– Какое? О! Это подозрение поистине чудовищно,–сказал, улыбаясь, художник. – Я просто стыжусь его и не знаю, не будет ли с моей стороны дерзостью говорить о нем. Только строжайшее приказание вашего величества могло бы заставить меня…
– Я вам приказываю! Говорите!– произнес король.
– Хорошо. Прежде всего признаюсь откровенно, хоть причиной этому служит, быть может, наивное тщеславие художника, но я очень удивился, что герцогиня поручила ученику заказ, который мог осчастливить любого мастера. Вы помните моего ученика Асканио, сир? Прелестный юноша! И, клянусь, он мог послужить дивной моделью для статуи Эндимиона.
– Ну и что же дальше? – нетерпеливо спросил король, хмурясь от подозрения, закравшегося в его душу.
На этот раз госпожа д'Этамп, несмотря на все самообладание, не могла скрыть своих терзаний: она ясно читала в глазах Дианы де Пуатье злорадное любопытство и, кроме того, прекрасно знала, что если Франциск I способен простить ей государственную измену, то ни за что не простит измены сердечной.
А Бенвенуто, словно не замечая страха герцогини, продолжал:
– Так вот, сир, при мысли о красоте моего Асканио я подумал… простите, быть может, французам мое предположение покажется несколько дерзким, но я сужу по нашим итальянским принцессам, которые, откровенно говоря, ведут себя в делах любви, как простые смертные… итак, я подумал, что чувство, побудившее герцогиню поручить этот заказ Асканио, не имеет ничего общего с любовью к изящным искусствам…
– Маэстро Челлини, – все более хмурясь, прервал его Франциск I, – думайте о том, что вы говорите!
– Я заранее извинился за свою дерзость, сир, и даже просил ваше величество разрешить мне промолчать.
– Я свидетельница того, что вы сами приказали ему говорить, – вмешалась Диана. – А теперь, когда он начал…
– Никогда не поздно замолчать, если знаешь, что лжешь, – возразила госпожа д'Этамп.
– Если вам угодно, герцогиня, я замолчу, – предложил Бенвенуто. – Для этого достаточно одного вашего слова.
– Но я желаю, чтобы он продолжал. Вы правы, Диана, некоторые вещи надо доводить до конца,проговорил король,не сводя глаз с Бенвенуто и герцогини. – Итак, сударь, говорите.
– Все это были только предположения, пока некое поразительное открытие не дало мне новую пищу для догадок.
– Какое?– в один голос воскликнули король и Диана де Пуатье.
– Я продолжаю,– тихо сказал Бенвенуто, обращаясь к госпоже д'Этамп.
– Сир,к чему вам держать лилию, пока он рассказывает свою длинную историю? – как бы не слыша слов Бенвенуто,заметила герцогиня.– Ваше величество так привыкли к скипетру и держите его так крепко, что я, право, опасаюсь, как бы вы не сломали этот хрупкий цветок.
И герцогиня с присущей ей одной улыбкой протянула руку к лилии.
– Простите, герцогиня, – вмешался Бенвенуто, – но этот цветок играет в моей истории важную роль, а потому позвольте мне для пояснения рассказа…
– Так, значит, лилия играет в истории важную роль? – воскликнула Диана, с быстротой молнии выхватив золотой цветок из рук короля. – В таком случае, госпожа д'Этамп права: если эта история хоть отчасти подтверждает мои подозрения, цветку гораздо лучше быть в моих руках. Ведь с умыслом или без умысла, а может быть, просто утратив самообладание, вы, ваше величество, действительно можете его сломать.
Госпожа д'Этамп страшно побледнела, предчувствуя близкую гибель; она схватила Бенвенуто за руку и уже открыла рот, намереваясь что-то сказать, но сделала над собой усилие, выпустила руку художника и сжала губы.
– Говорите все, что вам угодно,– процедила она сквозь зубы,– говорите…– И чуть слышно добавила: – Если посмеете.
– Да, да, говорите, маэстро, но будьте осторожны и не скажите лишнего, – заметил Франциск I.
– А вы, сударыня, будьте осторожны и не молчите слишком долго, – тихо обратился Бенвенуто к герцогине.
– Скорее! Мы ждем! – воскликнула Диана де Пуатье, сгорая от любопытства.
– Хорошо, я продолжаю. Представьте себе, сир, вообразите, сударыня! Оказывается, герцогиня и Асканио вели переписку…
У герцогини был такой вид, будто она ищет оружие, чтобы сразить им Челлини.
– Переписку? – переспросил король.
– Да, переписку. И, что самое интересное, эта переписка между бедным подмастерьем и герцогиней была любовная.
– Доказательства, маэстро Челлини! Надеюсь, они у вас имеются? – в ярости крикнул король.
– Разумеется, сир, – ответил Бенвенуто. – Вы понимаете, ваше величество, я никогда не решился бы высказать такое подозрение, если бы не мог его доказать.
– Так давайте же скорей эти доказательства, раз они у вас есть! воскликнул король.
– Простите, ваше величество, я ошибся, говоря, что они у меня. Они только что были в руках вашего величества.
– У меня? – удивился король.
– Да. А сейчас они у госпожи де Пуатье.
– У меня?– воскликнула Диана.
– Да,– невозмутимо продолжал Бенвенуто, который один только сохранял хладнокровие, ибо король был охвачен гневом, герцогиня пребывала в смертельном страхе, а Диана де Пуатье пылала ненавистью к сопернице. – Да, сир, доказательства в лилии.
– В лилии? – воскликнул король, беря у Дианы цветок и разглядывая его с напряженным вниманием, не имевшим на этот раз ничего общего с любовью к искусству. – В лилии, говорите вы?
– Да, сир,в лилии,– спокойно повторил Челлини.– Вы, герцогиня, знаете, что они там,продолжал он многозначительно, обернувшись к задыхавшейся от волнения госпоже д'Этамп.
– Я уступаю,– прошептала герцогиня.– Коломба не выйдет за графа.
– Этого мало,– также шепотом ответил Челлини.– Она должна выйти за Асканио.
– Никогда! – возразила госпожа д'Этамп.
Между тем король продолжал вертеть в руках роковой цветок с тем большим гневом и тревогой, что не мог выразить своих чувств открыто.
– Доказательства в лилии!– твердил он.– В лилии! Но я не вижу в ней ничего особенного.
– Ваше величество, вы ни за что не найдете их, не зная секрета, при помощи которого цветок открывается.
– Так, значит, есть секрет? Сейчас же откройте мне его, или я…
Франциск I сделал движение, словно собираясь сломать цветок; обе женщины вскрикнули. Король взял себя в руки.
– О сир! Жаль портить эту чудесную вещицу! – воскликнула Диана. – Дайте ее мне, и я ручаюсь, что найду секрет, если только он существует.
И своими тонкими, гибкими пальцами, ставшими, казалось, еще проворнее под влиянием ненависти, Диана принялась ощупывать все извилины и углубления золотого цветка.А герцогиня д'Этамп,изнемогая от волнения, безумными глазами следила за каждым ее движением. Сперва все попытки были тщетны.
Наконец, благодаря счастливой случайности или проницательности, обостренной ревностью, Диана нажала невидимую пружинку. Лилия тотчас же раскрылась.
Обе женщины снова громко вскрикнули: одна радостно, другая испуганно. Госпожа д'Этамп бросилась к Диане, чтобы вырвать у нее цветок, но Бенвенуто, удержав ее одной рукой, другой показал вынутое из лилии роковое письмо. Быстро взглянув в чашечку цветка, госпожа д'Этамп увидела, что тайник пуст.
– Я на все согласна, – сказала упавшим голосом герцогиня, не в силах продолжать борьбу.
– Клянетесь Евангелием? – спросил Бенвенуто.
– Клянусь!
– Где же они, ваши доказательства, маэстро Челлини? – нетерпеливо произнес король. – Я вижу только искусно сделанное в цветке небольшое углубление, и ничего больше.
– Верно, ваше величество, здесь ничего нет, – подтвердил Бенвенуто.
– Но прежде могло быть, – заметила Диана.
– Вы правы, сударыня, – согласился Челлини.
– А вы не подумали о том, сударь, что подобные шуточки могут очень дорого обойтись?
Люди и покрупнее вас жестоко расплачивались за попытку играть мной.
– Поверьте, сир, я был бы в отчаянии, если бы навлек на себя ваш гнев, – совершенно спокойно ответил Челлини.– Но, право, я не сделал ничего плохого, и, надеюсь, вы, ваше величество, не приняли всерьез этой шутки. Неужели вы допускаете, чтобы я с такой легкостью возвел на герцогиню столь тяжкое обвинение? Госпожа д'Этамп, если вы пожелаете, может сама показать вам письмо,вынутое из тайника. В нем действительно говорится о любви, но о любви Асканио к одной благородной девице. На первый взгляд такая любовь может показаться безумием, но Асканио, как всякий истинный художник, вообразил, что прекрасное творение достойно прекрасной девушки. Он использовал эту лилию в качестве посланца любви и вложил в нее письмо, в котором обращается к госпоже д'Этамп, моля ее, как провидение, о помощи. А ведь, как вам известно, сир, провидение всемогуще; и я полагаю, вы не станете гневаться на герцогиню, ибо, совершив это доброе дело, она приобщит к нему короля Франции. Вот и вся загадка, ваше величество! А если мои упражнения в красноречии оскорбили вас, простите великодушно! Вспомните, ваше величество, что вы всегда разрешали мне держаться в вашем присутствии просто и непринужденно.
