очевиден [85]. В итоге именно этот подход был использован большевиками при строительстве «первого в мире государства рабочих и крестьян», среди которых управленческих и технических специалистов как-то не находилось.
С окончательным разгромом в Крыму белых армий осенью 1920 года Гражданская война перешла в повстанческую фазу.
Когда горячая фаза войны закончилась и угроза возвращения помещиков исчезла, в политических настроениях крестьян произошел очередной перелом. Наиболее трудоспособная и политически активная часть деревни начала решительно требовать отмены продразверстки и восстановления свободы торговли между городом и деревней. Недовольство крестьян быстро вылилось в восстания и повстанческое движение на Украине, в Поволжье, Западной Сибири, Тамбовской губернии и других районах.
Наибольшей остроты и размаха крестьянские восстания, перераставшие в относительно организованные повстанческие движения, достигли зимой – весной 1921 года. На Украине и юге России продолжали совершать рейды отряды Повстанческой армии Н. И. Махно, в Тамбовской губернии действовала крестьянская армия А. С. Антонова, в Западной Сибири – крестьянская армия В. А. Родина, а также отряды в казачьих областях Дона и Кубани. Большинство повстанцев составляли крестьяне и казаки, провоевавшие всю войну как в белых войсках, так и в Красной Армии. Во многих повстанческих отрядах верховодили эсеры. За три месяца на охваченных восстаниями территориях повстанцами было убито более 10 тыс. коммунистов, чекистов, милиционеров и продработников.
Использование частей Красной Армии, которая на 90 % состояла из крестьян, для борьбы против крестьянских восстаний стало опасным для большевистских властей.
На почве голода во всех промышленных городах имели место забастовки рабочих. Большевистским властям приходилось использовать против рабочих органы Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) и даже войсковые части. Кульминацией антибольшевистского сопротивления стало восстание матросов Балтийского флота и рабочих ремонтных мастерских в Кронштадте в марте 1921 года, грозившее перекинуться на Петроград и с большим трудом подавленное войсками под командованием М. Н. Тухачевского, прибывшими в Кронштадт после кровавого подавления крестьянского восстания в Тамбовской губернии.
Советская власть ощутимо зашаталась. Уже не надеясь на вооруженную силу, советское правительство было вынуждено изменить свою экономическую политику. Военный коммунизм сменила новая экономическая политика (НЭП). После этого накал повстанческого движения резко сошел на нет. Немногочисленные вооруженные формирования на Украине, в Тамбовской губернии, на Дону и Кубани, в Поволжье и Сибири были ликвидированы отрядами Красной Армии. Переход к НЭПу также стал стратегическим результатом Гражданской войны.
Всадник на огненно-красном коне откатился на Дальний Восток и окончательно покинул РСФСР в ноябре 1922 года, когда белые вооруженные формирования были окончательно разгромлены, Дальневосточная Республика (ДВР) вошла в состав РСФСР, а ее Народно-революционная армия (НРА) была влита в РККА.
…И тотчас увидел коня вороного.
В руке третьего всадника были весы.
…Раздался, казалось, чей-то голос:
«Целый день работы всего за одну меру
пшеницы или за три меры ячменя!
Но елея и вина все же не тронь!»
Откр. 6:5–6
Всадник на вороном коне посещал Россию не раз на протяжении всей истории [86]. Последний перед описываемыми событиями раз масштабный голод, унесший множество жертв, разразился в 1891–1892 годах [87]. Во время Великой русской революции пик голода пришелся на осень 1921 – весну 1922 года, хотя случаи массового голодания в отдельных регионах регистрировались с осени 1920 года до начала лета 1923 года. Согласно данным официальной статистики, голод охватил 35 губерний с общим населением в 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов [88]. Имеющая довольно широкое хождение оценка потерь только от «главного» голода 1921–1922 годов в 5 млн человек (без учета подъемов смертности от голода в 1918–1920 годах) попала в первое издание «Большой советской энциклопедии» [89], хотя, как мы уже отмечали, отделить потери населения от эпидемий и от голода в принципе невозможно.
Причиной голода стали страшная засуха 1921 года и неурожай зерновых и других сельскохозяйственных культур, усугубленные аграрной политикой большевиков, и прежде всего продразверсткой, усиленной в 1920 году. В результате этого посевные площади резко уменьшились. При этом ни у государства, ни у крестьян никаких запасов продовольствия не было. Ситуация осложнялась коллапсом транспортной системы и дефицитом топлива, что не позволяло перебросить продовольствие, например, из Украины.
К тому же голодали-то в основном крестьяне, носители, по мнению Ленина, мелкобуржуазного сознания. В пролетарские Петроград и Москву в 1918–1919 годах гнали эшелоны с хлебом, невзирая ни на какие трудности.
Кроме того, как и в 1891 году, правительство не имело достоверной информации о ситуации на местах и также опоздало с принятием срочных мер. Голод помог Советской власти подавить нарастающее крестьянское сопротивление – у людей на территориях, охваченных голодом, просто не было сил сопротивляться большевикам [90].
Понятно, что в советских газетах главными виновниками голода объявлялись царизм, белогвардейцы и интервенты, а также «внутренняя контрреволюция». Именно они, как считалось, в свое время разорили те регионы, где голод был особенно сильным. При этом как-то не замечали, что Казань, Симбирск и Самара стали «красными» уже осенью 1918 года, а Саратов был таковым всю Гражданскую войну, при этом именно на данных территориях урожай 1920 года был изъят подчистую. В то же время на голубом глазу утверждалось, что «русский голод – стихийное бедствие, которое нельзя было ни предвидеть, ни предупредить». Так формировалась удивительная логика советского руководства, дожившая до самого распада СССР.
На самом деле советское правительство знало о приближающемся голоде заранее. Первые известия о случаях смерти от голода пришли в Москву в феврале 1921 года из Самарской губернии, где «ввиду неурожая 1920 года и взысканной непомерной разверстки в 10 млн пудов» крестьяне стали голодать уже с января, а «в половине февраля начались голодные заболевания и смертные случаи». При этом в печати «помещать статьи о голоде не позволялось» [91]. 17 февраля было принято постановление Президиума ВЦИК «Об организации комиссии ВЦИК по оказанию помощи сельскому населению, пострадавшему от неурожая в Рязанской, Калужской, Орловской, Тульской и Царицынской губерниях» под председательством М. И. Калинина, которую часто путают с Помголом, о котором речь пойдет далее.
Комиссия не имела не только внятных полномочий, но и своего аппарата и собиралась, как говорится, по большим праздникам. Ее решения не вышли за рамки военно-коммунистической риторики, и единственной декларативной формой ее помощи стали заявления об уменьшении размеров продовольственной разверстки с районов, получивших статус голодающих. В результате 23 июня 1921 года состоялось последнее заседание этой бессмысленной комиссии, ставшее завершением весьма неудачного опыта государственной помощи голодающим.
Масштаб бедствия стал очевиден уже весной 1921 года: урожайность упала вдвое по сравнению с уровнем 1913 года. В конце 1921 года пуд муки в Саратовской губернии стоил миллион рублей при среднемесячной зарплате рабочего в несколько тысяч. За ведро картофеля можно было купить дом, а за
