– Кто командовал вами?
– Принц Конде! – отвечали те, кто не выдерживал пыток.
Принц Конде продолжал держаться невозмутимо: Ла Реноди все еще оставался на свободе, значит, обвинения против него доказать будет невозможно. Ведь он, чтобы отвести от себя подозрения, принимал у всех на виду участие в обороне замка.
Выстрел из аркебузы сразил и Ла Реноди. Его бездыханное тело доставили в Амбуаз и в назидание повесили на мосту через Луару.
В замке шли допросы с пристрастием. Было уже ясно, что принц Конде замешан в заговоре, но герцог де Гиз продолжал закрывать на это глаза. В данный момент ему это было выгодно. Он выжидал…
Молодой король был излишне импульсивен. Он спешно отправился в зал, где в окружении придворных Конде рассказывал анекдоты. В неистовстве топая ногами и стуча кулаком по столу, Франциск закричал:
– Есть люди, которые меня обхаживают, но при этом предают. Когда-нибудь, если Богу будет угодно, они у меня в этом раскаются.
Принц Конде был заранее подготовлен к любому предательству со стороны некоторых заговорщиков, и он не дрогнул и на этот раз. Во имя дальнейшей победы протестантов он не имел права положить свою голову на плаху. Для доказательства своих верноподданнических чувств он подошел к окну, указал на группу заговорщиков, проходивших в это время по двору в сопровождении стражников, и заявил решительным тоном:
– Нужно всех их повесить, Ваше Величество!
Король немедленно внял его совету. На другой же день начались казни.
Амбуаз превратился в обитель палача. Это был акт высокой политики, чтобы французская знать подчинилась трону, чтобы у подданных короля пропал вкус к интригам и всякой крамоле, – так считал герцог Франциск де Гиз.
Эшафоты, расположенные у подножия замка, привлекли толпу, жаждавшую кровавых зрелищ. Людей благородного происхождения не вешали, для них была предназначена секира. Придворные дамы и кавалеры спешили на крепостную стену, боясь что-либо пропустить. Гизы приказали устроить казни после обеда, чтобы развлечь дам, которые сетовали, что изнывают от скуки в этом захолустье.
Королева Екатерина Медичи заняла свое место рядом с королем и кардиналом Лотарингским. Все королевские дети, кроме пятилетнего Эркюля, расположились рядом. Они не осмелились проигнорировать приказ короля. Едва среди празднично разодетых придворных появился принц Конде, все осужденные на казнь дворяне приветствовали его поклоном, и он бесстрастно ответил на их приветствие.
– Трудно заставить себя не быть учтивым к людям, которые идут на смерть, – сказал он обращаясь к королю.
Франциск II не нашелся, что ответить.
Екатерина поняла и оценила поступок принца: в этой трагической ситуации он проявил столько решительности и хитрости, что оказался достойным исполнителем роли настоящего вождя реформатов.
Гугеноты шли на смерть, распевая псалмы.
По знаку герцога де Гиза глашатай, поднявшись на эшафот, громким голосом объявил:
– Бертран де Шодпье, виновный в ереси, государственной измене, в выступлении с оружием в руках против короля Франциска II!..
Высокий статный мужчина поднялся на эшафот, поклонился собравшимся и громко крикнул:
– Это ложь. Я взялся за оружие, чтобы защитить короля от его злейших врагов – лотарингцев.
Высказавшись, он положил голову на плаху. Удар топора палача – и его голова покатилась по эшафоту.
– Барон де Кастельно, уличенный в государственной измене и покушении на жизнь Его Величества.
– Нет, – возразил барон, пристально глядя в лицо молодому королю, – разве это преступление пойти против тирании Гизов и захвата власти, который они готовят?
Топор палача безжалостно вершил свое дело.
Одна из дам в восторге воскликнула:
– Как мило! Французские дворяне не только умеют устраивать заговоры, они умеют и красиво, как рыцари, умирать.
Только герцогиня де Гиз, Анна д’Эсте, не выдержала кровавого зрелища. Обернувшись к роскошно одетым дамам, она закричала:
– Льется кровь подданных короля, умирающих за свою веру. Нас всех ждет кара Господа! Наш дом постигнет великое горе!
– Она позорит свою семью! – ахнули дамы.
Десятилетний сын Генрих с осуждением посмотрел на мать.
– Успокойтесь, герцогиня! – прошептала Екатерина.
Герцог де Гиз, охваченный гневом, поспешил увести жену, которой стало дурно от запаха крови.
Жестокость правила свой кровавый бал на сказочно прекрасных берегах Луары, в чьих водах отражались силуэты роскошных замков.
3. Лекарь для больной страны
После амбуазского заговора, причиной которого многие считали порочную политику лотарингцев, Екатерина понимала, что, если срочно не убрать с политической арены Гизов, Францию ждет неизбежная религиозная война, то есть кровавое будущее. Ставленник Гизов, канцлер Оливье, после казни реформатов скончался от горя, и королева поспешила воспользоваться моментом и назначила его преемником Мишеля де Лопиталя, последовательного врага фанатизма и убежденного защитника интересов государства. Благодаря усилиям королевы, чаша весов склонилась к либерализму. Екатерина Медичи, на словах осуждавшая сторонников Реформации, на деле позволила им избежать зверских пыток и расправ, к которым настойчиво призывали Гизы и их сторонники.
Жестокие схватки множились по всему королевству, вновь католики и протестанты начали истреблять друг друга под руководством решительных и кровожадных людей. И если Колиньи поддерживал политику Екатерины, то Конде подстрекал к новым заговорам.
Могучий клан Гизов вновь решил перейти к репрессиям и задумал расправиться в первую очередь с кальвинистскими принцами крови, олицетворявшими легитимность в глазах большинства дворян и являвшимися серьезной угрозой их власти.
Оба Бурбона символизировали надежды тех, кто хотел избавиться от лотарингцев.
Короля Наваррского, Антуана де Бурбона, Гизы собирались умертвить тайно, принца Конде возвести на эшафот.
Королевство Наварра являлось надежным прибежищем для гугенотов. Супруги Антуан де Бурбон и Жанна д’Альбре обладали весьма несхожими характерами: он был неуверенным во всем, она – сильной, излишне прямолинейной личностью; приняв однажды решение, Жанна никогда его не меняла. После смерти отца Жанна сделала своего мужа королем Наварры, но правила королевством сама. Она часто упрекала мужа, что он проявил нерешительность, упустил время, и его опередили Гизы.
В один из дней Антуан протянул Жанне послание короля Франциска, который настоятельно требовал срочного прибытия принца со своим младшим братом, независимо от его желания, в Орлеан; в случае неповиновения король грозил показать, кто истинный повелитель в государстве.
Прочитав послание короля, Жанна посмотрела на мужа. Он был встревожен и бледен.
– Ни ты, ни Луи не должны ехать, – решительно произнесла она.
– Дорогая Жанна, это – приказ короля.
– Это приказ герцога де Гиза и его брата, коварного кардинала, которые решили заманить вас в ловушку.
Через несколько дней в Нерак прибыл принц Конде вместе со своей женой Элеонорой, получивший письмо от брата, чтобы вместе обсудить сложившуюся ситуацию.
Бесстрашный любитель риска принц Конде во время застольной семейной беседы заявил:
– Мы обязаны ехать. Я не хочу, чтобы меня считали трусом. Если мы не приедем в Орлеан, они скажут, что их обвинения обоснованы.
– Луи, – в отчаянии воскликнула принцесса Элеонора, – вы едете на погибель. Король не скрывает угрозы. Если ты так жаждешь умереть, собирай войско и погибни в бою за веру, а не на потеху Гизам на эшафоте.
– Они не посмеют причинить вред нам – принцам крови, – в запальчивости крикнул Луи.
Элеонора тут же напомнила мужу:
– Разве ты не был свидетелем, скольких принцев крови они уже погубили…
Пока семейный совет приходил то к одному, то к другому решению, новый гонец доставил в Нерак послание королевы-матери, которая заверяла братьев: им нечего бояться, и приезд их необходим, чтобы доказать свою абсолютную невиновность.
Вслед за письмом королевы пришло послание и от сторонницы гугенотов Жаклин де Лонгвей, герцогини де Монпансье. Она предупреждала братьев о грозящей им опасности и умоляла не покидать границ Наварры.
И все-таки принцы рискнули отправиться в дорогу, а Жанна д’Альбре начала подготовку к защите своего маленького королевства.
Некоторое время спустя ранним утром принцы и их придворные уже приближались к Орлеану. У воинственно настроенного Луи не было недостатка в преданных придворных, словно родившихся с зажатым в кулаке острым клинком и разящей без промаха шпагой. По совету жен преданные и проверенные в сражениях друзья сопровождали принцев на встречу с королем.
В это утро солнце через цветные витражи двух больших окон заливало волнами света будуар королевы-матери. Екатерина сидела перед огромным зеркалом. Одна из камеристок натягивала чулки тончайшего шелка на божественные ножки Ее Величества. Даже сейчас в возрасте сорока одного года, когда королева, садясь в седло, на мгновение приподнимала юбку, все отмечали красоту ее стройных ног.
