В час встречи наместника, прибывшего из Синопы, произошло как бы разделение пантикапейского люда на две неравные части. «Лучшая» его часть устремилась в порт, а «худшая» собралась на рыночной площади по приказу Неоптолема, подтвержденному городскими архонтами и подкрепленному обещанным даровым угощением.
Торговли не было. На рыночных лотках и длинных прилавках были расставлены глиняные миски и плошки для питья. Шумная толпа уже сгрудилась около пузатых бочек с дешевым вином, изрядно разбавленным водою. Это было так называемое «косское» вино, обычно употреблявшееся самыми бедными горожанами. Иногда оно попадало и в желудки рабов. Впрочем, не всех рабов. Рабы, что обслуживали богатые дома, ключники, управители имений, хозяйские фавориты и доверенные нередко пили лучшие вина, обкрадывая хозяев. Те же, которые вращали силой своих рук мельничные жернова или долбили камень в каменоломнях, не видели никаких, питаясь чашкой полбяной каши, запивая ее мутной водой из грязного колодца.
Рабы не были ни однородной, ни сплоченной массой. Единение для них становилось возможным лишь в некоторых случаях. Таким случаем явился страшный рабский бунт, возглавленный Савмаком.
Были рабы чистые, которые пользовались милостями хозяев, – их называли «смеющимися рабами». Были рабы черные, они работали на полях и в эргастериях. Эти стонали под хозяйским ярмом, отупевшие и озлобленные. Одни рабы подгоняли других бичами. Вооруженные рабы охраняли покой своих хозяев, чем уподоблялись цепным псам, готовым броситься на всякого, на кого укажет хозяин. Такой вооруженный раб смотрел с презрением на грязного чистильщика мусорных ям или на кузнеца, прикованного цепью к наковальне. Нередко рабы верхнего слоя сами владели рабами и наказывали их жестоко, не думая, что те такие же бесправные «говорящие орудия», как и они!..
И если одни рабы трудились от зари до зари, получая в награду лишь удары бичей от своих собратьев, то были и такие, которые бродили без дела по городу, занимаясь воровством и нищенством. А хозяева были рады этому, ибо с упадком ремесел не могли дать им работу, не могли и продать их самих, а тратиться на их прокормление не хотели. В таких случаях рабы-мужчины становились ворами и попрошайками, а молодые рабыни шли в порт торговать собою, образуя целые толпы так называемых «козочек», узнать которых было легко – каждая носила под мышкой рогожку, убогое ложе уличных встреч. Многочисленность «козочек», их доступность порождали чудовищное падение нравов, почти неприкрытое бесстыдство, пресыщение и извращения, неслыханные в былые времена. И пьяные гуляки уже не довольствовались обществом женщин, но тянулись к иным ощущениям. Это породило еще одну разновидность уличного гетеризма – женоподобных юношей-содомистов [так], наряжающихся в женское платье. Бывало, женская половина уличных возлюбленных пыталась избивать конкурентов-мужчин. И блюстители порядка с трудом прекращали кровавые побоища, вынося за городскую стену мертвых и искалеченных.
Сейчас, к закату солнца и с наступлением темноты, эти бесправные затопили рыночную площадь. Хохот и песни, пьяная ругань и визг женщин, топот танцующих пар, звон посуды – праздники рабов. И хотя косское вино еще было в чанах и бочках – его раздача началась с большим опозданием, – на площади все были пьяны. Пользуясь отсутствием хозяев, дворовые рабы очистили их продуктовые и винные склады, надеясь сослаться потом на грабителей. Сюда тащили все. Даже шел шумный обмен. Кто-то продавал похищенные у хозяина сандалии за глоток вина, другой соблазнял красотку куском остывшего пирога и наполненной флягой.
Гиерон толкался в толпе, пробираясь к столам угощений. Но там была такая давка, что получить что-либо едва ли удалось бы. Да и стоило ли мять бока ради постной каши и жидкого вина?.. Пусть за это рабское угощение дерутся те, кто спит на соломе и работает лопатой. Он же искал другого. Время шло, солнце закатилось, и ночной мрак быстро наступал, оттесняя отблеск уходящего дня. А Гиерон все еще бродил среди толпы. Он вздрогнул, когда тяжелая рука опустилась ему на плечо.
– Кто это? – обернулся Гиерон и озадаченно выпучил глаза, увидя фигуру, закутанную в плащ.
– Тсс… – Фигура сделала предостерегающий жест. – Это я, Евлупор! Ты как будто кого-то ищешь?
– Почти что так, – ответил неопределенно Гиерон и опасливо оглянулся. Приблизившись г другу, он прошептал ему на ухо: – Кажется, мой хозяин поражен безумием, сегодня он потерял все, даже голову!.. Я же твердо решил бежать в пираты и вот ищу одного человека, который проведет меня к киликийцу. Он вербует таких, как я, в свою шайку!..
В этом заявлении прозвучало желание Гиерона показать себя с лучшей стороны перед другом, человеком решительного характера, который иногда подсмеивался над его осторожностью. Евлупора должны были поразить такие смелые слова. Тот подумал, взял его под руку, отвел в сторону и сказал просто:
– Ты хочешь стать пиратом? Оставить долю слуги и раба?.. Если это не очередная шутка, мне с тобою по пути! Ты только решил бежать, а я, брат мой, уже бежал из-под стражи!.. Если я не сумею выбраться из города в эту ночь, завтра утром Парфенокл хватится меня и учинит сыск по всему городу, тогда мне несдобровать!
– Как, Евлупор! И ты решился на такое опасное дело?
– Говорю – уже бежал, ибо терять мне нечего!.. Сегодня хозяин заключил меня в темницу, чтобы завтра забить кнутом до смерти!
– За что же?
– Застал меня в ванной со своей женой Сафо! А я ее пальцем не тронул!.. Но Парфенокл был не в духе и не стал разбираться. Ему не повезло в порту! Царевич не ответил на его речь и поклоны. А Гераклиды, наоборот, удостоились милостивого взгляда нового наместника! Парфенокл и своего логографа ударил ногой в брюхо и что-то повредил ему внутри.
– А любимца-то за что?
– За то, что речь ему плохо сочинил и надоедал с просьбами о вольной. А может, еще почему. Разве хозяева объясняют рабу, за что казнят его?
– Ну, Миксту туда и дорога, не будет зазнаваться!
– Не говори так. Он теперь против хозяина, возненавидел его и решил от него бежать!
– Как бежать?.. Это Микст-то, хозяйский пес?
– Бывает, и псы кусают хозяев!.. А Микст теперь мой друг – мы с ним вместе убежали! Это он и помог мне – отворил дверь темницы и развязал узы на моих руках… Сейчас нам надо выбраться из города!
– А где же Микст?
– А вот он, со мною!
Евлупор посторонился, из-за его спины выглянула фигура, напоминающая старика, еле двигающего ногами. Из-под соломенной шляпы глядели два страдальческих глаза, еле различимых при свете пылающих смоляных бочек, зажженных по сторонам площади.
Гиерон смутился. Вид его недруга был жалок, чувствовалось, что он испытывает боль и слабость. «Куда же он вздумал бежать, когда ему место в постели!» – подумал Гиерон.
Гиерон вспомнил, как он втайне завидовал этому остролицему полугреку, который сумел в рабстве достичь приличной жизни и хорошего положения возле всесильного хозяина. К тому же Микст не удостаивал его своим вниманием, проходил, гордо подняв голову да еще в сопровождении двух рабов-телохранителей. Появляться вне дома без охраны он боялся, так как, угождая хозяину, снискал ненависть других рабов и побаивался их мести. Имея острую голову, он был слаб телом и неспособен к самозащите. Получив должность доверенного слуги, он возомнил себя подобным легендарному Мису, который по преданию являлся правой рукой Эпикура. Сравнивая Парфенокла с Эпикуром, называя его в глаза «мудрейшим человеком нашего времени», Микст грубо льстил ему. Ибо сам, так же, как и весь город, знал Парфенокла как тупицу, знаменитого лишь своим богатством и благородным происхождением.
Тогда Гиерон сочинил песенку про «хозяйского пса», который носит палку хозяина и рычит на посторонних, умеет визжать и лаять кстати, за что и пользуется правом доедать хозяйские объедки. Имя собаке – Микст!.. Парфенокла не любили, и колкая песенка о его рабе скоро стала известна всему Пантикапею.
Но Микст за свою грамотность и таланты получал хорошую жизнь и жирную пищу. А Гиерон за сочинение песенки получил удары палок – и от кого?.. От рабов того же Микста! Они остановили его на дороге с рынка, опрокинули корзину с овощами, повалили его самого и долго молотили палками. А Микст стоял в стороне и от души смеялся. За этот поступок Микст получил поощрение от Парфенокла, а Гиерон неделю не мог выйти из дома.
Да, Асандр неплохой хозяин, но, бедняк, он не дал своему рабу ничего за острый язык и умение сочинять колкие песни! Вот и сейчас Гиерон не удостоился хозяйской награды за тот гимн, который он сочинил для фиаситов. Правда, ему не попало ногой в живот! Но нужно ожидать чего-то худшего!.. О боги!.. Гиерон вздохнул сокрушенно. Его уже не радовало несчастье, что постигло Микста. Слишком непрочно благополучие раба, облагодетельствованного хозяином. Вчера – подачки и обещания свободы, сегодня – пинок под ребра!
