— Вы настаиваете на этом браке, ваше величество? — осведомился Пол.
— Да, — ответила Мария. — Если моя сестра покинет королевство, я избавлюсь от главной причины всех недавних волнений.
— Вы не думали, ваше величество, что любая попытка выслать ее может стать причиной мятежа от ее имени? — сказал Пол, понимавший, что вопрос с принцессой придется так или иначе решать, поскольку тот отвлекал от великой задачи восстановления в Англии истинной веры. — Она пользуется популярностью, и нет никаких поводов в чем-либо ее обвинять.
— Меня оскорбляет само ее существование! — пронзительно вскричала Мария. — Откуда мне знать, не замышляет ли она чего-то против меня? Ее имя значится в центре всех этих недозрелых заговоров. И есть еще тот изменник, сэр Генри Дадли, который прячется во Франции и собирает силы, чтобы свергнуть меня, а французы его поддерживают. Вне всякого сомнения, они хотят посадить на трон мою сестру.
— И опять-таки у нас нет никаких доказательств, — заметил кардинал. — Прошлый опыт наверняка научил ее, что ввязываться в предательские интриги крайне глупо, да что там — смертельно опасно.
— А если она возражает против брака с доном Карлосом лишь потому, что не желает ехать в Испанию, питая надежды на престол?
— Мадам, это всего-навсего рассуждения, не подкрепленные ничем. — Навязчивые подозрения Марии уже успели утомить кардинала.
— Она до февраля была в Сомерсет-хаусе, и именно тогда мы впервые услышали о деятельности изменника Дадли, — вспомнила Мария. — Пусть тот дом обыщут, и если найдут какие-то бумаги, то тщательно их изучат. Возможно, мы все-таки найдем, в чем ее обвинить.
— Да будет так, мадам, — вздохнул Пол. — Я распоряжусь. Но предупреждаю, что в итоге вы рискуете выглядеть довольно глупо.
— Я рискну, — отрезала Мария.
В мае в Хэтфилд прибыли королевские офицеры.
— Нам приказано арестовать Кэтрин Эстли, — сообщили они ошеломленной Элизабет.
— Нет, — прошептала она, застигнутая врасплох.
Что это значило? Начало новой беды? Неужели королева никогда не поверит ей и людям, которых она любила?
— Нет! — скорбно возопила Кэт.
— Куда вы ее забираете? Что она сделала? — вопросила Элизабет.
— Нам приказано препроводить ее в Тауэр для допроса, — ответил капитан.
— Но почему? — настаивала Элизабет, крепко обняв плачущую Кэт.
— Совет намерен допросить ее по поводу некоторых бумаг, найденных в Сомерсет-хаусе.
— Бумаг?
— Я ничего не знаю ни про какие бумаги! — воскликнула Кэт. — Я ни в чем не виновата!
— Да, но они хотят использовать тебя, чтобы заманить меня в ловушку, — прошептала Элизабет. — Они не смеют ничего сделать мне, так как я нахожусь под покровительством короля, но смогут, если зацепятся хоть за что-то. Будь осторожна и не давай истолковать свои слова как измену. Они помнят, о чем ты уже говорила, и хотят попытаться еще раз.
— Ступайте же! — скомандовал капитан.
Кэт подтолкнули к ожидавшему ее паланкину, и она в последний раз отчаянно обернулась через плечо.
Бумаги, похоже, были лишь поводом. Насколько смогла понять Кэт, в них не содержалось никаких улик ни против нее, ни против кого-либо другого. Но мысли ее путались от страха, а вопросы сыпались один за другим.
— Расскажите еще раз — было ли вам или леди Элизабет известно о заговоре сэра Генри Дадли?
— Нет! — ответила Кэт уже, наверное, в тысячный раз.
— Общались ли вы или она с изменником Дадли?
— Никогда. Мы обе верны королеве, и леди Элизабет искренне любит ее величество. Если бы королева считала иначе, она не пожелала бы больше меня видеть.
Ей не верили, — похоже, она чересчур громко отстаивала свою невиновность, и после нескольких дней допросов Кэт бросили в сырую вонючую камеру Флитской тюрьмы, где ей составляли компанию лишь крысы и мыши. Кэт окончательно отчаялась — если они так обходятся с пожилой женщиной, то что могут сделать с ее любимой леди Элизабет?
Элизабет же томилась в Хэтфилде, гадая об участи Кэт и молясь о ее возвращении.
Наконец у нее появилась надежда: в июне прибыли лорд Гастингс и сэр Фрэнсис Энглфилд, верные ей члены совета.
— Сударыня, королева шлет вам свои извинения за то, что лишила вас вашей служанки миссис Эстли, — сказал сэр Фрэнсис. — Однако арест ее был необходим, поскольку своим поведением она могла обесчестить ваше имя.
— О чем вы, милорды? — удивилась Элизабет. — Миссис Эстли предана королеве не меньше моего и так меня любит, что никогда и ничем не могла бы мне навредить.
— Это еще предстоит выяснить, сударыня, — возразил Гастингс, — но в знак своего расположения ее величество посылает вам бриллиантовое кольцо и на словах передает, что вы, по ее мнению, достаточно умны и рассудительны, чтобы не злоумышлять против нее.
— Я никогда и не собиралась, — твердо ответила Элизабет. — Но меня беспокоит судьба моей служанки. Надеюсь, ее хорошо содержат и кормят?
Советники неловко переглянулись.
— Можете не отвечать — я и так знаю, что она в тюрьме! — бросила Элизабет. — Что ж, придется немедленно исправить это. Я дам вам денег, чтобы оплачивать ее содержание и питание. Пока, разумеется, ее не освободят, что должно случиться незамедлительно, ибо за ней нет никакой вины.
— Будем надеяться, она докажет свою честность, — почтительно молвил Энглфилд.
— Доказывать ее вину должно государство, — напомнила ему Элизабет.
— От этой Эстли им ничего не добиться, — сказал кардинал Пол.
Мария нахмурилась.
— Я надеялась, что ее удастся использовать, — призналась она. — Конечно, на самом деле мне хотелось бы допросить мою сестру, но это невозможно.
По крайней мере, без одобрения Филиппа, явно поддавшегося обаянию Элизабет. Без его санкции Мария не стала бы делать ничего.
— Я бы отправила ее в Тауэр, но опасаюсь последствий, — молвила она вслух. — Я послала гонца к королю, испрашивая совета.
Ответ известен, подумал Пол. И оказался прав.
— Его величество требует, чтобы я написала сестре любезное письмо, — сказала ему Мария несколько дней спустя. — Она должна понять, что я не питаю к ней ни пренебрежения, ни ненависти, но, напротив, люблю ее и высоко ценю. — В голосе королевы прозвучала горечь. Если бы Филипп так же заботился о ее собственных чувствах! — И он настаивает, чтобы я пригласила ее во дворец.
— Разумное предложение, — заметил Пол. — Его величество поступает мудро. Леди Элизабет лучше быть под вашим присмотром, чем замышлять мятеж в Хэтфилде.
— Благодарю ее величество за любезное приглашение, но, к сожалению, домашние дела не позволяют мне им воспользоваться, — объявила Элизабет королевскому курьеру. — Возможно, я передумаю, когда вернется моя служанка миссис Эстли.
Сочтя свой ответ достаточно смелым, она нашла Сесила и все ему рассказала.
— Не знаю, имело ли смысл столь вызывающе отвечать? — прошептала она.
— Вы не сделали ничего дурного и вправе выразить негодование, — заметил Сесил. — Конечно, им не удастся ничего доказать против миссис Эстли, и ее арестовали лишь потому, что не осмелились проделать то же самое с вами. Это очевидно, а коли так — успокойтесь, ибо ничто не угрожает ни вам, ни вашей доброй миссис Эстли.
— Благодарю вас, — ответила Элизабет. — Не знаю, что бы я делала без ваших мудрых советов.
Вскоре прибыл пожилой сэр Томас Поуп, доброжелательный джентльмен-католик, которого королева назначила гувернером сестры.
— Я не настолько глупа, чтобы не понять: его поставили следить за мной, — сказала Элизабет Сесилу. — Зачем мне гувернер?
— Он здесь и для того, чтобы вас защищать, — ответил Сесил. — Его бдительность не даст врагам обвинить вас в каком-либо заговоре. На вашем месте, сударыня, я оказал бы ему радушный прием.
— Последую вашему совету, друг мой, — пообещала Элизабет.
С сэром Томасом Поупом приехала вдовствующая дама, миссис Кокс, которую королева прислала на замену Кэт, — образчик порядочности, набожности, умеренности и скромности, но при этом доброжелательная и готовая помочь. Элизабет, однако, не позволила ей исполнять обязанности Кэт.
— Их возьмет на себя Бланш Перри, — уведомила она миссис Кокс. — Мы привыкли друг к другу, к тому же она и раньше прислуживала мне в отсутствие миссис Эстли.
Миссис Кокс смиренно склонила голову и присела в реверансе, но позаботилась о том, чтобы не спускать глаз с Элизабет. Ее можно было встретить повсюду — за обедом, в саду, в галерее, в гостиной по вечерам. Элизабет стойко переносила ее вездесущее присутствие, памятуя, что слова Сесила насчет сэра Томаса Поупа относились и к миссис Кокс.
Сэр Томас нравился ей. Он отличался живым умом и, будучи высокообразованным юристом, основал один из колледжей в Оксфорде. Он оказался приятным застольным собеседником, и в присутствии мастера Эшема их разговор всегда оживлялся.
