— Вы думаете, наши крестьяне не настолько наивны, чтобы все еще верить обещаниям большевиков дать землю? — возразил Нейссен.
— Наши крестьяне не так уж наивны. Доказательство тому: они не верят ни нам, ни красным. Они скорее пойдут за Махно.
— Я скорее пойду к большевикам, — Коленька больше не был самоуверен, — у них может выручить ум. У Махно ничто не поможет.
— Несомненно, Россия — это сумасшедший дом, — лорд Эндрю подвел итог настроениям, превалирующим в иностранных миссиях.
К утру бандитская армия исчезла, и Таганрог вернулся в свое обычное состояние.
Следующим волнующим событием был приезд 13 сентября польской делегации под эгидой Международного Красного Креста. Целью приезда делегации, возглавляемой генералом Карницким, было, как вскоре стало всем известно, достижение согласованности в действиях польской и белой армий.
Вера Кирилловна сразу же устроила прием для генерала Карницкого. На этот раз я не возражала. Но до того, как состоялся прием, Коленька привел меня в кабинет генерала Деникина.
Главнокомандующий был невысоким, обычного вида мужчиной средних лет. Он встал и пожал мне руку, выразив сожаление, что не смог присутствовать на похоронах генерала Майского. Потом сел за свой стол и сказал казенным тоном:
— Передо мной ваше прошение зачислить вас в армию полевой сестрой милосердия. Высоко оценивая ваше участие в нашем деле, я вынужден вам отказать.
Дошли ли до него монархические устремления Веры Кирилловны? Или он испытывал чувство обиды, обычное среди офицеров генерального штаба, выслужившихся с нижних чинов, таких, как он сам и генерал Алексеев, на генерала князя Силомирского?
— Никто не был ближе вас к покойной семье царя Николая II. Это может быть отрицательно воспринято нашим рядовым составом, — продолжал он. — Я отклонил аналогичные просьбы членов низложенной династии. — Он был более, чем оживлен, он был резок.
Моей первой мыслью было: «Алексей победил». Второй: «России я больше не нужна». Третьей: «Это от меня не зависит».
— Мне очень жаль, что вы не сможете меня использовать, — сказала я. — Я надеялась, что смогу внести свой малый вклад в дело, которое одно дает надежду на спасение нашей несчастной страны.
Тон генерала Деникина изменился.
— Я верю вам, Татьяна Петровна.
Он смотрел мне прямо в глаза. Мне нравилась открытость и честность, которую я читала на его крестьянском бородатом лице. Он напоминал мне царя без блеска и ореола величия. Он, конечно, был по душе царю.
После минутного колебания генерал поднялся и встал перед настенной картой России.
— Однако вы можете сделать для нас кое-что более ценное, чем просто служить на фронте.
Линия подвижных белых флажков, пересекавшая Украину севернее Киева, показывала недавнее стремительное наступление белой армии на Москву. Указкой генерал Деникин показал линию, пересекающую Подолию от румынской границы до Житомира.
— Этот участок держат польские войска — сорок тысяч человек в прекрасной боевой готовности, экипированные французами. Пока они ограничиваются сдерживанием противника. Если нам удастся убедить их атаковать в координации с нашим наступлением, успех обеспечен. Ваш отец имел влияние на поляков. Не поговорите ли вы с генералом Карницким?
— Генерал приглашен на прием в дом, где я остановилась. Позвольте спросить, какую позицию занимаете вы, ваше превосходительство, по отношению к польской делегации.
— Наши переговоры были сердечными, но, тем не менее, ни к чему не обязывающими. Поляки в обмен на содействие хотят иметь какие-то гарантии и для начала требуют Восточную Галицию. Очевидно, в их требования войдет также Волынь и другие пограничные провинции, которые были польскими столетия назад. Ot morza do morza — от моря до моря, — сказал он по-польски, — вот истинная степень амбиций новой Польши.
Я подумала, что они не очень отличаются от амбиций России. Большинство войн она вела за достижение этой цели.
— Нет ли у вашего превосходительства впечатления, будто поляки боятся, что правительство белой России не будет уважать их недавно завоеванной независимости?
— У них нет причин бояться нас, — заявил генерал Деникин. — Мы не экспансионисты и не империалисты. Наша цель — Россия единая и неделимая. Мы признаем польское государство в принципе, конечно. Но его окончательные границы не могут быть установлены до созыва Учредительного собрания.
Как генерал Деникин был похож на царя! То же самое Николай II говорил дяде Станиславу. Я знала, что было бы бесполезно объяснять генералу Деникину, что с точки зрения поляков ни царь, ни Учредительное собрание не имеют никакого права вмешиваться в дела Польши.
— Если бы был жив мой дядя Станислав Веславский, — сказала я, — я уверена, вы нашли бы в его лице сильного союзника. По сообщениям, его единственный сын Стефан был убит на русской земле.
— Я запросил отчет о расследовании, проведенном поляками и французами. — Генерал Деникин схватил суть. — Мне доложили, что вы хотели получить подтверждение этого трагического происшествия.
— Ваше превосходительство, возможно ли, что это был не Стефан, а кто-то, кто напоминал его?
— Все возможно в гражданской войне, Татьяна Петровна. Доказательство — бегство офицеров вашего отца из Кронштадта. Это был невероятный подвиг, такой же, как спасение, годом раньше, генерала Корнилова, заключенного в Петрограде. — Он помедлил, бросив взгляд на часы, поднялся и спросил:
— Могу ли я что-либо еще сделать для вас?
— Если вам позволяет время, до того как я буду разговаривать с польскими господами, не могли бы вы, ваше превосходительство, дать мне общее представление об относительной силе противостоящих лагерей? — Я рассматривала карту с любопытством к военным диспозициям, возникшим в общении с отцом.
— Охотно, — указкой генерал Деникин обвел границу территории, занятой Советами к западу от Урала. Потом сказал:
— Наши силы и силы союзников сильно распылены здесь, в пустынных землях дальнего севера. — Он указал сначала на Архангельскую губернию, потом на обширную территорию ниже Мурманска. — Наши союзники, особенно американцы, готовы оставить это предприятие. Здесь на северо-западе, напротив — указка передвинулась на запад от Петрограда, — наступает армия генерала Юденича. Если эстонцы его не предадут, а британцы не оттянут свою поддержку, он может захватить Петроград. Мы же тем временем форсированным маршем двигаемся на Москву, чтобы нас не застигли холода — наши войска, как не прискорбно, не снаряжены на случай холодов. Мы должны спешить еще и потому, что казаки, которые сражаются на нашей стороне, не любят долгих кампаний. Казак любит возвращаться домой в станицу, нагруженный добычей, как можно скорее. Мы также должны опасаться бандитов и анархистов у нас в тылу.
— Как Махно, — сказала я, — он привел в страшную панику моих хозяев.
— Вы видите, как непредсказуемо и рискованно наше положение, — генерал Деникин не позволил себе улыбки.
— А большевики? Кажется, они окружены.
— Они лишь оцеплены армиями, которые не могут связаться между собой. — Кончик указки пересек Урал. — Представьте себе, если можете, что телеграмма из Ставки в Омске идет до нас через Лондон и Париж! Теперь, что касается сил большевиков, то они имеют внутренние линии коммуникаций и промышленную базу. Их военная дисциплина поддерживается карательными отрядами. Их тактика усилена советниками бывшего германского Генерального штаба. Но большевики сильно страдают от голода, болезней и деморализации. Они на пределе. Таким образом, любой фактор может изменить баланс. Поэтому, вы понимаете, польское вмешательство жизненно важно.
— Я сделаю все, что смогу.
— Благодарю вас от имени Родины.
Снова Родина. У меня ее уже не было.
Казалось, генерал Деникин понял.
— Какие у вас теперь планы, Татьяна Петровна?
— Не знаю, ваше превосходительство.
Это зависело от исхода моего разговора с поляками. Это зависело от отчета о смерти Стефана. Я еще не была вполне готова повернуть свою жизнь к Алексею, теперь же это казалось заманчивым.
Генерал Деникин пожал мне руку.
— От всего сердца желаю вам успеха, — сказала я и ушла еще более смущенная и несчастная, чем пришла.
К приему польских гостей я тщательно оделась. Верная обету, принесенному в память о моей августейшей тезке, я отказалась от предложенного Верой Кирилловной жемчужного ожерелья. Вместо него я надела маленький золотой крестик на цепочке, который я купила у какого-то беженца в Таганроге.
— Наденьте, по крайней мере, ленту ордена Святой Екатерины, которую я нашла для этого случая, — уговаривала меня Вера Кирилловна, — она полагается вам, как княжне высшего ранга.
