— Пусть подождут до конца заседания, — приказал консул и велел моряку, чтобы тот продолжил свои пояснения.
Другой моряк умер во время морского похода, а владелец корабля отказывался заплатить наследникам больше двухмесячной зарплаты. Вдова настаивала, что в контракте была оговорена не помесячная оплата и, значит, ей причиталась половина всей суммы.
— Продолжайте, — сказал Арнау, глядя на вдову и трех ее сыновей.
— Ни один моряк не заключает контракт помесячно…
Внезапно двери суда с силой распахнулись. Офицер и шесть вооруженных солдат инквизиции, бесцеремонно оттолкнув судебного исполнителя, ворвались в зал.
— Арнау Эстаньол? — спросил офицер, направляясь к нему.
— Что это значит? — вскрикнул Арнау. — Как вы смеете?
Офицер продолжал идти, пока не стал прямо перед Арнау.
— Ты — Арнау Эстаньол, морской консул, барон де Граноллерс?..
— Тебе это хорошо известно, офицер, — сказал Арнау, — но…
— По приказу суда святой инквизиции вы арестованы. Следуйте за мной.
Миссаджи попытались было защитить своего консула, но Арнау остановил их знаком.
— Будьте добры, отойдите от нас, — попросил Арнау офицера инквизиции.
Тот заколебался. Консул спокойно потребовал, чтобы он стал поближе к двери, и офицер нехотя повиновался, сделав несколько шагов назад. Арнау вновь занялся родственниками умершего моряка, чувствуя на себе тяжелый взгляд офицера.
— Выношу приговор в пользу вдовы и сыновей, — ровным голосом объявил Арнау. — Они должны получить половину всей зарплаты, причитающейся умершему за морской поход, а не за два месяца, как предлагает владелец корабля. Таково решение суда!
Арнау ударил молотком, встал и повернулся к офицеру инквизиции.
— Пойдемте, — сказал он ему.
Новость об аресте Арнау Эстаньола разнеслась по Барселоне, и теперь ее обсуждали все — от знатных господ до торговцев и простых крестьян-земледельцев в большей части Каталонии.
Несколько дней спустя в маленьком селении на севере графства черный монах привычно стращал местных жителей карой Небесной. Неожиданно появившийся офицер инквизиции сообщил странное известие.
Жоан посмотрел на офицера.
— Похоже, это действительно так, — подтвердил тот.
Инквизитор повернулся к людям, забыв, о чем он им говорил.
Арнау арестован?..
Он перевел взгляд на офицера, и тот вновь кивнул ему.
Арнау? Не может быть!
Люди забеспокоились и стали шушукаться. Жоан хотел продолжить проповедь, но не смог произнести и слова. Он еще раз повернулся к офицеру и заметил улыбку на его губах.
— Вы не продолжаете, брат Жоан? — спросил тот. — Грешники вас ожидают.
Жоан повернулся к селянам и велел идти по домам.
— Мы уезжаем в Барселону, — сказал он писарю.
Возвращаясь в графский город, Жоан часто отклонялся от своего пути, чтобы заехать в замок к Арнау. Если бы он сделал это сейчас, то увидел бы, как carlan из Монтбуя и другие рыцари, вассалы барона де Граноллерса, рыскали по его землям, наводя ужас на крестьян, которых снова стали подвергать дурным обычаям, когда-то отмененным Арнау. «Говорят, что сама баронесса донесла на супруга», — утверждал кто-то среди местных господ.
Но Жоан не проехал через земли Арнау. По пути в Барселону он и словом не обмолвился ни с офицером, ни с другими участниками их группы, ни даже с писарем. Однако не слышать того, что они говорили, он не мог.
— Похоже, что консула арестовали за ересь, — сказал один из солдат достаточно громко, чтобы Жоан мог услышать его.
— Брат инквизитора? — уточнил другой.
— Не сомневаюсь, что Николау Эймерик сможет выпытать все, — вмешался в их разговор офицер.
Жоан вспомнил Николау Эймерика, который часто хвалил Жоана за его успешную работу. «Следует бороться с ересью, брат Жоан. Нужно искать грех под видом людской доброты. В их спальне, в их детях и супругах». И он это делал. «Не надо сомневаться в том, подвергать ли их пыткам или нет, чтобы они сознались». И он старался, не зная устали. Какой пытке могут подвергнуть Арнау, чтобы он сознался в ереси?
Жоан ускорил шаг. Черная одежда, грязная и помятая, давила на плечи, не давая дышать полной грудью.
— Из-за него я оказался в таком положении, — говорил Женйс Пуйг, не переставая ходить из угла в угол. — Я, который имел…
— …деньги, женщин, власть, — усмехнувшись, подсказал сеньор.
Женйс не обратил внимания на его слова.
— Мои родители и мой брат умерли, как простые крестьяне, — голодные, измученные болезнями, которые бывают только у бедняков, а я…
— «…простой рыцарь без войска, которое я привел бы королю», — устало добавил сеньор, завершая фразу, звучавшую в этих стенах уже тысячу раз.
Женйс Пуйг остановился перед Хауме, сыном Ллоренса де Беллеры.
— Ну и как, впечатляет?
Сеньор де Беллера молча наблюдал за тем, как Женйс меряет шагами зал в башне замка Наварклес.
— Да, — ответил он после довольно продолжительной паузы, — более чем. Однако же твои причины ненавидеть Арнау Эстаньола кажутся мне смешными по сравнению с моими. Хауме де Беллера посмотрел вверх, на своды башни, и вздохнул.
— Ты не мог бы перестать кружить у меня перед глазами?
— Как долго еще ждать твоего офицера? — спросил Женйс, не переставая ходить взад-вперед.
Оба ждали подтверждения новостей, которые Маргарида Пуйг сообщила в последнем послании. Женйс в своих письмах из Наварклеса убедил сестру, чтобы та, навещая Элионор, которая большую часть времени проводила в одиночестве в доме, раньше принадлежавшем семье Пуйг, потихоньку завоевывала доверие баронессы. Маргариде не пришлось тратить много сил: Элионор нуждалась в доверенном лице, в человеке, который бы ненавидел ее мужа так же сильно, как и она сама. Именно Маргарида сообщила Элионор, что барон ходил в еврейский квартал, и придумала, будто бы Арнау изменяет ей с Рахиль. Теперь, как только Арнау Эстаньол будет арестован за связь с еврейкой, Хауме де Беллера и Женйс Пуйг сделают то, что они задумали.
— Инквизиция арестовала Арнау Эстаньола, — подтвердил офицер, вошедший в башню.
— Значит, Маргарида была права, — выпалил Женйс.
— Молчи! — приказал ему сеньор де Беллера, сидя в кресле, и обратился к офицеру: — А ты продолжай.
— Его арестовали три дня тому назад, когда он вел судебное разбирательство в суде консульства.
— В чем его обвиняют? — спросил Хауме.
— Пока не совсем ясно; одни говорят, что за ересь, другие, что за приверженность к иудаизму, третьи — за связь с еврейкой. Его еще не осудили; он сидит в подземелье, в тюрьме епископского дворца. Половина города — за него, другая половина — против, но все уже выстроились в очередь в его лавке и требуют, чтобы им вернули вклады. Я видел, как люди дерутся, пытаясь вернуть свои деньги.
— Им отдают? — вмешался Женйс.
— Пока да, но многие знают, что Арнау Эстаньол давал взаймы беднякам, и если он не сможет получить назад эти ссуды, то… Из-за этого люди и дерутся: они сомневаются в том, что меняла останется платежеспособным. Вокруг этого дела поднялся большой ажиотаж.
Хауме де Беллера и Грау Пуйг обменялись взглядами.
— Судя по всему, начинается обвал, — подытожил рыцарь.
— Ищи эту шлюху, которая вскормила меня грудью! — приказал сеньор офицеру. — И запри ее в подземелье замка. — Он нахмурился и добавил: — Да поторопись.
Женйс Пуйг подошел к сеньору де Беллере.
— Это дьявольское молоко было не для меня, — ворчливо произнес де Беллера. Он много раз слышал, что Франсеска должна была кормить собственного сына. — А теперь, когда у Эстаньола есть деньги и расположение короля, мне приходится страдать от последствий ужасного зла, которое передалось с молоком его матери.
Хауме де Беллере пришлось пойти к епископу, чтобы эпилепсия, которой он страдал, не рассматривалась как зло от дьявола. Тем не менее инквизиция не будет сомневаться в том, что Франсеска связана с дьяволом.
— Я хотел бы видеть моего брата, — заявил Жоан Николау Эймерику, появившись во дворце епископа.
Генеральный инквизитор сощурил свои маленькие глазки.
— Ты должен добиться, чтобы он признал свою вину и раскаялся.
— В чем его обвиняют?
Николау Эймерик откинулся в кресле и положил руки на стол.
— Ты хочешь, чтобы я сказал, в чем его обвиняют? Ты — великий инквизитор, но… Может, ты собираешься помочь брату? — Он посмотрел на Жоана, но тот опустил глаза. — Могу лишь сказать, что затронута очень серьезная тема. Я позволю тебе посещать его когда угодно, если ты пообещаешь, что целью твоих визитов будет добиться у Арнау признания.
Десять ударов кнутом! Пятнадцать, двадцать пять… Сколько раз он повторял этот приказ за последние годы?
