Обучая свою эскадру в 1797 году, он издает приказ «О снабжении больных свежей провизией во время плавания». Понимая, что таковой может не быть, он твердо утверждает: «Ежли господа командующие покупкою или из собственной своей провизии сколько чего на содержание больных служителей издержат на сколько суммою денег по окончании кампании в зарплату кому что следовать будет, деньги отпущены быть имеют».
В приказе он пообещал, если у командующих нет денег — выдать свои. Да, это тоже было постоянным правилом Ушакова; если, задерживаясь, не доставлялись деньги для флота, для еды, он платил свои. Вот, например, он пишет в приказе от 18 октября 1792 года: «По случаю же недостатка в деньгах по необходимости сбережения служителей в здоровье, отпускаю я из собственных своих денег тринадцать тысяч пятьсот рублей, из которых велено десять тысяч отпустить в контору Севастопольского порта для покупки свежих мяс, а три с половиной тысячи госпитальному подрядчику Куранцову для содержания госпиталей, который, не получая четыре месяца денег, пришел не в состояние к продовольствию больных».
Свои деньги для снабжения матросов он давал не раз, в том числе в заморских кампаниях. Неизвестно, сколько ему вернула из них казна, но они возвращались к нему беспредельной преданностью моряков, их любовью, их желанием исполнять службу «в совершенстве». Именно они стали главным капиталом русского адмирала Ушакова, именно они обеспечили его победы.
Парусный флот России к концу XVIII столетия достиг своего пика — ибо обладал большим количеством первоклассных кораблей, опытными капитанами, умелыми и хорошо обученными моряками. Он вышел на просторы Атлантики, Средиземноморья, Тихого океана. Он имел Ушакова. Флот становился необходимой частью державы. Этого требовала политика, этого требовала экономика, этого требовала история. Гаврила Державин, поэтическое нутро которого не раз чувствовало направление века, в 1795 году написал о флоте:
Он, белыми взмахнув крылами
По зыблющей равнине волн,
Пошел, — и следом пена рвами,
И с страшным шумом искры, огнь
Под ним в пучине загорелись,
С ним рядом тень его бежит;
Ширинки с шлемов распростерлись,
Горе пред ним орел парит.
Не только блестящие художественные образы были подвластны поэтам прошлого, лучшие из них были широкомасштабными мыслителями. Вот и Державин обращался к Российскому флоту, понимая его предназначение:
Водим Екатерины духом,
Побед и славы громкий сын,
Ступай еще, и землю слухом
Наполнь, о русский исполин!
Ты смело Сциллы и Харибды
И свет весь прежде проходил:
То днесь препятств какие виды?
И кто тебе их положил?
Пророчески прозвучали слова поэта в конце века:
— Ступай — и стань средь океана.
Пророчески, ибо утверждалось океаническое мышление, уходила захолустная водобоязнь, являлись морские стратеги, торжествовала новая тактика. У военно-морских сил России был свой флотовождь — Федор Федорович Ушаков. Ему далеко не все было подвластно во флоте, отнюдь не все нити управления им были в его руках, он сам входил в систему, где полнотой власти располагала даже не Адмиралтейств-коллегия, а монарх, интерес которого к флоту проявлялся далеко не всегда, а знания о нем были отрывочны и случайны. Но и в этих условиях Ушаков явил образец цельности, энергии, профессионального умения, политического мастерства, человеколюбия и долга.
В его систему входило:
— доскональное владение флотоводческим искусством;
— тщательная подготовка базы флота (то есть того, что мы нынче называем «материальная часть»);
— непрестанное обучение морских экипажей (своеобразный человеческий фактор).
Пройдя все ступеньки флотской службы, блестяще овладев мастерством кораблевождения, освоив искусство морского боя, став подлинным флотоводцем, он, казалось бы, отказывается от того, что было незыблемым символом веры военного парусного флота. Он нащупывает ее, эту новую тактику, с первых своих шагов в командовании кораблями, ищет наиболее эффективные пути. Еще в донесении М. Войновичу он пишет: «…нельзя соблюсти всех правил эволюции, иногда нужно делать несходное с оною, не удаляясь, однако, от главных правил, если возможно». И Ушаков не задумывался, когда нужно «делать несходное» с усвоенным раньше.
Его стратегия и тактика были подчинены конечному результату — сражению, уничтожению противника, победе. А раз так, то и вся тактика носила наступательный характер и получила название тактики решительного боя. До Ушакова у русского флота уже были блестящие победы. И он использовал все лучшее, что создали предшественники. Те победы имели свои особенности. При Гангуте и Гренгаме они были осуществлены с помощью абордажной схватки, атака при Чесме была произведена, когда флот противника стоял на якоре. Ушаков же в сражениях при Фидониси, Керчи, Тендре и Калиакрии в Средиземноморском походе применил новую маневренную наступательную тактику. «Морской сборник» в своем «победном» номере 1945 года посвятил этой наступательной тактике специальную статью. В ней говорилось:
«1. Основной целью боя Ушаков считал быстрый и решительный разгром противника. Возможность достижения этого он видел в смелом и свободном маневре, в предоставлении широкой инициативы младшим флагманам и командирам кораблей и в нанесении сосредоточенного удара.
Стремительная атака, сближение с противником на дистанцию картечного выстрела с целью введения в действие артиллерии всех калибров, удар превосходными силами по неприятельским флагманам — характерные для тактики Ушакова приемы. При этом он полностью отверг отжившие правила линейной тактики. Кильватерной колонне Ушаков противопоставил широкий маневр. Он не боялся ломать свою линию, смело прорезал строй врага, окружал вражеские корабли и громил их.
2. Ушаков очень тщательно организовывал оперативную и тактическую разведку. С момента назначения его главным начальником Черноморского флота Ушаков держал Черное море под неослабленным наблюдением своих легких сил. Располагая перед каждым сражением подробными данными разведки, он был отлично осведомлен о месте, составе сил и вероятных намерениях противника. Это позволяло правильно оценивать обстановку и наносить внезапные удары, обеспечивающие победу. При выполнении таких ударов походный порядок на флоте Ушакова нередко являлся и боевым. Адмирал учитывал, что потеря времени на перестроение может дать неприятелю возможность приготовиться к отражению атаки.
3. Непрерывно изучая противника, Ушаков правильно оценивал его сильные и слабые стороны. Так, Ушакову было известно, что турецкие корабли и их артиллерия превосходят по качеству русские, но он также хорошо знал, что боевая подготовка турецких матросов находилась на низком уровне, что лучше других подготовлены флагманские корабли и что команды других кораблей лишены инициативы. Поэтому во всех сражениях с турками Ушаков стремился в кратчайший срок выводить из строя флагманские корабли противника, нарушать управление его флотом и дальше довершать разгром, эксплуатируя победу, предоставляя при этом широкую инициативу своим флагманам и командирам.
4. Ушаков впервые создал резерв в морском бою. Он выделил специально для этого эскадру «Кайзер-флага» (главнокомандующего флотом), в которую вошли наиболее быстроходные корабли. Эскадра «Кайзер-флага» специально тренировалась на выводе из строя флагманских кораблей противника, потому что, как метко выразился Потемкин, «во флоте турецком бывает — сбит флагманский корабль — то все рассыпается». Командиры кораблей эскадры «Кайзер-флага» подбирались Ушаковым особенно тщательно, и в бою им предоставлялась большая самостоятельность.
5. Ушаков неизменно добивался, чтобы в бою инициатива всегда оставалась в руках флота. Все сражения, данные адмиралом, протекали именно в соответствии с замыслом Ушакова. Он упорно искал противника и навязывал ему свою волю, всегда действуя наступательно (даже при условии общего перевеса сил на стороне врага). Ушаков решительно отверг правила застывшей линейной тактики, по которым атаковать мог лишь сильнейший из сражающихся флотов, и строго осуществлял свой принцип: врагов не считают, их бьют.
6. Ушаков искусно сочетал огонь с маневром. Благодаря высокому уровню подготовки командиров кораблей и хорошей выучке артиллеристов флот Ушакова, как правило, сталкивался с противником на расстоянии картечного выстрела и только после этого открывал массированный огонь. Ушаков старался зайти с носа или кормы неприятеля и вести по последнему продольный огонь, наиболее губительный для парусных кораблей ввиду слабости их носового и кормового огня и ограниченности угла обстрела.
