как побелели глаза у лошади.
У Анаиса не было ни одного шанса. Сразу несколько копий вонзилось в него, и ни одно не задело лошадь. Спартанцы знали, что ранить животное нельзя, потому что оно может унести всадника, поэтому целью был царь. Лишь когда тело соскользнуло на землю, лошадь взбрыкнула и умчалась.
Царская стража пришла на болото охотиться на преступников, но никак не сражаться со спартанцами. Смерть Анаиса заставила их сплотиться, но это уже не помогло. Их мечи были легко отбиты, а сами они свалены на землю ударами щитов.
Тисамену ничего не оставалось, как только идти рядом с сыном Леонида. Их противники уже занервничали, поняв, с кем имеют дело. Одно лишь слово «Спарта» стоило целого полка. Численное преимущество было за ними, но Плистарх направил отряд прямо в сердце вражеского строя. Первый удар спартанцы нанесли копьями, сразив ближайших, которые упали под ноги товарищам. Но остальные успели собраться, выстроить защитную шеренгу и поднять копья. Войны выигрывают не оружием, а мастерством. Каждый пришедший с Плистархом спартанец знал, как преодолеть такую защиту, и умел это делать. Они прошли строй гоплитов с такой легкостью, как если бы опытным воинам противостояли зеленые юнцы.
Когда копья ломались или застревали в телах, в ход шли не мечи, а наводящие ужас кописы, которыми спартанцы прокладывали себе путь. Каждый воин представлял собой стену из бронзы и безжалостного клинка, рубящего по пальцам, голеням, ртам. Они прорубали кровавый проход в человеческой массе, не зная ни устали, ни жалости.
Гневный рев утонул в криках, и когда все стихло, каждый испытал облегчение. Бежавших не преследовали, хотя Плистарх и не сдерживал никого. Спартанцы понимали, что преимущество все еще за аркадийцами, хотя половина их лежала на траве, поливая землю кровью.
Плистарх остановился, отдуваясь. Он знал, что убил человека, но не смог найти тело в этой кровавой мешанине и едва не зарезал Тисамена, когда тот вдруг возник в поле зрения. Прорицатель поднял руки и побледнел от той жестокости, которую увидел в спартанском боевом царе. Усилием воли Плистарх взял себя в руки, потушив воинственный пыл. Он вытер копис, осмотрел оставшиеся на лезвии зазубрины. За кописом проверке подверглись шлем и прочие доспехи. Это был обычный успокаивающий ритуал, знакомый с детства. И, как всегда, он помог.
– Хороший денек.
Тисамен стоял в отдалении, следя за тем, как царь понемногу возвращается в обычное состояние.
– Это третье, – мрачно сказал прорицатель.
– Если случится еще одно восстание против спартанского правления, я призову тебя снова, – сказал Плистарх.
– Ты потратишь впустую то, что было мне обещано! – ответил Тисамен.
– Тем не менее я воспользуюсь тобой. Во славу Спарты. Возможно, мы могли бы победить сегодня и без тебя, но возможно, и нет. Кто знает? Я не стану пренебрегать обещанием Аполлона.
– У меня другие планы… – начал Тисамен.
Плистарх посмотрел на него с неподдельным удивлением.
– Тебя приняли как спартиата. Я не могу отменить то, что сделано. Но как спартиат ты подчиняешься мне. Так у тебя было и с Павсанием. Если я решу использовать твой дар еще в двух сражениях, то потом отпущу тебя, как и было обещано. Или прикажу тебя убить. – Плистарх пожал плечами. – Хочешь – подчиняйся, не хочешь – не подчиняйся. Ты мужчина – выбор за тобой.
– Тогда я попрошу об одолжении, – сказал Тисамен.
– Не могу пообещать заранее, что соглашусь. Говори.
– Если я останусь на твоей стороне ради еще одной победы, моей четвертой, то прошу, чтобы последнюю ты приберег для афинян. Я дал клятву Павсанию и буду ее соблюдать.
Плистарх усмехнулся. День был нежаркий, и ветерок обдувал лицо теплом.
– Я согласен, прорицатель, – кивнул царь. – Хорошо. Даю тебе слово.
История Кимона – это, несомненно, история одного из величайших деятелей Древней Греции. Сын Мильтиада, командовавшего греческим войском при Марафоне, Кимон в юности пристрастился к вину, но потом взял себя в руки и стал афинским стратегом во время персидского вторжения. Роль, которую он сыграл впоследствии, засвидетельствована многочисленными источниками. Имея в своем распоряжении им лично подобранные команды, он сжег персидские крепости – такие как Эйон – и очистил от пиратов остров Скирос, где нашел кости Тесея, которые вернул в Афины. Кимон также захватил Кипр и предотвратил третье вторжение персов в Грецию, уничтожив их флот на реке Эвримедонт и разгромив там армию. Таким образом Кимон содействовал падению царя Ксеркса, убитого его собственной охраной. Кимон стал величайшим стратегом Афин, львом нового поколения.
К сожалению, информации о ключевых годах между персидскими войнами и конфликтом со Спартой очень мало. Утрачены, например, подробности кончины Ксантиппа, умершего около 478 года до н. э. – сразу после образования Делосского союза. Это событие – основополагающее для современной Греции и потому имеет особое значение. Такие люди, как Аристид и Ксантипп, собрали греческих лидеров на Делосе и добились принесения всеми вечной клятвы. Физическим подтверждением договора, имеющим также и метафорическое значение, стали брошенные в воду железные слитки. Казна союза в течение многих лет находилась на Делосе.
Сведений о Перикле до достижения им тридцати лет тоже немного. Учитывая активное участие его отца в делах флота, можно предположить с высокой долей вероятности, что он находился рядом с Кимоном во время описываемых в книге событий, но полной уверенности в этом нет. В последующие годы он возглавлял руководство как на море, так и на суше. Но готовиться к этой роли Перикл мог только в указанное время.
Я позволил себе вольность, отправив персидского полководца Артабаза на Кипр ко времени нападения Греции. Артабаз действительно участвовал в сражении при Платеях и остался жив – единственный из крупных военачальников персидской армии. Используя подкуп, убеждение, силу и откровенную ложь, он вывел около двадцати тысяч персов через Македонию и современную Болгарию (Фракию) на территорию империи. Здесь можно провести поразительное сравнение с «маршем десяти тысяч», описанным Ксенофонтом (как показано в «Соколе Спарты»). Урок заключается в следующем: независимо от того, пишут историю победители или нет, кто-то должен это делать. Без Ксенофонта, поведавшего об этом эпическом возвращении, подробности утеряны навсегда. Ксеркс принял Артабаза весьма радушно и в награду за службу назначил его сатрапом в область Геллеспонта. Я также сделал его участником сражения на реке Эвримедонт, хотя свидетельств этому нет. Так или иначе, его военная карьера продолжалась и после этого.
Перикл вернулся домой в Афины после смерти отца. Он и в самом деле был хорегом (меценатом) постановок Эсхила, включая «Персов», самой ранней из сохранившихся трагедий, для праздника в честь Диониса, проходившего в Афинах каждую
