— Убрал, ваше сиятельство, в карман. В суматохе их и потерять недолго, опять же в бою без них лучше. Каждый супостат как завидит их, так в тебя или пулей или с штыком полезет, подумает — начальство.
— А ты, оказывается, хитрый! — засмеялся Мадатов.
— А как же! Без хитрости на войне я б давно башку где-нибудь в Германии или Польше оставил.
— Снимай, ребята, ранцы. Без них будет легче, — сказал Мадатов.
— Это так, и колоть, и прикладом сподручнее… и солдатикам полегше, вашсиясь!! — послышались голоса. И ранцы полетели на землю.
— Знает князь солдатское дело, — с одобрением заметил Санька и, подобравшись поближе к поручику, шепнул: — Вашбродь, Александр Николаевич, вы уж, за ради бога, держитесь возле меня… штыковая атака дело страшное и тяжелое.
Небольсин улыбнулся, тепло поглядев на старого солдата.
Паскевич не принимал решения, хотя вся персидская армия уже перестроилась в боевые порядки и заканчивала свой маневр. Он стоял на возвышенности и молча наблюдал за противником.
— Что он медлит, что он медлит? — с отчаянием закричал Мадатов. — Надо атаковать врага. Еще десять минут — и тогда будет поздно! Алексей Александрович, поезжай к нему, скажи, что пора ударить в штыки!
Вельяминов в сопровождении двух казаков поспешил к генералу.
Паскевич оторвался от подзорной трубы и хмуро посмотрел на него.
— Пора начинать атаку. Персы уже закончили перестроения, и каждая минута дорога, прикажите атаковать!
Иранская артиллерия открыла огонь. Тяжелые ядра стали падать возле русских шеренг. От взрыва бомб подножие Зазал-Арха стало затягиваться дымом, осколки с визгом и воем разлетались в воздухе. Солдатские шеренги стояли неподвижно.
— Ваше высокопревосходительство, персы уже открыли огонь. Сейчас они пойдут в наступление. Прикажите начать атаку! — снова, уже громче, сказал Вельяминов.
— Место русского генерала под ядрами, а не здесь, — вместо ответа произнес Паскевич и отвернулся.
Вельяминов повернул коня и поскакал обратно.
— Ну что? Разрешил атаку? — дрожа от нетерпения, спросил Мадатов.
— Он сказал, что место русского генерала под ядрами! — иронически произнес Вельяминов.
Он расстелил на земле бурку и улегся на ней.
— Безобразие, сумасшедший дом! — закричал Мадатов и, вскочив на коня, понесся к вершине Зазал-Арха, где находился Паскевич.
Горячий и возбужденный, он подскакал в ту минуту, когда двое офицеров, полковник Симонич и подполковник Греков, оба взволнованные, горячо убеждали Паскевича начать атаку.
— А вы уверены в успехе? — нерешительно спросил генерал.
— Вполне, ваше высокопревосходительство. Наши кавказские солдаты умеют Побеждать атакуя, — ответил Симонич.
— Отвечаю головой! — запальчиво закричал Мадатов. — Прикажите атаковать, иначе персияне раздавят нас массой.
Паскевич обвел их глазами и махнул рукой. Что подразумевал он этим жестом — неизвестно, но и Мадатов, и офицеры поняли. Это как знак разрешения атаки.
Мадатов в карьер понесся к стоявшим под огнем батальонам.
Персидские батальоны задвигались. Над их рядами, заколыхались знамена. Золотые, желтые, зеленые, со львами и солнцем, со скрещенными саблями они поднялись над колоннами одетых в синие куртки и белые штаны сарбазов. Послышались голоса команд, взметнулись клинки шашек, забили барабаны, завыли рожки, и иранская пехота двинулась на штурм.
Над степью горело солнце, колыхалась пыль. Иранские орудия немолчно били по русским.
— Ну что, воздействовал на гвардейского Цезаря? — с легкой усмешкой спросил Вельяминов.
— Разрешил. Открывай огонь, а я к пехоте! — соскакивая с седла, на бегу крикнул Мадатов.
Иранская пехота уже была на расстоянии семисот-восьмисот шагов. Сверкая ружьями, она густой массой, шла на редкую, двухбатальонную первую линию русских солдат.
Вельяминов, словно пружина, вскочил с бурки и бросился к орудиям, возле которых с дымящимися факелами стояли бомбардиры.
— Батареи, по наступающему врагу, первая батарея — ядра, вторая — бомбами — огонь! — закричал он, и уже давно ждавшие этого артиллеристы дали орудийный залп из двенадцати пушек.
— Беглый, с переменой на картечь, огонь! — снова закричал Вельяминов. — Хорошо, братцы, еще, еще так же! — возбужденно крикнул он, видя, как десятки бомб разорвались в самой гуще наступающих сарбазов. И персидские, и русские орудия гремели без перерыва. Сизый пороховой дым застилал все вокруг. Разрывы бомб, визг осколков, грохот залпов и шипение катившихся по полю ядер заполнили воздух.
— Ну, братцы, пришел и наш черед. Подпускайте ближе перса. Залп-другой, а потом — в штыки! Я буду возле вас. Действуйте смело, мы — русские, а значит, победа с нами! — обходя солдат, говорил Мадатов.
— На вас первый удар, зато вы первыми и погоните кизилбашей, — проходя мимо Небольсина, сказал он. Солдаты не мигая строго смотрели на подходившие иранские батальоны.
Иранские батальоны тем временем приблизились и вдруг, опустив штыки наперевес, с хриплым криком «алла» побежали на русских.
Сардар Аллаяр-хан, командовавший левым флангом иранской армии, махнул платком — и огромная двенадцатитысячная конница ринулась в шашки на два слабых, насчитывавших не более семисот пятидесяти сабель донских казачьих полка. Донцы в пики приняли первый удар налетевших курдских сотен. Несколько минут шла невообразимая свалка, в которой ржали кони, взлетала густая пыль, слышались хриплые крики, удары, вопли и брань. Отдельные всадники, вырвавшиеся из общей массы дерущихся, действовали самостоятельно, кто стрелял с коня, кто колол или рубил одиночных пеших или отбившихся от общей свалки людей. Кони без всадников носились по полю, а треск сабель, орудийные залпы и крики людей тонули в общем невообразимом хаосе.
Казаки были смяты. Они повернули коней и, миновав выдвинутые во фланг херсонские батальоны, поскакали за вагенбург. Туча персидской конницы, вопя и размахивая саблями, понеслась за ними, но, по пути изменив направление, оставила смятые казачьи полки и повернула в сторону русской пехоты. Развернувшись на скаку и создав нечто вроде полковой колонны, она неудержимой лавиной ринулась на две русские роты. Дротики и шашки сверкали в воздухе.
Паскевич побледнел.
— Тыл в опасности. Выдвинуть роту из резерва.
Но его приказания никто не расслышал, так как батальон херсонцев, стоявший на фланге, вдруг опоясался огнем и дымом. Раздался грохот залпа, и десятки всадников и копей, как скошенные, легли под огнем херсонцев. Новый залп и затем крупная картечь двух русских фланговых орудий вырвали еще больше жертв у курдов.
Роты, свернувшись в каре, держа на прицеле ружья, были всего в пятидесяти шагах от первых рядов мчавшейся конницы. И вдруг передние кони разом остановились. Сшибая их, сзади налетели всадники. Те, что скакали за ними, заметались и, топчась на месте, стали что-то надрывно кричать… Сзади давила и напирала на передних вся густая масса иранской конницы. Впереди был глубокий, скрытый волнообразной поверхностью овраг, в котором уже стонали раздавленные упавшими конями люди. В эту минуту ударили картечью оба русских орудия.
Десять боевых ракет разорвались над головами курдов — и вся масса кавалерии повернула назад. Еще две гранаты лопнули под копытами коней.
— Молодцы, прекрасно отбили атаку, — сказал Паскевич, глядя на тучу пыли, в которой исчезла конная масса противника.
Азарт боя и только что одержанный успех воодушевили его.
Пушечный гул катился по долине, и его эхо отдавалось где-то возле Куры. Сизый дым стлался по земле. Огонь орудий и сверкания разрывов, то прекращавшийся, то снова начинавшийся грохот барабанов, возгласы команд, блеск штыков — все это напоминало Паскевичу батальные картины, которые висели по стенам императорского дворца.
— Хорошо идут персы, даже сохраняют равнение, — похвалил Давыдов, глядя на стройно и густо шагавшие батальоны персидской пехоты.
— Впору бы и французам! — отозвался Паскевич.
Сейчас он не был похож на того растерянного и неуверенного в войсках генерала, каким был полчаса назад. Лично храбрый, он не раз и в турецкой кампании, и во французском походе видел смерть лицом к лицу, и теперь картина начинавшегося генерального боя увлекла его. Он внимательно следил за всеми перипетиями сражения, зорко и вовремя замечая каждое движение своих и вражеских войск.
— Много их, Денис Васильевич! Как бы не подавили массой наши батальоны, — тревожно сказал он, указывая пальцем на восемнадцать иранских батальонов, уже вплотную подходивших к первой линии русских.
— Все возможно. Надо предупредить резервы.
— Прикажите карабинерам выдвинуть роту в случае, если и вторая линия не выдержит удара.
