Львиное Сердце - Бен Кейн

обмелела, сир, вследствие засухи. Зная это, воины Ричарда подобрались с лестницами со стороны берега, где стены не так высоки, и пошли на приступ.

Следом Маршал озвучил утомительно длинный перечень замков, взятых герцогом и Филиппом.

– Божьи кости, неужто не будет мне передышки? – пробормотал Генрих. – Есть что-нибудь еще? Новые послания от моего сына?

Днем ранее пришли два письма: от Генриха требовалось встретиться с Ричардом и Филиппом для определения условий. Накануне вечером приехали придворные французского короля, предлагая посредничество на переговорах. Генрих никому не дал ответа.

– Печально говорить об этом, государь, но послание есть.

Маршал извлек свиток, полученный совсем незадолго перед этим разговором.

Голова Генриха опустилась на подушку.

– Прочти.

Сломав печать, Маршал развернул пергамент и очень медленно, поскольку не слишком дружил с грамотой, прочитал послание про себя.

– Маршал?

Голос короля звучал слабо, но раздражительно.

– Вас вызывают в Баллан, государь, на переговоры с герцогом и королем Филиппом.

– Когда?

– Завтра, государь.

К его удивлению, раздался хриплый смех.

– Я слишком болен, чтобы проделать такой путь.

– Мы попросим отсрочки, государь, – сказал Маршал, и давно сдерживаемый им гнев на Ричарда прорвался наконец наружу. – Это разумно.

– Нет. Я буду там. Каковы условия?

– Вы должны полностью отдаться на волю короля Филиппа, сир. Принести ему оммаж за ваши континентальные владения. Его сестру Алису передадут опекуну, назначенному герцогом, Ричард женится на ней по возвращении из Иерусалима. Ваши подданные по обе стороны Узкого моря присягают Ричарду как наследнику всех ваших земель. Вы уплачиваете королю Филиппу возмещение в двадцать тысяч марок. Крестовый поход начнется Великим постом следующего года, когда вам, королю Филиппу и герцогу Ричарду предстоит собраться в Везле. До исполнения этих условий вы передаете три замка в Вексене или Анжу, – Маршал перечислил их, – в доказательство вашей доброй воли.

Генрих молчал.

Где-то вдалеке колокола аббатства прозвонили к вечерне. Солнечный свет лился в окно, золотистый и теплый, но не мог рассеять гнетущую обстановку.

Глаза короля были закрыты. Он лежал неподвижно, как покойник. Опасаясь, что худшее уже произошло, Маршал наклонился и с облегчением увидел, что ноздри слегка трепещут.

– Государь? – шепотом окликнул он.

– Отправляемся на рассвете. – Голос Генриха был едва слышным. – Распорядись насчет носилок.

– Государь.

– Оставь меня.

Два слова, пронизанные горем и печалью по упущенным возможностям.

– Хорошо, сир.

Маршал с тяжелым сердцем вышел из комнаты. Оставалось лишь надеяться, что его дальнейшая судьба будет не такой унизительной, какой обещала стать для короля предстоящая встреча.

В полумиле от городка Баллан, где назначили встречу, Генрих велел остановиться, настаивая, что последний отрезок пути он должен проделать верхом. Ему помогли взобраться на коня. Разбитый лихорадкой, с нездоровым румянцем на щеках и глубоко запавшими глазами, он был так слаб, что Маршалу приходилось поддерживать его с одной стороны, а де Бетюну – с другой. Королю предложили добраться до места встречи в носилках, но он не согласился. Теперь они двигались со скоростью запряженной волами телеги, и, когда они увидели Ричарда и Филиппа, назначенный девятый час уже прошел. Собралась большая толпа. Бароны, рыцари, епископы и священники, солдаты и простолюдины – все хотели стать очевидцами последней схватки между врагами.

Герцог не поприветствовал отца, только смотрел. Холодно. Отстраненно. Неумолимо. Филиппа ошеломил вид Генриха. Приказав подать ему плащ, он предложил свою помощь английскому королю, чтобы тот мог спуститься с лошади и усесться на земле.

Генрих, с горячечными пятнами на щеках, отказался.

– Я сюда приехал не сидеть и вести разговоры, а выслушать, что от меня требуют.

Филипп склонил голову.

– Очень хорошо, сир.

Маршал и де Бетюн, спешившиеся, стояли по обе стороны от короля и поддерживали его в седле. Никогда Маршалу не доводилось видеть, чтобы человека такого положения настолько унижали. Но король проиграл, и теперь ему предстояло выслушать требования Филиппа и своего сына.

Один из баронов французского короля зачитал условия, медленно и разборчиво. Когда он закончил, Генрих согласно кивнул.

– Вы соглашаетесь на все, сир?

Ричард заговорил в первый раз.

Генрих, не в силах вымолвить ни слова, снова кивнул. Ричард и Филипп обменялись взглядами.

В небе собирались темные тучи. Завороженные драмой, люди не замечали их. Неожиданный раскат грома заставил зрителей вздрогнуть. Будучи суеверным, Маршал перекрестился. И не он один.

Испугавшись грозы, лошадь Генриха дернулась. Ослабевший, полубесчувственный король завалился набок. Маршалу потребовалась вся его сила, чтобы не дать монарху выпасть из седла. Де Бетюн для большей надежности ухватил Генриха за тунику, и вдвоем они усадили его ровно. Решив, что королю и так хватает унижений, Маршал распорядился подать носилки. Для Ричарда и Филиппа нет разницы, как отбудет Генрих, в носилках или верхом.

– Носилки скоро будут, государь, – прошептал Уильям. – Продержитесь немного.

Король застонал.

Маршал с горечью думал о том, что столь высокородный человек пал так низко. Наконец-то все позади, подумал он. Генрих испил чашу до дна.

– Остается одно, – произнес Ричард.

Генрих, похоже, впал в забытье, и вместо него отозвался Маршал:

– Что, сир?

– Мой господин отец должен дать мне поцелуй мира.

«Неужели это никогда не закончится?» – подумал Маршал. Он бережно подергал короля за руку.

– Государь!

Генрих очнулся, Уильям объяснил, в чем заключается требование герцога.

– Ну хорошо, – прохрипел Генрих, и на лице его отразился проблеск душевного волнения. Он нашел силы, где-то глубоко внутри себя, и распрямил спину.

Ричард сел на коня и подъехал к ним, не смотря на отца; Генрих не смотрел на него. Герцог наклонился достаточно близко для поцелуя.

Генрих наклонился вбок и сложил губы, но щеки сына не коснулся.

– Дай мне Бог сил не умереть, пока я не отомщу тебе, – прошипел он.

Ричард в изумлении отпрянул.

Генрих ухмыльнулся, показав волчий оскал.

Ричард снова надел на лицо маску и отъехал прочь, не сказав больше ни слова.

Генрих охнул. Глаза его закатились, он обмяк в седле, потеряв сознание. Если бы не Маршал и де Бетюн, он упал бы на землю.

Еще более жестокий удар обрушился на Генриха на следующий день. В Баллане он потребовал список знатных особ, перебежавших от него к Ричарду и Филиппу. Прибыло письмо с именами изменников. Маршал попробовал утаить его от короля, но тот велел прочесть его вслух. В самом верху списка значилось имя его сына Джона.

От этой новости от щек Генриха отхлынула последняя кровь.

– Нет, – простонал он. – Только не Джон.

– Его имя стоит здесь, государь, – произнес Маршал.

– Нет. Нет.

Сокрушенный Маршал не знал, что сказать. Было известно, что Джон отъехал рано поутру, прихватив с собой имущество и немногих соратников, признававших его господином.

– Маршал! –