Терзаясь думами, он не заметил, как поравнялся с возком, в котором ехала жена посольского боярина Романа Федоровича Мария с сыновьями: Хасаном и Федором. Подростки не единожды порывались пересесть на коней, чтобы продолжить путь верхом, но мать всякий раз их останавливала. В обозе семья посольского боярина оказалась не случайно: великий князь приказал доставить жену и детей боярина Романа Федоровича во Владимир. Собраться толком не успели – ехали налегке. Мария терзалась мыслями: как-то там, во Владимире? Где жить, чем кормить сыновей. А главное, где Роман. Почему он сам не приехал за ними?
Порывался ехать с обозом и епископ Спиридон. Совет господ не принял никакого решения, и все теперь зависело от Александра – сумеет ли он убедить отца не трогать Новгорода.
Дорога выматывала своим однообразием и видом разоренных деревень. Даже малышня, утомившись к концу пути, затихла. Последние версты были самыми тяжелыми: пошел дождь, и дорога, напитавшись водой, захлюпала, поглощая колеса по ступицы. Ратники спешились и, обступив телеги и возки, помогали лошадям справиться с грязью.
4
Стольный город Владимир встретил обоз перестуком топоров, веселым говором мужиков, щебетанием малышни, мелькающей между строителями. Казалось бы, вымерший город, как Феникс, возродился из пепла. За прошедший год было сделано немало: стены восстановлены полностью, ров местами чернел свежими отвалами, заборала [1] на стенах белели новизной.
Обоз проследовал через Золотые ворота. Золотыми их называли по старинке – не до украшательств было, выглядели же дубовые створки, обитые листовым железом, добротно и внушительно. За воротами следы пожарищ видны повсюду, но и изб, больших купеческих и боярских домов уже было поставлено немало. Александру не довелось видеть Владимира после разорения его татарами, но то, что предстало его взору, удивляло и поражало. В условиях трудной зимы и голодной весны князю Ярославу удалось немыслимое: он вдохнул жизнь в, казалось бы, умерший город.
Великий князь встретил семью у ворот княжеского терема. Он отметил, как за год подросли дети, как возмужал Александр и еще больше похорошела Ростислава. За объятиями и радостью встречи он не забыл о семье боярина Романа Федоровича. Кивком подозвав огнищанина, князь Ярослав распорядился поселить семью посольского боярина в тереме. Самого же Романа Федоровича он отправил обратно в Булгарию. Посольский боярин даже не противился, понимал, что в это трудное время его глаза и уши принесут бо´льшую пользу Руси, нежели чем его меч на службе у великого князя. Одно тревожило Романа Федоровича: дети, Мария. Но князь Ярослав заверил:
– Не тревожься. Жить будут по-княжески, не зная нужды, а сыновья будут ратной науке обучаться вместе с княжичами.
Как ни спешил Александр в обратный путь, трудный для себя разговор он завел лишь на третий день своего пребывания во Владимире, когда после осмотра городских стен и сторожевых башен князья – отец и сын – присели отдохнуть на ошкуренных и сложенных в тени под навесом бревнах. Распустив пояс, князь Ярослав снял летний кафтан, повел, расправляя, плечами.
– Хорошо-то как, – вздохнул он полной грудью. – Душа радуется от вида этого, – повел князь рукой в сторону возводимого на месте сожженного татарами Успенского собора. – От старого-то только стены остались, а теперь, глянь-ка, еще год-два, и засияет собор золотыми куполами, порадует колокольным перезвоном.
– Все так, отец, и я радуюсь на дело твоих рук, но приехал я в стольный град не только ради встречи с тобой, но и по велению дел новгородских.
Александр замолчал, подбирая слова помягче, чтобы ненароком не обидеть отца. Он, как никто, знал и на себе не раз изведал его вспыльчивый характер.
– Совет господ и владыка Спиридон считают, что не дело ты замыслил. Умастить татар новгородской казной они не позволят. Совет костьми ляжет, а серебра не даст.
– Вона как! – возвысил голос князь Ярослав. – Животов им не жаль своих, коли рухлядишко пожалели.
– Не в добре дело, – возразил Александр. – Хотят знать бояре, на что пойдет их серебро. Татары Русь оставили, данью не обложили… Тогда куда?..
Ярослав молчал, тяжело глядя на сына.
– На моей свадьбе все князья и бояре ратовали за объединение сил, чтобы не дать татарам воевать Русь набегами.
– Глупцы! – вспылил Ярослав. – Объединяться надо было раньше, когда ворог еще не нарушал вежи Руси. А ноне надо думать, как жить, имея угрозу вторжения татар. Как отвести от Руси беду.
– Я, грешным делом, подумал, что ты хочешь на эти деньги нанять войско, чтобы воевать татар, а ты решил поклониться им таким количеством добра, что только глупый не поймет: Русь богата и с нее можно брать и брать… Ты же этим только привлечешь татар, а не откупишься.
Ярослав вскочил и с раздражением швырнул кафтан на бревна.
– Молод ты еще меня учить! Поживи с мое! Что же касаемо Новугорода, то бояре новгородские дадут столько, сколько я скажу. Не дадут добром, возьму силой! Так и передай им. А коли сам супротив меня пойдешь, не посмотрю, что сын… Не достанет своих воинов идти на Новугород, эмира Булгарии Гази Бараджа попрошу. Он даст! – Помолчав, уже спокойнее добавил: – Не хотел говорить, но тебе скажу: это не только откуп от татарских набегов, но и выкуп за мою жизнь. Так что посиди и подумай: много это или мало… а у меня еще дел ноне много, недосуг.
Князь Ярослав поднял с бревен кафтан, отряхнул его от прилепившихся щепок и не спеша накинул на плечи.
– Знаю твои опасения за княжеский стол… Поверь, хотя бояре новгородские спесивы и прижимисты, но страх лишиться всего у них сильнее. Так что возвращайся в Новгород без опаски.
Но не только стены крепил князь Ярослав, но стремился укрепить дух владимирцев. Потому в годовщину битвы на Сити, 4 марта 1239 года, по приказу великого князя из Ростова во Владимир доставили мощи великого князя Юрия Всеволодовича и его племянника ростовского князя Василька Константиновича. Торжественную процессию, во главе которой шел епископ ростовский Кирилл, князь Ярослав и весь владимирский люд встречали на суздальской дороге за две версты от Владимира. Святые мощи князей-страдальцев отпели в соборной златоверхой церкви Успения и поместили в каменные гробы в притворах церкви.
1
Как ни противились новгородские бояре требованию великого князя владимирского Ярослава Всеволодовича, но и серебро, и пушнину во Владимир привезли. Расстарались и другие князья и бояре – исполнили свою долю наказа. Только бояре смоленские замешкались и впали в немилость у великого князя.
В конце августа обоз с собранным богатством под охраной трех сотен переяславцев и сотни княжеских гридей проследовал через Золотые ворота Владимира и направился на восток. Почти месяц добирались до Новграда Нижнего. Город, стоящий на двух великих реках – Оке и Волге, встречал великого князя колокольным перезвоном. Его не коснулась рука Бату-хана, и потому Новград радовал глаз своими стенами, куполами церквей и соборов, крепкими, добротными домами бояр и купцов.
Дав отдохнуть дружине всего день, князь Ярослав проследовал дальше. Под небольшим селением Лысково обоз переправился на пологий волжский берег. Если до Новграда дорога – плохонькая, местами заболоченная, заросшая мелколесьем – все-таки была, то на левобережье ее приходилось пробивать.
– И что это князь решил пешим ходом двигаться, водой сподручнее было бы, – недоумевали переяславские дружинники. – Ползем ведь, не едем.
И правда, продвигались медленно, с большим трудом преодолевая по семь-десять верст за день. По территории Волжской Булгарии идти стало легче: здесь были проложены дороги, действовали переправы через реки и речушки. И хотя на всем пути обоз неоднократно встречался с татарскими и булгарскими отрядами, никто их не остановил. Даже нередко всадники уступали дорогу обозу, видя, как тяжело нагружены телеги. Лишь на въезде в столицу Волжской Булгарии воротная стража преградила обозу путь. Ворота города распахнулись перед великим князем владимирским лишь тогда, когда среди стражников появился Роман Федорович. Посольского боярина князь Ярослав узнал с трудом: одетый в богатые булгарские одежды, с отделанным драгоценными каменьями оружием, на горячем аргамаке, коротко остриженный, он, казалось, даже помолодел. Хитро поглядывая на изумленно взиравшего на него князя, Роман Федорович сказал:
– Вижу, не признал. Одежка новая, непривычная глазу, оттого и сомнения. А что делать? Я ведь князь булгарский и одеваться должен по-княжески.
– С одежкой басурманской корней-то родимых не утратил? – усмехнулся Ярослав, разглядывая чудесное превращение Романа Федоровича. – Что эмир? В столице? А ханский наместник?
– Живы-здоровы. О тебе, великий князь, упреждены. Когда примут посольство, не ведаю, но в прежние времена неделю-две приходилось послам ожидать.