и Кубани) возникли большие проблемы со снабжением населения продуктами.
Еще Временное правительство 25 марта 1917 года ввело так называемую хлебную монополию [64], которая предполагала передачу всего объема произведенного хлеба за вычетом установленных норм потребления на личные и хозяйственные нужды. Однако она фактически была сорвана нежеланием зажиточных крестьян и помещиков продавать хлеб по низким государственным ценам, а также спекуляциями частных торговцев.
Большевистское правительство было вынуждено пойти гораздо дальше этой полумеры и ввело продовольственную диктатуру [65]. В мае 1918 года Народный комиссариат по продовольствию (Наркомпрод) был наделен неограниченными чрезвычайными полномочиями по закупке хлеба по низким государственным ценам, свободная торговля запрещалась и были введены карательные меры против лиц, скрывающих хлебные излишки.
В мае рабочие крупных городов, наиболее страдающих от голода, по собственному почину начали формировать вооруженные продовольственные отряды (продотряды) и посылать их в деревни для как правило насильственного изъятия продовольствия. Правительство Ленина поддержало это движение [66].
После того как усилиями Народной и Сибирской армий прекратились поставки продовольствия из занятых ими Поволжья и Сибири, правительство Ленина приступило в июне 1918 года к организации комитетов бедноты (комбедов) [67], которые стали чрезвычайными органами власти в деревне. С их помощью большевики стремились организовать беднейших крестьян и батраков, обеспечить им поддержку, в том числе и вооруженную, со стороны рабочих и направить против зажиточных крестьян, имеющих зерно, предназначенное для продажи.
В январе 1919 года малоэффективная и осуществлявшаяся полупартизанскими методами продовольственная диктатура была заменена централизованной и планомерной продразверсткой. В начале 1919 года упразднили и комбеды. В 1920 году правительство Ленина увеличило размеры продразверстки и распространило ее почти на все продукты сельского хозяйства (теперь крестьяне должны были практически безвозмездно отдавать государству не только хлеб и картофель, но и другие продукты питания, а также сырье – кожу, шерсть и т. д.).
Понятно, что крестьянам, и не только зажиточным, все это сильно не понравилось, и они перестали поддерживать коммунистов. Это позволило в короткий срок сформировать антибольшевистские армии, в частности Сибирскую и Вооруженные силы Юга России (ВСЮР). Белое движение выросло из подпольно-партизанского состояния в регулярные и хорошо организованные армии, получило в зернопроизводящих районах юга и востока страны социальную поддержку и экономическую базу. В итоге оно закрепило за собой районы Северного Кавказа, Поволжья, Урала и Сибири, богатые людскими и хозяйственными ресурсами.
Лидеры Белого движения в большинстве своем стремились к восстановлению дореволюционных порядков. На территорию, занятую армией Деникина (ВСЮР), возвращались помещики, которым местные военные и гражданские власти помогали расправляться с крестьянами и выколачивать недоимки – долги по арендной плате за 1917–1918 годы. К тому же солдаты белых армий хотели есть не меньше красноармейцев, а деньги, печатаемые белыми правительствами, стоили не больше советских, и крестьяне продавать за них продукты не хотели.
Пополнение войск личным составом и лошадьми, их снабжение продовольствием и фуражом срывалось, и белые вынуждены были проводить насильственные мобилизации и бесплатные реквизиции, что быстро привело к грабежам, а также расстрелам и поркам тех, кто уклонялся от мобилизаций и сопротивлялся реквизициям.
В Сибири вернувшихся помещиков не было, но в части реквизиций и мобилизаций колчаковцы ничем не уступали деникинцам. Все попытки сопротивления этим мероприятиям воспринимались белыми как «большевизм» и беспощадно подавлялись расстрелами, виселицами и массовыми порками шомполами и плетьми.
В общем, все как в кинофильме «Чапаев»: «Белые пришли – грабют, красные пришли – грабют! Ну куды крестьянину податься?» [68]. Так что крестьянам пришлось выбирать наименьшее зло. Им очевидным образом оказались красные. Конечно, в массе своей крестьяне были весьма далеки от какой-либо идеологии, в том числе и социалистической. Из двух предложенных диктатур – красной и белой – они выбрали красную – Советскую власть – хотя бы потому, что она не пыталась отнять у них вожделенную землю и вернуть ее помещикам. Красные были на стороне будущего, хотя и весьма туманного, а белые – на стороне хорошо известного прошлого.
Если до лета 1919 года численность белых армий шла вверх, то затем она начала падать. Существует цифра привлеченных в Красную Армию за три года – 6 707 588 человек [69]. Что касается численности белых армий, то в литературе встречаются отрывочные сведения по отдельным белым армиям и конкретным периодам войны [70]. Экстраполяция этих данных позволяет утверждать, что если в начале Гражданской войны (до лета 1919 года) наблюдался примерный паритет в живой силе, то к окончанию войсковых столкновений в 1920 году превосходство красных стало кратным (до 3,5 раза). Это не удивительно, если учесть, что на территории, контролируемой РККА, находилось примерно 100–105 млн человек, а у белых армий в совокупности – максимум 40–50 млн человек.
Впрочем, превосходство в живой силе еще не гарантирует победы. Большую роль играют логистика (проблемы с транспортом в значительной степени сводили на нет превосходство красных в человеческих ресурсах), снабжение и вооруженность армий.
Большевики уже к концу зимы 1917/1918 годов унаследовали от имперской России практически весь ее военно-технический запас: на контролируемой ими территории находилось большинство арсеналов, складов боеприпасов и военной промышленности. Белым ничего другого не оставалось, как рассчитывать, что «заграница нам поможет». При этом их лидеры считали материальную помощь моральным долгом союзников, поскольку Россия, по их мнению, понесла огромные людские и материальные потери ради общей победы в мировой войне, а большевизм в равной степени угрожает как России, так и всей Европе.
Страны Антанты за свою помощь требовали проведения демократических реформ, признания независимости национальных государств, образовавшихся на окраинах бывшей империи, прежде всего Финляндии, республик Прибалтики и Закавказья, передачи помещичьей земли крестьянам, созыва Учредительного собрания, установления в России после победы над большевиками парламентской республики и т. п. [71] Белые диктаторы, будучи монархистами и приверженцами «единой и неделимой», очень болезненно воспринимали предъявляемые западными союзниками требования и выставляемые условия, уклонялись от обещания каких-либо демократических преобразований, особенно от признания независимости новых государств, за исключением Польши.
Французы же за свою помощь еще хотели денег. «27 января 1919 года в Ростов-на-Дону прибыл глава французской военной миссии капитан Фуке и привез с собою длинный документ, который должен был подписать генерал Краснов. Суть этого удивительного документа сводилась к следующему: «Донские казаки… должны предоставить все свое личное имущество в виде гарантии требований французских граждан, понесших материальные потери вследствие революции в России. Донские казаки должны возместить убытки тем из французских граждан, которые пострадают физически от большевиков, а также вознаградить семьи убитых в гражданской войне. Донские казаки обязуются удовлетворить требования тех французских предприятий, которые вынуждены были ликвидировать свои дела из-за беспорядков в России. <…>
Другими словами, донские казаки, которые воевали с немцами в 1914–1917 гг. и с большевиками в 1917–1919 гг., должны были возместить французам все их убытки, причиненные последним теми же немцами и большевиками.
– Это все, что
