, постепенно привык, стал даже спорить, горячиться, потом подолгу сидел за книгами, при следующей встрече снова доказывал, что-то рассказывал… Она слушала, возражала, кажется, забывая, что она императрица, а он просто камер-юнкер.
К чему теперь звала? Потемкин нутром чувствовал, что не просто так, что встреча будет важной. То, что приглашение передал Орлов, а время назначено до обеда, означало, что не в спальню завет. Ах, как сладко защемило сердце у Григория Александровича при одной мысли о такой возможности! Но рядом с императрицей Орловы, даже если она и приветила бы его, братья стеной встали бы, дверь в спальню заслоняя.
Волнуясь, шагал по коридорам дворца. Зимний дворец неудобный, построили его еще при Елизавете Петровне, да та даже обжить не успела, так и остались многие дворцовые покои больше на казармы похожи. Анфилада комнат, нигде не уединиться, правда, при новой императрице слуг куда меньше, чем прежде, разных карлиц и убогих не видно, разных пророчиц-сказительниц, которых прежде по всем рынкам собирали, да шутов, у которых шутки лет сто уж не менялись, поганой метлой вымели, но народа все равно много.
Может, потому Екатерина больше Петергоф любила? В Ораниенбауме Петр хозяйничал, а она все больше в Петергофе. Маленький Монплезир куда уютней большого Зимнего, но Монплезир — это для Великой княгини, а императрице придется что-то свое за городом строить; Потемкин уже слышал, что хочет в Царском Селе летнюю резиденцию делать, но это пока проекты…
Секретарь доложил императрице о приходе Потемкина и пригласил его в кабинет.
Самые сладкие мечты были тут же разрушены — в кабинете сидел Орлов. Присутствие Григория делало встречу серьезной и почти официальной. Потемкин склонился перед императрицей, сидевшей за малым столиком, заваленным бумагами.
Екатерина кивнула:
— Проходи, Григорий Александрович, у меня к тебе дело, большое и важное.
Орлов усмехнулся, продолжая разглядывать какую-то табакерку.
— Рад служить, Ваше Величество.
Орлов заметно прислушивался, хотя старательно делал вид, что разговор его не интересует. Екатерина стала говорить о том, что пора учиться управлению государством.
— Ты, Григорий Александрович, я чаю, хорошо знаком со многими церковными вопросами, мы с тобой не раз о том говорили. Хочу, чтоб ты представлял меня в Синоде.
Из кабинета Потемкин уходил уже помощником обер-прокурора Синода Ивана Ивановича Мелиссино, только что назначенного на этот пост. Предлагая Потемкину стать помощником Ивана Ивановича, императрица чуть лукаво усмехнулась:
— Знаешь ли такого?
— Знаю, — то ли смущенно, то ли горделиво отозвался Потемкин.
— Хочу, чтобы он о тебе отозвался, как в первый год, а не в последний. Понимаешь, о чем речь веду? Коли все понял, иди к себе, подумай, а завтра приходи, я тебе наставления дам и обер-прокурору представлю.
Когда Потемкин вышел, Орлов осторожно поинтересовался:
— А что за отзывы?
— Когда Иван Иванович только стал ректором Московского университета, Шувалов поручил ему представить 12 лучших учеников Благородной гимназии при университете императрице Елизавете Петровне. Я сие помню. Потемкин был одним из них. Императрица посоветовала ему в гвардию идти и сделала его капралом лейб-гвардии Конного полка.
— Не помню я его в те времена в гвардии…
— Он в Москве жил. Видишь, Гриша, с каких времен я Потемкина знаю. Только его точно сглазили, учиться после того случая перестал вовсе, не считал интересным на лекции ходить, вот его и отчислили за нерадение. Мелиссино сердит был на него очень, мол, голова такая, что редко сыщешь, а в ней ветер гуляет.
— Так если ветер, чего же ты ему такое дело поручаешь?
Екатерина рассмеялась:
— А мы щели заткнем, чтоб ветер не гулял, глядишь, чего путное и получится…
Она твердо решила, что Потемкину пора и впрямь учиться управлять государством. Екатерина даже Мелиссино не стала говорить, что готовит для Синода, а представив обер-прокурору нового помощника, тут же посадила Потемкина изучать документы церковного законодательства. Причем, к удивлению Григория, сначала поручила разобраться с решениями Святейшего Синода по расколу. Главный вопрос: в чем разница между старым и новым и почему даже после манифеста Петра I о разрешении старообрядцам вернуться и ее собственного такого же манифеста почти не возвращаются? Почему чужбину предпочитают, ежели им разрешено в России жить?
Потемкин взялся разбираться. Позже это сыграло немаловажную роль в знаменитом заседании Сената и Синода, когда императрица едва не объявила об отмене государственной религии и свободе вероисповедания! Не потому, что была уж столь свободолюбива, а потому, что это оказалось последним доводом в споре со священниками за возможность вернуть старообрядцев в Россию.
Но это было чуть позже, а тогда у императрицы что ни день, то страсти, от которых у менее стойкой голова пошла бы кругом и заикание навек осталось.
Однако Екатерина не такова.
Пугаться было чего: первые годы правления Екатерина сидела на троне точно на бочке с порохом, не зная, подожжен ли шнур, а если так, то сколько ей осталось.
В казне пусто настолько, что в Петербург возвращаться было не на что. В Москве сидели, пока в долг хоть на извозчиков не наскребли. Государыня смеялась:
— Ежели на «Атлас» посмотреть, так я богатейшая императрица в мире, а коли по сусекам не поскрести, так придется идти в поле репку копать, чтобы есть было что. То-то забава будет — фрейлины по колено в навозе!
Ознакомительная версия.
